что же есть истина? На земле она или на небе? И что есть
картошка?
-- Не нужна она! -- огрызнулся старик, и в дохе зябнувший.
-- А если истина и нужна, то для того, чтобы искать и не
находить ее. Думать о ней. Но не тебе, олуху. Человек,
постигший тайну общественной картошки, на эшафот пойдет. По
розам.
Андрей проводил его до дома. Приехал на Пятницкую, в
чуланчике при кухне склонился над остатками картошки. Включил
свет, рассматривал плоды земли гороховейской. Неужели в каждом
из них -- тайна?
Старика схоронили той же зимой. Внуки его принесли на
Пятницкую вязанку книг, завещанных Андрею. Старикашка, видимо,
признал его не совсем тупым.
Книгам Андрей порадовался. Книги положили начало его
библиотеке.
Еще один звонок -- в жаркий июньский полдень, -- и Андрей
увидел перед дверью Галину Костандик, без мешка картошки, но со
знакомыми уже корзинами и сумками. Протянула пропуск -- письмо
от родителей Андрея -- и смело перекидала через порог поклажу
свою, не встретив сопротивления. Появилась она весьма кстати --
у Андрея засиделась однокурсница Марина, изрядно ему надоевшая:
льнула к нему с пугающим бесстрашием, укромным шепотом
выкладывая все свои семейные тайны, и так втерлась в доверие к
тетке, что ходила с нею на рынок.
На нее он и напустил Галину Костандик, а та мгновенно
оценила обстановку, надменно-суховато кивнула Марине, чтоб
потом разлиться радостью: "Мы вам так рады, так рады...
Да уж не вставайте, сидите, мы уж вас чайком угостим,
самоварчик поставим, за калачами пошлем..." Андрей захохотал, а
тоненькая Марина стала неуклюжей гусыней, саданула боком по
этажерке, засмущалась, прикрыла ладошкою рот, захихикала вдруг
деревенской дурочкой, ушла -- и больше уже на Пятницкую не
зарилась.
Родители писали, что гордятся сыном, победившим на
студенческом конкурсе; что о статьях его в научных журналах
знает весь Гороховей; что подательница сего письма Галочка
Костандик существо удивительное: не обладая обширными знаниями,
она тем не менее умна и проницательна; что для славы средней
школы No 1 города Гороховея ему, Андрею, надлежит подготовить
Галю к поступлению в институт; что...
Дочитывать он не стал. Одно ясно: проницательная Галочка
родителей -- облапошила, иначе бы не хлопотали педагоги,
устраивая судьбу гадкой девчонки, которая сейчас мурлыкала и
щебетала сразу, обнимая и расцеловывая тетку. Сбросила с ног
туфли на непривычном высоком каблуке, вошла в комнату Андрея,
согнула в локтях руки, уцепилась пальчиками за верх
крепдешинового платья и по-змеиному повела спиной, бедрами,
плечами, словно хотела выползти из прошлогодней выцветшей кожи.
На самом деле -- всего лишь провентилировала тело, окатила его
воздушными потоками. На Андрея смотрела так, будто видела его
каждое утро. Заскрипела сумками и корзинами, вытаскивая
гостинцы для тетки. Мигом окрутила старушку, даже что-то про
Бога прогнусавила. Затем принялась за Андрея. Сказала, что
поступать будет в педагогический, сочинение напишет, но вот по
физике ее надо поднатаскать.
-- В институте общежитие есть, для иногородних... --
обрадовала она Андрея. -- Не у тебя буду жить...
Руки длинные, ноги длинные, жест резкий и убедительный.
Стройность как-то диковинно совмещается с гибкостью. Лицо
продолговатое, подбородок оттянут книзу, но овал правильный,
нос точеный, крупный, глаза синие, мрачные, тонкие и прямые
брови умели округляться, превращая низкий лоб неандерталки во
вместилище высокоумных мыслей. Октавою ниже стал голос, но не
потерял умения быть по-детски умилительным. Грудь и бедра -- в
обычной восемнадцатилетней норме, почти не выделяются, но уж
Андрей-то знал, что они могут расширяться и укрупняться, что
они -- как лошадиные силы в моторе, временно отключенном.
Какой-то скрытый порок гнездился в этой девчонке, оборудованной
механизмами с криминогенными приводами.
На первой же натаске обнаружилось ее фантастическое
невежество. Ни один репетитор не мог ей помочь -- и тем не
менее все экзамены сдала на "хорошо" и в институт просунулась.
И пропала на несколько лет. А он закончил институт,
остался в Москве. Теткина квартира уже изживала себя, она
приглянулась внучке, собиравшейся замуж, и рязанский женишок ее
с нетерпением посматривал на Андрея: ну-ка, милок,
выматывайся... И Андрей перебрался в общежитие для молодых
специалистов.
3
Весь подъезд ведомственного дома отдали холостякам, на
каждую квартиру -- два, три и более инженера, в теплые дни все
окна распахнуты, радиолы мяукают и гнусавят, разнородная музыка
обрушивается на обитателей еще не снесенных бараков, прекрасная
половина их похаживает в гости к инженерам, чопорно покуривает,
сидит, самоотверженно процеживает: "Руки-то убери, парень, а то
-- оженю...", однако же долго не сопротивляется.
Пятеро их было, инженеров, в трехкомнатной квартире на
пятом этаже, потом один женился, но выписываться почему-то не
хотел, хотя твердо обосновался у супруги; второй же постоянно
жил на полигоне, в Москве появлялся только на праздники,
открывал комнатенку свою, видел в ней следы недавней попоечки,
удрученно сплевывал, захлопывал дверь и шел к лифту. Самую
большую комнату оккупировали братья Мустыгины, с этого-то
ведомственного дома началось приятельство Сургеева с ними,
дружба на технической основе здесь заложилась, чтоб перерасти
позднее в научное сотрудничество с клиринговыми расчетами, с
бартерными сделками.
Ни в каком кровном родстве они, Мустыгины, не состояли,
братьями их называли еще с института, Мустыгиным никто из них
не был, и почему именно такой сводный псевдоним взят был ими,
знали только сами мнимые братья, большие шутники и
конспираторы. Оба -- блондинчики, умеющие и любящие стильно
одеваться, привившие себе одинаковую манеру говорить,
прикуривать и накренять шляпу вперед, по-гангстерски. Им
нравилось иметь деньги -- сверх всяких окладов, премий и прочих
официальных вознаграждений за честный труд в стенах ОКБ,
зарабатывать такие деньги стало потребностью души, обоих
отличала редкостная смышленость, умение перенимать чужие
навыки, они могли бы -- при хорошей оплате -- резать мозоли,
выводить новые сорта тюльпанов для продажи, делать аборты, но
мозольный бизнес отвоевали татары в Сандунах, тюльпанное дело
хотя и давало норму прибыли много выше ожидаемой, казалось
братьям излишне трудоемким, аборты же не так давно разрешили, и
единственно приемлемым и выгодным оставалось -- выжимать из
диплома МАИ урожаи сам-десять. Поживу они чуяли не носом, а
бледно-розовой кожей спины, лопатками, икрами ног, пушком
верхней губы. К концу же 50-х годов быт столицы уснастился
множеством радиоприборов, косяком пошли телевизоры всех мастей,
через государственную границу просачивались портативные
магнитофоны, электромузыкальные инструменты. Действовала,
конечно, сеть ателье по ремонту и настройке, но государственный
заповедник был так обширен и так скверно охранялся, что отстрел
выгодных клиентов никакой опасности не представлял. В комнате
братьев постоянно ремонтировалось не менее дюжины аппаратов,
стенд для проверки блоков сделал им Андрей, и братья,
посовещавшись, преподнесли ему единовременное вознаграждение за
труды. Он принял его, поняв, что отказ нарушит бесперебойный
ритм полуподпольной мастерской, владельцы ее тончайшим образом
улавливали колебания цен, спады и подъемы в оплате услуг, и
неприятие денег умалило бы престиж братьев Мустыгиных. С того и
пошло. В пустующей комнате полигонного отшельника держался ящик
сухого болгарского вина, рядом с гостеприимным диванчиком. Жили
весело и дружно. Андрей по вечерам пропадал в библиотеке, но в
любое время готов был помочь братьям, а те, с утра до ночи
зашибая деньгу, тоже не забывали о нем, с разбором подтаскивали
в квартиру девиц, в уме плюсуя и минусуя, деля и множа,
изобретая коэффициенты для учета возраста, образования,
внешности и податливости, -- суммарный итог оказывал заметное
влияние на расчеты с Андреем, иногда блондины извещали
смущенно: "За нами кое-что..."
Нежданно-негаданно братья получили клиента, о котором и
мечтать не могли -- самого заместителя министра внешней
торговли. У того забарахлил телевизор штучного изготовления, с
особо изящной облицовкой передней панели, почему и не желал
хозяин обменивать его на серийный и надежно работающий. О
телевизор уже сломали зубы инженеры радиоминистерства, Андрей
был в кабинете главного технолога своего ОКБ, когда там повелся
разговор о строптивом аппарате. Братья, нацеленные им на
квартиру заместителя министра, прибыли туда во всеоружии, с
кучей ненужных измерительных приборов, скромно одетые и
немногословные. И не осрамились, аппарат заработал превосходно,
солидные деньги перешли из рук в руки, напыщенно-гордые
Мустыгины третью часть добычи протянули Андрею. А тот нервно
рассмеялся, дивясь щепетильной меркантильности сожителей. Но
братья все поняли по-своему и обомлели, на них снизошло
прозрение: они, хапуги, сорвали сделку, которая могла стать
эпохальной, они позарились на деньги, не сообразив, что у
внешторговца связи, знакомства в высших сферах,
рекомендательные звонки его открыли бы им двери еще более
респектабельных и перспективных квартир.
Ошеломленные собственной глупостью, таращили Мустыгины
глаза на Андрея, перестав дышать. Ночь прошла в безжалостном
самобичевании, утро увидело братьев обновленными и
перерожденными. Голубыми пронзительными глазами смотрели
обновленцы на стены квартиры, на бараки под окном, на
расстилавшуюся столицу, на мир, который будет покорен, несмотря
на допущенную ими преступную халатность. И чтоб еще раз не
опростоволоситься, братья завели картотеку на перспективных
клиентов, собрали в далеко идущих целях обширные сведения о
тех, с кем выгодно общаться. Первым в картотеку попал Андрей,
братья имели на него серьезнейшие виды, полагая, что в
скоротечном мире могут возникнуть понятные только Сургееву виды
коммерции. Бумаге Мустыгины не доверяли, досье хранилось на
магнитофонных кассетах и шифрованно, -- идею подсказал тот,
кого они уже не осмеливались называть Лопушком.
Работая с прицелом на будущее, братья не забывали про день
текущий. Телефон в их комнате звенькал и трещал почти
круглосуточно, и однажды они получили весть о канализационной
трубе, лопнувшей в радиомагазине и залившей подсобки и подвалы.
Двадцать с чем-то подмоченных магнитофонов "Яуза" были, не без
помощи братьев, сактированы и проданы им же за бесценок.
Доставленные на дом, осмотренные, обсушенные и
отремонтированные, "Яузы" разошлись за несколько часов.
Ужасающая вонь стояла в квартире, но многотысячная выручка того
стоила. Запах сортира решено было нейтрализовать одеколонными
парами немытых девок, поселенных в бараках, что поблизости;
особы эти, по оргнабору доставленные в Москву, как из лейки
поливали себя дешевыми духами, и если, прикинули братья,
"деревенщину" подпоить да пустить в пляс -- квартира
провентилируется быстро. Радиола, выставленная на балкон и
заоравшая на всю округу, оповестила о начале представительного
приема в известной всем девкам квартире на пятом этаже. Желтый
дым расстилался по двору, горели первые кучки опавших листьев,
и дым напоминал Андрею такие же сентябрьские вечера в
