семьи... нравственность... духовность. Я в этом смысле очень уважаю серьезных
музыкантов. Глинку. Моцарта. - Он глубоко вздохнул, даже с клекотом
получилось. Видно, слезы душили. - Так что к вам особая просьба... как к человеку
интеллигентному... Если что узнаете про мою половину... или где увидите... В
любое отделение милиции... или мне лично. - Мамин протянул узкую визитную
карточку. - Но если, Андрей Сабанов... - он отвернулся к окну. - Если
обманываете... что-то знаете... или узнаете да скроете... - Он не стал больше ничего
договаривать - только уронил серебряную длинную пульку пепла в пепельницу. И
даже зевнул. Странный, страшный человек. - До свидания.
В голубом холле в креслах на колесиках возле низенького столика с напитками
меня ожидали коллеги по цыганскому коллективу. Они поднялись, опираясь на
кресла, которые тут же поехали.
- Ну, что?.. - спросила Аня, едва не упав. - Что происходит?
Я мотнул головой, хотел позвать ее с Колотюком к лифту, как один из парней в
галстуке, стоявших в стороне с телефонной трубкой в руке, негромко окликнул:
- Подождите.
Подождали еще с минуту. Из коридора вошел, блеснув стеклянными дверями,
юноша в кожаной куртке, кожаных штанах, с плоским чемоданчиком. Оглядев нас
всех, увидел человека с футляром из-под скрипки, шагнул ко мне, открыл кейс и
протянул листок бумаги:
- Распишитесь... Авторучка есть?
Колотюк торопливо протянул мне авторучку с плавающей внутри девицей, и я,
понимая, что, возможно, подписываю себе смертный приговор, поставил
закорючку на гладкой бумаге.
Когда мы уже ехали по городу, Аня, которая тоже вдруг замолчала, и молчала
долго, сказала самой себе со вздохом:
- Какие богатые люди есть на свете!.. Он вам заплатил за скрипку? - Почему-то
вдруг перешла на "вы". - Сколько? Не считали?.. - Я вынул из кармана
запечатанный серый конверт, она отмахнулась. - Сами, сами посмотрите. Какое
благородство с его стороны. Возрождаются меценаты! Ты арракадиля телай
бахтали чергай... - Опять она про мою счастливую звезду.
"А если эти деньги в крови?.. - стучало у меня в голове. - Отвалили, не моргнув
глазом, двадцать пять тысяч долларов... - я видел цифру. - А тех парней, которые
подозреваются, что это они украли скрипку, что с ними будет? Убьют их? Или
прежде они меня убьют? А может, Мамин, подумав день-два, догадается: что-то не
то с этим Сабановым. Начнут за мной следить, выйдут на сбежавшую Наташу. А
может быть, уже следят? А деньги выдали, чтобы усыпить бдительность?"
Колотюк ехал рядом, крутя головой и дергая себя за ус. Может быть, он уже
подозревает меня в розыгрыше. Он неглупый дядька. Если я обманываю Мамина,
это опасно и для него, Колотюка. Но нет, не похоже... Просто мое столь близкое
знакомство с Лыковым и радует его, и пугает.
Колотюк обнял меня за плечи:
- Ну, рома, повезло тебе... За эти деньги можно Страдивари купить, нет?
- А хочешь - пропьем?! - опасно пошутил я. - Слабо? Улетим в Сочи и - месяц
в загуле?..
- Ну, ну, - прижалась ко мне Аня. - На водку мы и так заработаем, верно, шеф?
Вечером мы играли в "Яре" - гуляла азербайджанская братва с рынка, усатые
мужички заунывные песни, ели виноград и танцевали с белокурыми русскими
девицами. Я играл "Мурку" на гитаре и нарочно много пил. Домой я идти боялся.
В больницу к Нине не хотел. Оставалась одна покуда дорога - к черноокой Ане
домой...
Но постой... сегодня же должны были оперировать Володю Орлова?
Из комнаты метрдотеля я дозвонился в больницу, в корпус хирургии - и сквозь
шум и грохот родного ансамбля услышал:
- Не вышел из наркоза... умер.
Я даже не навестил его! Через час, как последняя скотина - впрочем, она хоть
шерстью покрыта, а я голый, - валялся на белых простынях с хохочущей и поющей
во все горло Аней... мне бы плакать, да не был сил... А Володька лежал сейчас
одиноко в каком-нибудь холодильнике - ибо уже ночь, и работникам морга также
нужно отдыхать.
12.
Я брел землей Москвы и Рима, кляня свой горестный удел,
но ни один владыка мира со мною знаться не хотел.
Я, нерешительный и слабый, пропивший душу и талант,
шел гулкой звездною державой - все мимо запертых палат.
Я сам не знал, чего я стою, и сам не знал, чего хочу,
я спал в земле и над землею, молясь случайному лучу.
Рыдал, как нищий, на одеждах неся как пуговки грибы:
- Не откажите же в надеждах... примите сирого в рабы.
Но, как когда-то в жизни дальней ты нежно прятала свой взгляд,
последний дряхлый черт печальный, зажмурясь, улетал в закат.
И не смотрел в глаза мне ангел, и даже божья стрекоза...
И глядя в зеркало я плакал, сам прятал от себя глаза...
За что, за что ж такие муки? Я, чтоб уйти от жизни той,
беру огонь смертельный в руки - он проливается водой.
Вчера мечтавший жить вовеки, сверкая скрипкой и смычком,
я прыгаю в любые реки - но вылетаю поплавком...
И нет мне смерти, нет покоя! Я, оплешивев, почернев,
готов приять кривой душою пусть самый страшный божий гнев.
Но нет и Бога во вселенной, в которой я столбом стою...
Лишь дождик сыплется нетленный в ладонь засохшую мою.
Иль это слезы человечьи, твои, любовь моя?.. И вот
я слышу отголосок речи, звездой рассекшей небосвод:
- Пойди к одной, единой Еве, своею страстью услади,
пусть сына выносит во чреве - сады для сына посади,
поставь жене одни ворота, и разожги один очаг...
И вот тогда увидишь что-то в неотвернувшихся очах.
13.
Я проспал у Ани до обеда, вернее сказать - притворялся, что сплю. Хотя руку,
подвернутую под живот, давно свело. Тошно мне было и жутковато. Похороны
Володи, наверное, послезавтра? Надо бы срочно передать Лии сколько-нибудь
денег... Может, "зеленых"? Для закупки хорошего места, на могилку и гроб куда
надежней наших, российских. Но если ЭТИ узнают, что раздаю доллары...
окончательно убедятся: тут что-то неладно. Да и Лия не сидит дома, а в больницу
мне идти никак нельзя. Пока не придумал, как вывезти Наташу, нельзя.
- Кофе будешь? - пропела из кухни Аня. - Ко-офе... - тоном выше. И терцией
выше. - Ко-офе. Кстати, ты знаешь, я левша? Если я тебя зарежу, то левой рукой. А
скрипачи бывают левши?
Слышал я - есть в Москве, кажется, в оркестре Минобороны, один такой
музыкант... Но поскольку при игре левши смычок давит на скрипку иначе, нежели
когда играешь правой рукой, скрипку приходится переделывать. Инструмент
вскрывают, переставляют пружину, дужки... И само собой, зеркально
переворачивают расположение струн... Но рассказывать обо всем этом Ане не
было никакого желания, да она болтала уже о другом:
- А вот мы спим... а вдруг бы к нам забрался вор и все денежки стибрил... А ты
знаешь, как возникло слово "стибрить"? Колотюк говорит, наши моряки из
Италии, с Тибра привозили что-нибудь... вино, тряпки... может, воровали на
базаре... Но надо узнать, говорит, не пропадало ли что-нибудь в их городе Пизе?
Не люблю я такие шутки. Застонал - и выдал себя. Тут же подскочила, стукая по
полу каблуками, как олениха, поцеловала. Пришлось подняться. Но и завтракая с
Аней, я продолжал молчать, глядя мимо нее, в огонь ада. Или, если это вам
покажется вычурно, - в глазок пистолета.
- Да что с тобой? - громко изумилась Аня. - Стесняешься за ночь? Но если тебе
чуть поменьше пить - вообще будешь с девочками гангстер. Ну, ладно... - И сделав
умильное личико, вытянув губки, нарочито щебечущим, девичьим голоском. - Что
вы больше любите, золотой, - фиалки или розы?
А может, эту женщину попросить помочь? Судя по всему, обожает розыгрыши,
тайны. Как бы что-то такое придумать, чтобы, допустим, не я, а она навестила
Наташу и записку ей передала? Скажу, что сестра... Но она же видела Наташу, и,
скорее всего, не раз в ресторане "Яр" с Маминым? Или сделать так, чтобы
передала Нине, а та (конверт в конверте) передаст Наташе, именно как сестре?
- О чем ты думаешь?.. - Аня приблизила смуглое лицо с золотистыми усиками над
губой. - Может, правда, махнуть нам сейчас в Сочи?.. а еще лучше - в Италию?
"В Италию..." О, если бы с Наташечкой в Италию... нам бы на полгода
хватило... а потом бы что-нибудь придумали. Неужто не заработаю на жизнь по
кабакам со скрипкой? Там, небось, тоже за трапезой музыку любят? Но ведь для
того, чтобы выпустили за границу (даже если Наташе купим загранпаспорт), надо
для скрипки, самой дубовенькой, специальное разрешение из музея им. Глинки в
Москве. Там определяют, государственное достояние у тебя в руках или можно
разрешить пересечь границу. Если разрешили выезд, платишь откупные, большие
деньги за эту справку. Потом будто бы их могут отдать, если вернешься со своей
скрипкой."
Да, есть идея. Наверное, лицо мое ожило.
- Ты чего-то хочешь? - чуткая Аня, разведя полы халатика, повела крутой
грудью, как новая машина фарами.
- Потом... - буркнул я и поднялся. - Когда будем праздновать покупку.
- О!.. - запела женщина. - Все стало вокруг голубым и зеленым!..
Я видел, в музыкальном магазине на улице Робеспьера висят ленинградские,
кажется, инструменты. И хорошо, если Аня будет свидетелем моего посещения
этого магазина.
- Но мне надо одеться!.. - волновалась она. Метнулась к зеркалам трюмо. - Без
меня не смей, рома!..
Когда мы вышли из дома, я оглянулся - так и есть, вот еще свидетели. За нами
шли два похожих аккуратных паренька, в кожаных куртках, но глаженых брючках,
в милицейских крепких ботинках. Неужто всю ночь караулили? Или сменили
караул? Ну, пусть, пусть убедятся, что скрипки у меня нет, и я иду покупать.
- Ой!.. - удивилась Аня, увидев, что я взял с собой старый пустой футляр. - А его-
то зачем? С новым футляром, небось, продают?
- Не всегда, - сквозь зубы ответил я. Наблюдательная у меня подруга.
Давно не был в этом магазине. Он стал куда богаче. Лампы светили золотым
светом на скрипочки, возлегшие на черном бархате под стеклом, и на
прислоненные к стене контрабас и виолончель. Я глянул на бирки и присвистнул -
работа не наша, из самой Италии. Боже мой!.. Да для кого их привезли в забытый
богом город?
- Берем? - выдохнула Аня. Она видела, как я потер лоб и щеку, вечная привычка,
когда волнуюсь. - Или дорого?
Скрипочки легкие и сочные на вид ( другого слова не подберу, ) не то что моя
обшарпанная, купленная когда-то в советской комиссионке. На одну из этих,
сияющих медовым лаком, у меня, пожалуй, хватило бы денег, но не покупать же я
сюда пришел, а устроить маленькое представление. Да и нельзя, нельзя (вдруг
меня в жар бросило!) за дьявольские деньги святой инструмент приобретать... это
действительно получится как в страшных снах моих - душу дьяволу заложил?
- Видишь ли, это альты, - наконец, я нашелся, что сказать. - Тоже скрипки, но у
них строй сдвинут на квинту.
- Я это понимаю, но ты что, на таких не умеешь?!
- Я могу на любой. Но мне-то нужен не альт. Если я привык петь теноровые
партии, а мне говорят - давай баритоном. Я, может, и спою... - Я заглянул за
колонну, увитую разноцветными лампочками, - наши соглядатаи торчали
неподалеку, разинув рты, уставясь на духовые инструменты, как на клубки
мерцающих питонов.
Мы вышли из магазина, и я, наконец, сообразил, что мне нужно сделать.
- На телеграф!.. Сестре позвоню, в "ящик". Может, в их городе есть? А что,
сгоняю на автобусе?.. Да и маму с отцом давно не видел.
- Мама - это святое... - разочарованно согласилась Аня. Не хотелось ей
отпускать меня.
Сквозь гул междугороднего телефона я услышал вечно кричащий голосок сестры:
- Проснулся!.. вспомнил!.. Приезжай, а то скоро вымрем тут все... будешь по
фотографиям только с нами разговаривать, как ясновидец... Когда? Я прямо сейчас
звоню на КП, заказываю пропуск... у меня там Таня Кустова подруга, она сделает.
Запомни - Кустова!
