А море катит прозрачные зеленые глыбы под луной... и хочется жить именно
здесь, жить долго и счастливо. И кажется, для этого теперь есть всё!
Но последнюю ночь перед фестивалем Андрей провел в тревожном
полузабытьи. Как мы уже отмечали месяц назад, сны ему перестали сниться.
Однако сегодня привиделось явственно: он стоит со скрипкой в темноте,
прислонясь к стене, уходящей до небес... и вдруг чувствует, что эта стена дышит
как живая, и только сейчас понимает - она покрыта шерстью, как кожа огромного
жаркого существа...
Утром Андрей пришел к директору Тартини с просьбой посоветовать: нужно ли
ему покупать фрак? Или сойдет обычный костюм? Синьор трагически округлил
угольные глаза и посоветовал купить фрак:
- Si, si... marsina...frac...
Пошли втроем ( с Наташей) по магазинам, но нигде фраков не было, а имелись в
продаже только легкомысленные пестрые пиджаки и белые штаны.
Синьор Тартини щелкнул пальцами, как будто выстелил из двух пистолетов, -
он вспомнил про свой старый фрак, который, возможно, подойдет для Андрея,
синьор носил его лет двадцать назад, когда сам был худ, как Андрей. Он попросит
свою домработницу принести его в отель к Андрею. Пусть синьор Сабанов ждет.
Но Андрей совсем забыл, что в отеле он живет под фамилией Лыков. И когда,
прождав час, совсем случайно он увидел с балкона, что перед входом в отель
растерянно топчутся сам синьор Тартини и женщина со свертком, выскочил к ним
красный от неловкости.
- Простите... Но я... я тут живу остановился под фамилией Лыков... Это другая
моя фамилия. У нас так бывает.
- Pseudo'nimo?.. - ахнул доброжелательный директор. - Cabanov-Likov? Э-это ка-
ак Nemirovitz-Dantcenko?
- Си, си.
Поднялись в номер, женщина осталась в коридоре, Андрей надел фрак
директора, фрак подошел, но был короток. Андрей выглядел в нем смешно. А
заказывать, шить новый уже было поздно...
Синьор Тартини простонал, закатив глаза, и объявил, что сделает так: он
назовет фамилию гостя, но скажет уважаемой публике, что синьор Сабанов только
что из морозной ( это в июле-то!) Сибири, и он выйдет в свитерке, джинсах, чтобы
поразить всех исполнением солнечного Россини. Контраст может даже принести
пользу.
Открытие фестиваля было назначено на два часа дня. Суеверный Андрей (
чтобы не отвлекаться, быть максимально собранным) попросил Наташу ждать его
на пляже.
Так и сделали.
Андрей никогда, конечно, не забудет, как за малиновыми кулисами он ждал
своей очереди, как нарядно одетые музыканты Италии, в лаковых черных туфлях,
поскрипывая, проходили мимо него на сцену и играли Россини. И публика
устраивала им овации.
Когда синьор Тартини лично назвал фамилию своего сибирского друга, Андрей
едва не выронил на пол скрипку. Подхватил на лету и, сердясь на себя, вышел на
ослепительную сцену, и продолжая сердиться на себя, в темпе чуть быстрее, чем
нужно, вихрем, легкими штришками ( так, наверное, ангелы чистят щеточками
зеркальные ботиночки Бога) выдал первые такты изумительной музыки... и
продолжил темп, и все же выровнялся, даже нарочито замедлил ритм, запел
смычком, как меццо, как поет эту мелодию лучшая исполнительница Розины
Тереса Берганца... И сразу же - ликуя и сломя голову - в финал! В сверкание льда
или снега, или фонтанов Италии с оскаленными львами...
Ему похлопали, но без восклицаний "брависсимо", которые звучали минуты
назад... Андрей сыграл на низких нотах арию учителя музыки, похохотал на
струнах, чертовщины какой-то добавил... вряд ли они слышали басовые
каденции... И зал, наконец, обрушился на него аплодисментами. И когда закричали
"бис", "браво", нарочно сыграл не из ожидаемого репертуара, а кусочек из
"Вечного движения" Паганини - когда-то Андрей исполнял его не хуже Гидона
Кремера...
Недоуменная тишина треснула, как театральный занавес. Андрею аплодировали
стоя несколько молодых женщин, очень красивых, с черными жемчугам на шее и
на голых руках...
После перерыва жюри объявило оценки: Сабанову присуждена вторая премия в
размере 20000 долларов. Обнимая его, синьор Тартини прошептал ( и Андрей
понял его):
- Первым должен быть итальянец... chiaro?.. понимаешь?.. Но и вторым должен
быть итальянец... но стал - tu! Ты - настоящий итальянец!
До банкета ( он был назначен на восемь вечера) оставался еще час. Денежный
чек Андрею получит завтра в бухгалтерии театра, по предъявлению паспорта.
Сабанов побежал в отель. А добежав до отеля, передумал заходить в номер -
ринулся на пляж, к своей красавице.
Проскочив над рельсами по мостику, размахивая скрипкой, закричал
вечереющему огненному морю:
- Победа!.. - Но где же Наташенька? На берегу уже малолюдно - народ
расходится ужинать.
- Победа! - крикнет он ей. Или нет... с угрюмым видом опустится рядом на
песок. Нет, не стоит пугать... Улыбнется, поцелует и шепнет: - Нам теперь хватит
денег на год жизни.... А там видно будет. Заработаем!
Он бежал мимо пустых пластмассовых лежаков, увязал в песке и думал под
раскаленным небом Италии, что надо бы купить все-таки скрипку получше...
Может, здесь даже со Страдивари повезет... или с инструментом Гварнери...
И еще думал о том, что именно сегодня напишет, наконец, матери письмо...
- Наташенька! Открой синие глазки!..
Он ее не сразу нашел. Она лежала вдали от воды, в стороне от
звездчатой тени зонта, в неостывшем еще песке, только голова торчит из
песка. Наташе нравится так закапываться. Правда, его сразу смутило - почему
и лицо в песке. Наверно, дети рядом баловались, она любит детей. Но что
это, что?.. На правом виске у нее - красная скобка... будто помадой
мазнули... и рядом бутыль валяется, большая, черная, из-под испанского
шампанского... Они ее ударили? Они...
- Наташенька!.. - Андрей упал на колени, приподнял ее, пытался
послушать сердце, мешала газета, невесть зачем сунутая под ее купальник...
отшвырнул - не было слышно ничего... Андрей уже все понял, но не мог, не
желал поверить... Он обернулся - газета... да, это не Наташенька воткнула
ее себе под материю... и газета вовсе не итальянская - как страшный сон,
знакомая "Сибирская газета". Так сказать, привет с Родины.
Когда Андрей с женой на руках вернулся в отель, чтобы вызвать полицию
( на пляже ни до кого не докричался, люди не понимали иностранца), номер
был приоткрыт - здесь побывали люди. Конечно, те же изверги. Андрей сразу
увидел на столике, под зеркалом, выпотрошенную сумочку жены (а должна она
висеть в платяном шкафу, нарочно прикрытая платьем Наташи, в ней были
деньги и все паспорта)...
Он стоял с мутящимся сознанием посреди комнаты, удерживая на весу
холодную, ставшую вдруг тяжелой Наташу, и скрипка его, каким-то чудом не
забытая на пляже, висела на левом онемевшем мизинце. Андрею что-то кричали
в уши вошедшие вместе с ним работники отеля. Появился и полицейский...
Без документов и без копейки в чужой стране - один мертвый и один
живой человек.
За что?! Будьте вы прокляты!..
Тебя я проклинаю, небо! Бог, бородатая змея!
И ты будь проклята, нелепо как блядь разверстая земля.
И пьяный Сатана меж вами на парашюте, дым петард...
И ангел не с двумя крылами - одно заложено в ломбард.
И вы, святые херувимы, в лучах, как в ярком гамаке.
И ты любовь - "не струйка дыма", как пел Утесов вдалеке...
И человеческая зависть, аж до седалища остро
грызущая, как травку заяц, съедающая все нутро!
И человеческая верность, которой нынче грош цена...
И ты, под алтарями бедность... и глупых старцев седина...
Лишь музыка одна - останься, звени во мне и вкруг меня,
простой мелодией романса и треском страшного огня.
Лишь музыка одна - вовеки и услаждай, и укрепи!
Твои необратимы реки, и вечен звон в твоей степи...
Но что мне арфа золотая и скрипки колдовская нить,
когда я горько понимаю - мне не с кем счастье разделить?
Без женских глаз, ночного хмеля, без милого ушка впотьмах
нет Моцарта и Рафаэля, нет храмов, вставших на холмах...
Вернешь ты мне, Господь суровый, любовь несчастную мою -
и в тебя поверю снова, век на коленях отстою.
Но нет любимой... мир огромен и как после пожара пуст.
И только ветер воет: Амен... и лишь проклятья рвутся с уст...
Где этот дьявол бородатый, в веках танцующий козел?
Но я не сам ли, виноватый, к нему в отчаянье пришел?
Да ведь и "Бог", с которым встречу ты праздновал -
не враг ли он
в обличье светлом?.. Правда, речью отменно свят, зело умен.
И ангел с личиком подранка, и младший совестливый черт -
всё есть подмена, всё обманка, как осетрина пятый сорт.
Все это мы уже видали, платили кровью в простоте,
ну, новы разве что детали, и те невнятны в темноте...
А истинного-то владыку нам ведать вовсе не дано.
Лишь книга есть. И эту книгу вкушай как хлеб и как вино.
Лишь Книга есть. Чрез те страницы смиренно ощути лицом
сияние его десницы: прочел? А прочее - потом.
Прочел? Покаялся за бредни, за легковерие и блуд?
Нагой, как рыба в старом бредне, стоишь - пока не призовут...
Но - призовут! Господь прощает, когда уж не осталось сил...
Ну, а покуда вопрошает как гром со звезд и из могил:
- Ты понял? Расскажи, что понял? - Я помню, желтую в глуши
монетку дьявольскую поднял - и не лишился чуть души.
Еще я понял, что на рынке на черном не купить талант.
А если есть он - в Книге, в Книге найдешь поддержку, свет и лад.
А есть он, дар необычайный в любом, кто верует в добро!
Как не вопил бы недруг тайный, напялив на рога ведро.
Как ни стращал бы рыжий ворог, сверкая глазом из угла.
И Люцифер не жег бы порох на языке... Уходит мгла.
И слаще меда, громче молний, играет музыка моя -
лишь потому, что помнит, молит любовь моя и за меня...
И это не она ль выходит из воздуха и из цветов,
еще пока вся - свет и холод, но вот я слышу шум шагов?..
И это не она ль, живая, раскинув колокол волос,
ко мне приникла, обнимая, и я как из земли пророс?..
И не подвластны мы распаду и не простимся мы вовек -
среди немеркнущего сада - мы, двуединый человек,
счастливый, с четырьмя глазами, детей несущий на плечах!
И блещет музыка над нами - играет Моцарт при свечах!
А мы уж с восемью руками, в сиянии - к лицу лицо,
как сквозь века - под небесами - катящееся колесо!
А вдруг и звезды, те и эти, летящие во все края,
всё это - люди - в Высшем свете - Божественного Бытия?!.
КОНЕЦ
г. Красноярск
Роман Харисович Солнцев,
660036 г. Красноярск, 36 аб.я 8636.
Дом. тел. 8-(3912)- 43955, сл. тел. - 493132.
