московском музее им. Глинки, чтобы его выпустили с нею за границу. "Достояние
культуры..." Ах, вот если бы у него был Страдивари... Когда-то попробовал
поиграть на скрипочке, с которой приезжал в Сибирь Виктор Третьяков.
Божественный звук.
Из переулка выскочила старушка на велосипеде и пела. Прокатил на
мотороллере парень, он орал во все горло "О, соля мия". Надо будет непременно
рассказать Наташе. Какой чудный город, какой чудный народ.
Синьор Никколо Тартини оказался почти копией Лексутова - такой же
толстенький, в костюме в обтяжку, только улыбка у него трагическая, а уж черные
глаза и вовсе, как у похоронившего если не любимую супругу, то доброго соседа, и
не далее, как сегодня, час назад... Оказывается, ему уже звонил синьор Лексутов из
Москвы, и разумеется, синьор Тартини включит синьора Сабанова в программу...
Ноты? Ноты он даст.
Синьор Тартини по-русски знал всего два-три слова, говорил то на немецком, то
на английском, чтобы гость понял.
Андрей по русской привычке предложил, сконфуженно размахивая руками,
посидеть в ресторане.
- О, амиго... если нет возражение, вечером... - И синьор Тартини приложил
ладошки к щеке. Сейчас жарко, он пойдет спать, спать, это у них называется час
сиесты.
И внезапно только сейчас до Андрея дошло: фамилия у директора -как у
знаменитого скрипача и композитора Италии 18-го века Тартини! Уж не родня ли?
Это судьба? Рок? И страшно стало Андрею. И нельзя было не спросить:
- Синьор... сорри... А вы не родственник великого Тартини? Который сочинил
"Трели дьявола"?.. - как сказать "трели"? - Тремоло дьябол?
- О!.. Джузеппе Тартини? - Синьор понял. Он заиграл пальцами в воздухе,
закивал, глядя на русского смеющимися ласковыми глазами (какие они славные у
итальянцев). - Ci, ci. E del tutto possibile.
Если английское "импоссибл" - невозможно, то, видимо, итальянское
"поссибиле" - возможно? Надо же, как мал мир, как близко всё во времени...
Взволнованный Андрей с нотами и со скрипкой, даже не переодевшись ( да и не
будешь играть на скрипке голым!), вернулся на пляж к Наташе.
- Миленькая моя!..
Она спала. Андрей завернул брюки выше колен, вынул скрипку из футляра,
встал на колени и тихо заиграл "Аве, Мария". Вокруг плескалась вода, визжали
дети, хохотали женщины, но у него не было ощущения, что ему мешают, да и он
вряд ли кому мешал. Наташа открыла глазки, улыбнулась, как Золушка... Андрей
заиграл весело и быстро знаменитый "менуэт" Моцарта... И услышал, что за
спиной аплодируют.
Обернулся - некие синьоры и синьорины стояли улыбаясь и кивая. Ребенок
подошел и бросил в раскрытый футляр от скрипки несколько монет. Андрей
смутился, присел, хотел было собрать и вернуть, но приблизились еще и молодые в
шортах люди, сверкнули черными очками, бросили доллар... "Господи, да если
что, если мы все прокутим, я тут смогу зарабатывать!" - весело отметил Андрей. О,
если бы он знал, что скоро, очень скоро так оно и будет... Но автор просит не
казнить его (автора) за неожиданно вырвавшуюся горькую реплику и возвращает
действие в тот день и час, когда счастливый Андрей играл на пляже, окруженный
полуголой толпой.
Итак, у него было все: и красавица Наташа, смотревшая на него обожающими
глазами ( и привычно-смешно качавшая левой ступней...), и отсутствие врагов, и
скрипка, и удача, и ноты, и обещание директора театра дать ему возможность
сыграть на фестивале памяти Россини.
Ночью они толком не спали - сладостно истязали друг друга, бежали, мокрые,
под душ или, сдавленно смеясь, мимо дежурной в страшное восхитительное под
луной море...
Но ровно в семь, с первыми лучами солнца из слоистых туч над
Адриатическим морем, Андрей брал скрипку и шел репетировать по нотам. Чтобы
не мешать людям в отеле, он играл на берегу, но чтобы его не отвлекали и не
смущали денежным подаянием, не брал с собой футляра. Впрочем, ему все равно
сыпали монетки - к ногам в песок.
Но беспокоило другое - Андрей мгновенно убедился: месяцы халтуры и безделья
не пошли даром, он потерял форму. Фантазии на темы Россини играть ( как и петь
его) надо легко и изящно - так летают ласточки над водой. Сочиненные кем-то
каденции были такими ажурными, а темп таким высоким, что Сабанов с трудом
одолел за неделю первую фантазию. А еще надо хотя бы одну... и, если повезет,
что-то на "бис".
На "бис" можно басовую партию учителя музыки, этого смешного идиота дона
Базилио, который поет арию о сплетнях... сделать на басовой струне, как на
виолончели...
Наташа мужу не мешала, купалась, лежала рядом в песке, вся зарывшись в него
- только головка с растрепанными золотыми волосами торчит... С Наташей играли
дети, как с горой или рыбой-кит.
Правда, однажды Андрея смутил чей-то напряженный взгляд - он покосился, но
рослый молодой человек отвернулся. Незнакомец был в черно-красных плавках, на
шее цепочка с крестиком, отлетевшим на затылок. Что ему надо? В руке
итальянская газета. Это хорошо, что итальянская... Понравилась молодая
женщина? Катись дальше, Казанова с волосатыми ногами. Правда, для итальянца
высоковат...
Ревнивым становишься старичок Сабанов. Но Андрей тут же и забыл о молодом
человеке. Тем более, что он на глаза ему больше не попадался...
Другое обстоятельство озаботило Андрея. Он вдруг с ужасом обнаружил - у
воды скрипка явно отсырела, звук глухой, хотя дни стоят испепеляющие... Надо
уйти подальше от берега. И Андрей стал играть под зеленой брезентовой крышей
склада зонтов и шезлонгов. Ему это разрешила со снисходительной улыбкой жена
хозяина этой части пляжа, синьора Лаура (имя-то какое!), маленькая, загорелая, в
простеньком платьице, похожая на состарившуюся Наташу, только глазки
черненькие... А может, это та девчонка из родного села, Аля Киреева, вышла
замуж за иностранца и здесь живет?
Не сходи с ума.
Андрей продлил еще на две недели срок проживания в отеле "Санта Мария",
переоформил авиабилеты на Москву, потому что две недели уже миновали, как
сон, а группа москвичей, в составе которой приехали сибиряки, улетела домой...
Но вот и наступил последний вечер перед торжественным концертом. Андрей
решил дать отдых себе - они с Наташей впервые вышли погулять по городку
Пезаро.
Какой дивный город! Быстро наступают сумерки, жары уже нет, засветились
крохотные кафешки под зонтиками. По узким, как коридоры, улочкам медленно
катят на велосипедах симпатичные старички и старушки и мурлычут арии. Кто-то
и во весь горло поет, пусть немного дребезжа голосом, но слух у всех идеальный...
Пролетел на мотороллере в синей рабочей робе парень - звонко прокричал: "Vo-o-
lare-e!.." Даже Андрей знает, что это означает: "Ле-чу я..." - есть такая песня. А вот
площадь перед муниципалитетом.. Вокруг работающиего фонтана замерли
странные скульптуры - бетонные плоские блины в два человеческих роста, вот-вот
покатятся, задавят... но туристы смело лезут под них, приседают,
фотографируются... А пожилые итальянцы со своими велосипедами уже здесь,
собрались около газетных стендов, о чем-то возбужденно говорят... Наверное, о
политике. Хотя зачем им политика?! Скорее всего - о женщинах... Конечно же:
- Ragazza, ragazza... - Как они страстно жестикулируют, сверкают глазами,
вскидывают сухие кулачки... Милый, доброжелательный народ. Никто не
огрызнется на тебя, зеваку, даже не покосится. Все веселы, всем хорошо.
А молодежь - у моря. Девчонки в коротеньких юбках, парни одеты очень
просто, едят немецкое мороженое (оно лучше), дремлют на траве у странной
статуи, изображающей некие округлые формы, целуются на каменных скамейках.
Их велосипеды и мотоциклы валяются у ног, прислонены к парапету. Рядом
скачет музыка - танцы... Местные и приезжие в одной толпе. Много русских - ухо
так и вылавливает в вечернем гуле родную речь:
- Мам, а тут компьютерные игры...
- Миша, на улице ничего не покупай!
- Смотри, сколько серебра! Это серебро или что?..
- Таня, не смей разговаривать с незнакомцами!.. Может, это наши?!
- Ты пробовал "кьянти"?
Андрей с Наташей бродили кругами и оказались под темным собором, он до
небес, от него холодом веет и собачей мочой. Мимо проходят благообразные
медленные люди. Зажглись фонари. В некоторых учреждениях и магазинчиках
опускают металлические шторы. Но глаз успевает увидеть на сверкающих
витринах огромное количество книг о музыке - на обложках портреты Россини и
Верди, Паваротти и Марии Каллас... и лазерные диски... и ноты, ноты... А это что?!
Наташа первой увидела:
- Андрей, скрипки!..
- Где?! - И верно - светится широкое окно, за ним - мастерская, полки, стенды,
всё увешано золотистыми скрипками и виолончелями, как в детстве - колхозная
выставка снопами... И сидит немолодой уже человек в очках, похожий длинным
лицом и сутулостью своей на покойного дирижера Мравинского, что-то
поправляет резцом на доске. А вокруг заготовки на длинных столах - желтые деки,
черные грифы... И станки... вот круглопильный... вот фрезерный.. Боже, какое
счастье! Сколько музыки! И какая молодчина Наташа - увидела. И не только
увидела - дернув за руку, спросила:
- А твою главную жену... - хихикнула и продолжила. - ... этот папа Карло
свинчивает, сколачивает?
- Склеивает, склеивает! Свинчивать нельзя, слишком близко к слову "свин"!.. -
Андрей благодарно обнял ее.
- А у меня папа был столяр. Я всякие клеи помню.
- Да? А был у него клей, например, мездровый... из сухожилий и хрящей? Или
рыбий - самый лучший на свете! Вываривают из головы осетра! - Мастер за окном
поднял голову. - А знаешь, какие смолы здесь применяют? Сандарак...
- Сандарак, - восхищено повторила Наташа чудесное слово, сама обнимая мужа.
- Бальзам... Щеллак... Воск!..
- Воск!.. Я очень люблю мед. И тебя.
- А из какого дерева делают? Белый клен берут...
- Клен ты мой опавший? - встав на носочки, дышит Андрею в ушко.
- Клен ты мой опавший. Явор... бук... граб... Обечайки гнут из березовой
фанеры... Для смычков идет бразильское красное дерево... Очень, очень сложная
штука - скрипка! Именно как женщина!
Разглядев, что перед окнами остановилась некая счастливая парочка, мастер
снял очки и, закинув голову, устало посмотрел на Андрея и Наташу. И неожиданно
улыбнувшись, послал воздушный поцелуй этой молодой, розовой от загара
русской женщине... И Наташа ответила тем же.
Андрей не узнавал жену - она так изменилась за последние дни, стала почти
мгновенно понимать его, смятенного, то горделиво пребывающего в своем
космосе, а то слабого, потерянного, молящего о женской милости... Он обнял
Наташеньку сильно, как обнимают в юности, чтобы полнее ощутить ВСЁ ее и свое
через одежды...
Какой славный городок! Как они сегодня хорошо побродили... И колдовского
красного вина выпили в каком-то баре, и гитариста с микрофоном на шее
послушали... Правда, возле светофора, на мигающем желтом свету, случилось и не
слишком приятная встреча. Приглядевшись к Андрею и Наташе, к ним подскочил
сухонький старичок в белом костюме:
- Русские?..
- Да, - улыбнулся Андрей.
- Родину бросили?! Насовсем?.. - завопил незнакомец. - По глазам вижу -
молодец! Такой же негодяй, как я!.. Я - потомственный дворянин, я здесь, в
Италии живу и радуюсь, а вы погибнете - это вам возмездие!..
- Он сумасшедший... - в страхе прошептала Наташа, пытаясь оттащить мужа
подальше от старичка. Но тот заступил им на асфальте "зебру".
- Лучше бы я в лагерях отсидел, без зубов остался, но с чистой совестью вышел
на волю!.. Ха-ха-ха!.. А вы еще попомните меня, предатели Пушкина и
Чайковского, Блока и Менделеева!.. - старичок в белом, наконец, побежал в
переулок.
Господи, каких только людей не раскидало по свету... Но сейчас времена
другие. Захотим - и вернемся в Россию.
