мы не могли поступить иначе.
Он умер - упокой. Господи, его душу! - а она продолжает жить в этом
доме из-за ребенка. Она не нашла здесь ни поддержки, ни любви, на кото-
рые имела право рассчитывать. Ну, а конкретные примеры у вас перед гла-
зами! Даже прислуга сбегает отсюда через несколько дней.
- Позвольте мне сказать. Я понимаю, что делаю. В чем только не упре-
кали Алису. Я же не слепая, и сегодня очень хорошо поняла, что здесь
происходило. В общем, на нее здесь злобствуют потому, что она отказыва-
ется быть прислугой. Однако если она так поступает, то именно потому,
что я ей так велела. Я не учила свою дочь мыть посуду, и раз уж она ни-
когда не мыла ее в моем доме, то незачем это начинать в другом.
Я могу еще кое о чем порассказать, если будет нужно. Так вот, она ос-
танется здесь, потому что это ее дом. Все, что я хочу вам сказать, это
то, что она будет защищать свои права; кстати, мой муж только что задал
вам вопрос, на который вы не ответили.
- Вы хотите, чтобы начались все формальности, связанные с нас-
ледством?
- Именно так. И еще: чтобы все счета были тщательно проверены компе-
тентными людьми, не имеющими никакого отношения к Мартино. Потом будет
видно, появятся ли другие вопросы. А теперь мы вам сказали все, что хо-
тели сказать; я повторяю: чем скорее это будет сделано, тем лучше. Буду-
щее младенца не может зависеть от женщины, не имеющей ни капли разума, -
такими людьми занимаются в специальных заведениях.
- Очень хорошо, - просто ответила Жанна. - Я поговорю завтра об этом
с моей невесткой, и нотариус введет вас в курс дела.
Мадам Физоль открыла окно, чтобы позвать дочь, гулявшую с мальчишкой
по тротуару:
- Ты проводишь нас на вокзал, Алиса?
Чуть спустя можно было видеть, как они все четверо переходят через
мост, а потом ускоренным шагом направляются к вокзалу по главной улице,
волоча за руку мальчишку.
Так же как и ее мать, Мадлен не показывалась весь день, и это не уди-
вило Жанну. Что же касается Анри, то он приобретал, так сказать, первый
опыт взрослого мужчины. Теперь, когда он стал главой семьи, все делали
вид, что именно так к нему и относятся; в какой-то момент его тетка уви-
дела, что он в окружении присутствующих курит сигару. Потом он важно
провожал одного за другим гостей к воротам, и ближе к концу вечера его
походка стала немного нетвердой.
- Дезире, ты не видела Анри?
- Почему бы тебе хоть на минутку не остановиться и не перестать изоб-
ражать охотничью собаку? Ты ведь как проснулась, так и не присела, разве
только когда давала рожок малышу.
- А ты-то присела?
- Я к этому привыкла.
При этих словах какая-то мысль внезапно пришла ей в голову, и Жанна
заметила это. Более того, Жанна увидела, что теперь бывшая ее однокласс-
ница стала смотреть на нее словно бы с каким-то недоверием в глазах.
- Лучше, если ты пойдешь ляжешь, а завтра утром...
Жанна поднялась наверх и убедилась, что Мадлен снова заняла свою го-
лубую комнату и закрыла дверь на ключ. Анри дома не было, но, спускаясь,
Жанна через окно увидела свет в коридоре.
Она прошла через двор, толкнула застекленную дверь и обнаружила
мальчишку, сидящего за рабочим столом отца, положившего голову на согну-
тые руки и плачущего горючими слезами. От него тоже пахло вином. Когда
Жанна дотронулась до него, он поднял голову, но не оттолкнул тетку.
- Они ушли? - спросил он театральным голосом, делая вид, что сдержи-
вает слезы.
- Ушли. Они все ушли.
Он усмехнулся:
- Какая комедия! Они пришли хоронить моего отца, который был или дру-
гом или родственником, потом они ели, пили, курили сигары и набили ими
свои карманы, а в конце стали рассказывать всякие свинские истории. Бед-
ный папа! А все это время моя мать...
- Остановись, Анри!
- После всего - я ничем не лучше нее. Где я был, когда папа умер? Чем
я занимался? И вот теперь я здесь, на месте своего деда, и я ни на что
не годен. Сегодня все, похлопывая по спине, повторяли мне: "Вот ты и
мужчина, Анри! На тебе лежит ответственность. На тебя рассчитывают! "
Из-за выпитого вина окружающий мир виделся ему как сквозь увеличи-
тельное стекло, и его голос, жесты, чувства становились преувеличенными.
- Вы-то сильный человек, тетя Жанна! Из-за этого вас и ненавидят, я
тоже иногда испытываю к вам ненависть. Точнее говоря, я хотел бы ее ис-
пытывать, потому что вы никому на свете не делаете мелких гадостей.
- Ты так думаешь? - спросила она, чуть не засмеявшись.
- А вот я трус. Полагаю, что я похож на маму. Мад презирает маму, а я
знаю, что мама не виновата. Разве это мамина вина, тетя, что она такая?
- Нет, Анри.
- Ну а я? Это моя вина? Способен ли я когда-нибудь стать таким чело-
веком, как отец? Вы думаете, что он по трусости покончил с собой? Сегод-
ня были и такие, которые утверждали, что он сделал это из-за плохого
состояния дел.
- Никто не знает правду...
- Вы тоже?
- Я тоже.
- Вы любили его?
- Да.
- Может быть, я тоже полюблю вас.
Устыдившись своих слов, он попытался усмехнуться:
- Вот видите, я начал говорить как мама. Лучше я помолчу.
- Иди.
- Да.
На свежем воздухе двора он, должно быть, раскис, потому что произнес
снова ребячьим голосом:
- Я еще немного побуду здесь. Вы не возражаете?
На улице было еще не совсем темно, но когда Жанна через окно кухни
взглянула на Анри, то увидела лишь неясный силуэт в полутьме, и ей пока-
залось, что его тошнило у подножия липы.
- Ты действительно не хочешь отдохнуть?
- Не раньше, чем дом снова приобретет нормальный вид.
И она опять принялась за уборку, постоянно чувствуя на себе любопыт-
ный взгляд Дезире. На самом-то деле Жанна осознавала, что стоит ей оста-
новиться и передохнуть, сил включиться в работу снова уже не хватит. В
таком состоянии она пребывала уже три дня, и ей случалось задаваться
вопросом: как это, сойдя с поезда, она могла считать себя крайне устав-
шей? Казалось невероятным, что, например, на вокзале в Пуатье она прижи-
мала к груди руки, ожидая, что сейчас умрет.
Потом ей не оставили ни минуты передышки. Если выпадал случай при-
сесть в надежде хоть чуть-чуть передохнуть, то сразу появлялся кто-ни-
будь, кому она была нужна, или принимался кричать малыш, или звонил те-
лефон, или... Хотя, по правде говоря, с места ее срывала просто внутрен-
няя потребность идти дальше и никогда не позволять пружине ослабнуть.
- Боб спал спокойно?
- Да.
- Его мать не вернулась?
Алиса вернулась только в девять вечера, никак не объяснив столь дол-
гое отсутствие; вероятно, по дороге она встретила какого-нибудь знакомо-
го парня, потому что пришла она с оживленным лицом и размазанной губной
помадой.
- Я не голодна, - объявила она. - Сегодня и так слишком много ели.
Пойду наверх.
- Всего доброго, Алиса.
Алиса знала, что обе женщины заняты изнурительной работой, но делала
вид, что не замечает этого.
- Ты не ложишься, Анри?
Он угрюмо бродил по комнатам первого этажа, ощущая тяжесть в желудке,
и время от времени смотрел, чем занимаются тетка и Дезире. Несколько раз
он машинально прихватывал на кухню стакан или пепельницу, оставленную на
подоконнике.
- Сейчас пойду ложиться.
- Поднимись со мной. У меня к тебе поручение.
Он был смущен таинственным и искушающим видом Алисы, потому что каж-
дому было ясно, что речь шла об обычной девчоночьей истории. Однако, не
посмев отказать, он пошел с ней, пожелав тетке спокойной ночи, но из
стеснительности сделав это довольно сухо. Из-за Боба они вдвоем закры-
лись в комнате Анри.
- Ну вот! - вздохнула Дезире. - Теперь мы спокойны.
Было забавно наблюдать, как Дезире, учившаяся в той же монастырской
школе, что и Жанна, легко приняла манеру поведения, больше того - склад
ума служанки. Даже по отношению к старой подруге ее манеры мало-помалу -
всего за три дня - изменились. Она больше не держалась с прежней фа-
мильярностью и - особенно - откровенностью. Ей, конечно, случалось, ска-
жем, за спиной Луизы посылать Жанне раздраженные или ироничные знаки или
пожимать плечами, когда Алиса проходила мимо. Но, будучи вынужденной ра-
ботать на других, она вошла, так сказать, в этот образ; и хотя Жанна с
утра до вечера ходила в переднике и бралась за любую самую грязную рабо-
ту, для Дезире она так и оставалась до конца непонятной.
Мелькнувшая у Дезире мысль во время недавнего разговора о малыше не
отпускала и беспокоила ее. Они остались в кухне вдвоем и, по локти опус-
тив руки в мыльную воду, сражались с целой горой посуды, словно в ка-
ком-нибудь ресторане. Дезире явно обдумывала, как бы ей половчей перейти
к тому, что ее волновало.
- ТЫ любишь детей?
- Очень. Особенно маленьких.
- Забавно. У тебя никогда детей не было, а обращаешься ты с ними
очень ловко; есть, знаешь ли, матери семейств, которым далеко до твоего
умения. Кажется, что у тебя в этом деле опыт.
- Да.
- А-а! У твоего мужа были семейные братья или сестры? Я-то думала,
что вы провели всю свою жизнь в жарких странах.
- Примерно так и есть. Но детей там делают точно так же, как и в дру-
гих местах. Я нянчилась с ними три года. Я работала гувернанткой в одной
семье, где было пятеро детей, самому старшему из них было десять лет.
- Я не знала. Я всегда думала, что Лоэ был богат и оставил тебе со-
лидное состояние.
- Нет.
- Это было в Южной Америке?
- В Египте. Недалеко от Каира. Я работала в семье бельгийцев. Муж был
инженером на сахарном производстве.
- Они хорошо к тебе относились.
Жанна не ответила. Через ее руки с привычным звяканьем проходили та-
релка за тарелкой; время от времени Жанна вытирала о плечо оседающий на
глаза пар от горячей воды.
- Почему ты уехала от них?
- Это они уехали.
- Они вернулись в Бельгию? А тебя с собой не взяли?
- Они не могли себе позволить такие расходы. Это случилось в начале
войны.
- А что ты делала потом? Извини, пожалуйста, я, наверное, не должна
задавать подобные вопросы. Мне, видишь ли, не стыдно, хотя все вокруг
знают, что моего мужа расстреляли за то, что он торговал с немцами, и
все его имущество конфисковали. Долгое время меня никуда не брали, я не
могла найти никакой работы. Ты - это дело другое.
- Другое, да. Я этого хотела.
- Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
- Что я уехала потому, что хотела уехать.
- Уехать отсюда? Ты это имеешь в виду? Когда ты была молоденькой де-
вушкой?
- Когда мне исполнился двадцать один год. Ровно двадцать один. День
моего совершеннолетия.
- Я не знала этого. Говорили, что ты покинула дом потому, что отец не
разрешал тебе выйти замуж за Лоэ.
- Это тоже более или менее верно.
- Ты так никогда и не помирилась с отцом?
- Мы больше с ним не виделись.
- Тебе было трудно так далеко и без связи с семьей?
- Одно время я переписывалась с Робером, и он сообщал мне новости.
- Думаешь, он был несчастен с женой?
- Не знаю.
- Сегодня, признаюсь, я ее пожалела. Неважно, в каком состоянии она
оказалась, но ее дочь не имела права так поступать, особенно при людях,
а главное, в такой день, как сегодня. Кстати, я снова нашла бутылку. Ты
знаешь, где была твоя невестка, когда мы ее искали? В чулане на антресо-
лях; я ни разу не видела, чтобы туда кто-нибудь заходил. Там за дверью
есть что-то вроде встроенного шкафа, точнее, даже люк, неизвестно для
чего.
Жанна вспомнила этот уголок, происхождения которого она тоже не зна-
ла, но ей доводилось прятать там разные вещицы, когда она играла с
братьями.
- Она, должно быть, давно прячет там свои запасы.
Одна бутылка, пустая, стояла снаружи, но в самом шкафу я обнаружила
еще две пустые бутылки и три полные. Но это было не то вино, которое она
пьет, а коньяк и арманьяк. У моей свекрови тоже были такие тайники. Но
