развели ребята руками и согласились.
Вот как по жизни-то надобно шагать!
Так думал Шопенгауэр, по телевизору наблюдая за деяниями друзей.
Смотрел и радовался, что есть еще мужчины в русских селеньях. Вот кто
Хартлэнд-то на дыбы будет поднимать, когда наступят годы решения. Вот
кто у нас, оказывается, соль земли. Вот с кем надлежит в разведку-то ха-
живать. Смотрел Шопенгауэр на такие дела и радовался. Хохотал, конечно,
по-свойски, по-особенному, с философским креном, на звериный лад.
А у Васюхи тоже ящик стоял. Смотрел он по ТВ на суперменское бога-
тырство, охал, ахал, чуть лаптем не подавился. Но так и не подавился.
Живуч Васюха, по всему видать.
ГЛАВА ПЯТАЯ, В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЕТСЯ КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ
Тише едешь, вернее сдохнешь. Под лежачий камень не инвестируют. Лю-
бовь не мышка, в поле не убежит. За одного правильного сотню дурковатых
дают. Лохан за всех. Все против сильного.
И пришел Артур в лес. На хрен, думает, с людьми разговаривать? Только
время терять. И давай он лесных зверушек наставлять на правильную житу-
ху.
- Желание - вот основа основ. Если его нет, гарантированно ничего
другого не будет. А если оно есть, появляется вероятность, что другое
будет. Но может, конечно, и не быть. Желающих всегда больше, чем желае-
мого. Это так. Ну жесток мир - и жестокость эта правильна, потому что не
нам чего-то судить в устройстве мира. Не мы его сотворили. Вот сотворим
свой мир - и в нем будем судить. А вселенную пусть Господь судит, если
таковой, конечно, наличествует.
Нас должны интересовать две вещи: чего правильно желать и как пра-
вильно желать? Можно на два вопроса ответить одним словом: по максимуму.
Что желать? Максимального. Как желать? Максимально. То есть цель - сде-
лать за короткий жизненный промежуток нечто стоящее, что не так уж труд-
но, но и не так уж легко. Тысячи людей это делают - вроде бы нетрудно.
Миллиарды людей этого не делают - получается, что тяжело. Каждый сам
должен определиться, хочет ли он оставаться в этих миллирдах... Я введу
понятие - онтологический мусор. Это человек, который ничего не дал жизни
и почти наверняка ничего не даст. Это человек, в котором к двадцати пяти
полностью умирает честолюбие. В детстве он, может быть, хотел еще быть
пиратом, а затем мечтал только о тишине., да чтобы в пару раз увеличить
размер зарплаты - и все. И точка. И придел. Не станет пиратом. А зря.
Быть пиратом не так уж плохо, если нельзя уж стать президентом России.
Есть, конечно, десятки путей самореализации. Интересно бы их срав-
нить, взяв как раз мерку величия. Давайте только договоримся о двух ве-
щах: моральные категории устранить напрочь. Ну давайте не быть дураками,
давайте не говорить, что Керенский и Коля Второй более величественные
фигуры, чем Ленин и Сталин. Однажды одного интеллигента российского
спросили о самых великих людях столетия. Так он, мудила, Солженицына
назвал, Сахарова назвал, и еще парочку советских актеров, а Гитлера за-
был. И Солженицына назвал вместо Джойса! И Гитлера забыл, дурачок! Так
вот, давайте договоримся сразу - Гитлера не забывать. Солженицына вперед
Джойса не водружать. И еще момент: есть правильный патриотизм, а есть
дурной, так давайте дурной обходить. Большинство россиян в одной анкете
назвали величайшим гением всех времен Петра Первого. Но это только от
недостатка ума такое можно сказать. Ну спросите китайца или француза,
кто он такой, вам скажут, что это разновидность медведя. Давайте смот-
реть с какого-то уровня, а не выглядывать на мир из оконца, обтянутого
бычьим пузырем.
И еще нюанс - какая-то идиотская тяжба между идеалистами и материа-
листами, она и на нашей проблематике отразилась. Ну бывают такие эпохи
повального сумасшествия, когда физики спорят с лириками, и кто-то там
побеждает, а кто-то выпадает в осадок. Или еще хуже, когда деньги объяв-
ляются чем-то стыдным. Поэты - все, банкиры - грязь. Сейчас, правда, на-
оборот: банкиры - все, а вот поэты - действительно грязь. Но это подви-
ды, а сумасшествие одно в своей сути. Оно в какой-то дискретности там,
где ее быть не должно. Вот любого спроси: он согласен оставить величие
только за банкирами или только за поэтами. Я на символах говорю, банкир
и поэт - как бы два образа, в которых все типажи вмещаются. У Шпенглера
это вот Пилат и Иисус, они на уровне символов так же делят человеческую
породу. Поэт здесь не человек, который стихи пишет, хотя и это тоже. И
банкир не обязательно в банке сидит. Так вот, незамутненный взгляд ни-
когда не скажет, что мафиози лучше литератора, потому что мир так устро-
ен. Он, кстати, никогда не скажет, что литератор лучше мафиози - по той
же причине. Здесь ведь масштаб играет первую роль, если мы выкидываем
мораль и признаем литературу и насилие сильными человеческими занятиями.
(Занятия делятся на слабые и сильные: в конторе считать бумажки, напри-
мер - занятие слабое, немужское.) Один Набоков стоит кучи тех крими-
нальных парней, что держат сейчас страну. По масштабу. Как великий русс-
кий писатель, лучше Толстого и Достоевского, скорее всего. Ну а дон Кор-
леоне, например, тянет на половину Союза писателей СССР, и в России этих
Корлеоне хватает.
И вот здесь самое интересное для незамутненного взгляда, поскольку
для замутненного все ответы сразу расставлены. Ну кто, действительно,
лучше: Христос или Наполеон? Чье деяние сильнее? Кто больше впечатал
свою судьбу в мир? Ну кто важнее: Эйнштейн или Гитлер? Кто фундамен-
тальнее изменил человечество? Кто сильнее жизнь прожил? Чья Судьба пере-
весит? Но все равно, главное очень легко: незряшная судьба от онтологи-
ческого мусора отличается сразу. И просто реализовавшийся человек от ге-
ния отличается без каких-то раздумий, там сразу скачок в масштабе - он
виден без анализа, лишь бы незамутненым взглядом. Это, кстати, важно, в
истории ведь очень часто доминирует мутный взгляд, порожденный чудовищ-
ной интеллектуальной инверсией. Жизнь, правда, ставит все на свои места,
как-то по-своему затирает слишком гнилые оценки, но иногда ведь и не за-
тирает - вот в чем беда.
Ну вот, допустим, пример жуткой интеллектуальной инверсии - христи-
анство. Там высокое объявляется низким, а низкое высоким, все с ног на
голову, абсолютно все, онтологические статусы не просто мешаются, но
выстаиваются в обратном порядке. Кастрат, допустим, ценнее некастрата.
Душевнобольной ближе к Богу. Уроды предпочтительнее неуродов, а здоровым
и богатым - вообще труба, их в рай не берут по определению. Самое нор-
мальное в человеке объявляется ненормальным. Настоящий христианин, нап-
ример, не должен вкусно обедать. И сексом настоящий христианин не зани-
мается, за такие дела сразу гиенна огненная, ну а если занимается - сла-
ва богу, не христианин он вовсе... Я не знаю, Христос-то мог иметь ввиду
другое - речь о том, как его поняли на земле. Коммунизм, либерализм,
анархизм - я называю вещи одного порядка, явления жуткой интеллекту-
альной инверсии, мутного, антиприродного взгляда на тот табель о рангах,
который мы строим.
Надо бы вечные ценности вообще похерить. Там расплывчато все и мутор-
но, и опять инверсия идет. Новые ценности строятся из банальщины, за ко-
роткое время возникает четкая иерархия. Я повторю - надо из простого и
банального исходить. А схема в итоге выстроится правильная, и не такая
простая, как кажется вначале. Простые постулаты - это фундамент. Сила
лучше слабости, понимание лучше глупости, красота лучше уродства,
действие лучше его отсуствия, правильное действие лучше неправильного, а
неправильное действие - хуже всего, хуже пустоты. Исходя из этого, можно
сразу все набросать. Все пути, какими надо человеку по жизни ходить и
какими не надо. И сразу видятся уровни, на которых все люди размещаются.
И сразу видно, кто чего представляет по этой жизни. А не равны люди!
И вот теперь появляется инструмент, на основе которого можно реально
сравнивать ценность Вани и ценность Пети. Сравнить, и сделать выводы,
очень жестокие, конечно, но необходимые: что Петя, например, совсем
дерьмо, если грубо говорить, а Ваня - так себе, в чем-то даже хорош. До-
пустим, нехилую зарплату гребет. Или книжки умные читает. Или войну про-
шел. Или человека спас. Или у него в жизни любовь. Или какой-то посту-
пок, может быть, преступный - но все равно поступок. Не так это все кру-
то, конечно. Настоящие деньги до сих не были зарплатой, война многих де-
лает не крутыми, а наоборот, книжки читать - слишком мало, слишком пас-
сивно. А любовь вообще не действие, а по нашему табелю ценится в первую
очередь действие. Но все равно это лучше, чем ничего. Если из книжек, из
войны и из любви извлечь смысл, получится отработанная жизнь, реализо-
ванное существование. Незряшная судьба, по меньшей мере незряшная.
И не будем забывать, что восхождение бесконечно. Нижний предел в на-
шем табеле, наверное, есть, а вот верхний - вряд ли. Верхний предел -
это собственно Господь Бог. Ну представьте нечто, обладающее предельной
властью и максимум всех знаний мира. А это два основных пути самореали-
зации человека: или власть суммировать, или знание. В пределе там и там
упирается в Бога. Вряд ли, конечно, человеческой особи светит такое бу-
дущее. Но верить в это, наверное, стоит. Как иногда оказывается? Ре-
зультат равен желанию минус энное количество пунктов. Ну вот хочешь
стать диктатором, а приделом оказывается место в парламенте. Хочешь ми-
ровую финансовую империю, а ограничивается тем, что прикупаешь местный
банчок и владеешь до конца жизни. Хочешь стать великим писателем, а по-
лучается обыкновенный писатель. Хочешь впечатать в мир свою философию, а
оказываешься просто образованным индивидом. Хочешь уничтожить все чело-
вечество, а заканчивается парой трупов. Хочешь спасти мир, а делаешь
счастливым одного человека. Максимум куда-то ускользает, но желание не
совсем бесследно, в неких формах начальная мечта так или иначе реализу-
ется. И чем мечта круче, тем эти формы внушительнее. Если с самого нача-
ла хочешь местный банчок вместо мирового господства, получишь только хо-
рошее место в нем. Будешь начальником отдела, а банчок достанется тому,
кто собирался заправлять миром. Поэтому просто практически полезнее на-
деяться и верить по максимуму. А что выбьешь у мира, другой вопрос. Но
напрямую зависящий от импульса желания, от его величины, дерзости и не-
возможности.
...Вот такие речи загибал Шопенгауэр зверушкам лесным. А зверушки-то
не промах, уши разинули и на ус мотали. А те, кто на ус не мотал ввиду
отсутствия такового, писали вековечную мудрость на диктофон.
Вековечная мудрость, конечно, всегда банальна. С вековечной мудростью
вообще загибон, почти напрочь исключающий смысл ее обсуждения. Там ведь
как? Процентов пять всю онтологию секут с отрочества, если не с пеленок
или вообще с момента зачатия. Такому, собственно, нечего говорить: пос-
лушает он, повздыхает сочувственно, пожелает тебе успеха в саморазвитии.
Такому ни одна скрижаль не в диковинку: все он видел, слышал, читал, все
двадцать лет назад в голове прокрутил и по ящичкам раскидал - слушает
теперь да похмыкивает, банальщину, мол, несешь и сам себе радуешься. Ка-
кой, дескать, знающий, мир познал. Да я в третьем классе на природоведе-
нии твою онтологию проходил! Да мы с пацанами в семнадцать лет таким ма-
ялись! А когда отмаялись, пошли портвешок глушить. С ним действительно
тяжело: нового не добавишь, а другое и неудобно - просто неуважение. А
если такого не уважать, то самому грош цена.
Интереснее с другими, там еще население завалялось. Они, конечно, ни-
чего не знают с отрочества, не говоря уже о пеленках и моменте зачатия.
Они и до собственного зачатия ничего не знают. И в двадцать лет на прав-
ду таращатся, как козел на старые ворота. К тридцати годам они еще дег-
