ся, и детей пестуют, и деньги воруют правильно, и правильно сажают тех,
кто правильно ворует деньги, и все правильно едят, правильно спят, пра-
вильно командуют, правильно подчиняются, правильно желают, правильно вы-
бирают место работы, правильно общаются, правильно убивают, правильно
смеются и управляют страной. И в школах учат правильным вещам вместо ор-
ганической химии, и литераторы делают правильные книги, и армия пра-
вильно подавляет соседние этносы, как же их не подавлять, непра-
вильных-то? Такая страна, несомненно, будет примером для всего мира,
будь она хоть Нигерией, хоть Японией, хоть Россией.
Что значит правильно? Это значит, что по определенным правилам, по
определенным алгоритмам и технологиям. В любом деле, будь то переход че-
рез Альпы или совращение малолетних, есть свои алгоритмы и технологии. В
любом случае, это приемы и законы, которые можно вывести, узнать, запи-
сать в книгах, передать новому поколению. И тогда это новое поколение
без единого выстрела завоюет мир. Человек, который все делает правильно,
неодолим. Нация, которая все делает правильно, будет править остальными
народами. И никуда не денутся остальные народы. И не при чем здесь тан-
ковые корпуса и водородная бомбочка. Правильному господину подчиняются с
радостью. Люди и народы ведь хотят, чтобы спустились боги и начали ими
правильно управлять...
Нужно только одно правильно поставленное поколение, только одно. Чтоб
ребята и девчата знали, чего в жизни хотеть и как мечты воплощать в ре-
альность. Начнем с этого, а затем и третий глаз откроется, и таланты
объявятся, и экономика завертится, и ай-кью взлетит, и духовность зако-
лосится. Простой школьник будет вам романы писать половчей Достоевского,
а старинные мудрецы будут почитаться за недоумков, потому что любой сту-
дент будет на голову выше Шестова и Данилевского, Флоренского и Бердяе-
ва, Соловьева и Розанова, Вернадского и Чижевского, Федорова и Ле-
онтьева, Сорокина и Чаадаева, Хомякова и Плеханова, и евразийцев, и кос-
мистов, и марксистов, и социал-адвентистов.
Вся штука в том, чтобы перестать гоняться за счастьем. Перестать хо-
теть счастья. Перестать вообще думать: вот сделаю то и то, и подвалит
мне счастья. Одни люди всю жизнь хотят счастьюшка и его, конечно, не
достигают. Другие думают о более конкретных вещах и иногда достигают,
если, конечно, алгоритм у них правильный и удача есть. Можно ведь, нап-
ример, сказать: хочу миллион долларов. Если алгоритм верный и судьба не
совсем против, будет тебе миллион долларов через энный промежуток вре-
мен... Можно сказать - хочу стать президентом. Наверняка есть такой ал-
горитм, алгоритм становления президентом. Законы и правила, методология
и приемы - наверняка существуют, и не столь сложны, и вполне доступны
для понимания. Надо только узнать, а чтобы узнать, нужно уметь правильно
хотеть и правильно думать. Хоть и сложен тут алгоритм, наверняка послож-
нее, чем взять миллион. Президентов меньше, чем миллионов, соперников
больше, алгоритм труден, нужно больше хотеть, больше думать, нужно
больше удачи.
Пора понять, наконец: нет на земле никакого счастья, в том смысле
нет, какой ему люди придают. Сделал, мол, чего - вот тебе и счастье, вот
и радостишка до конца дней от того, что однажды ты что-то сделал. А не
так все. Короли не счастливее запыленных работяг, если мы берем по эмо-
циям. У работяг-то сухарь большой, а у олигархов яхты маленькие. Ба-
нальщину, наверное, несу... Но если это банальщина, почему все люди ве-
рят в то, чего и на свете-то нет, верят в пресловутое счастье? Значит,
не совсем банальщина. Значит, для сотни человек банальщина, а остальным
как благая весть. Счастье - это несколько часов после того, как тронулся
статус индивида. Может быть, дней. Недель в крайнем случае, но не меся-
цев, не лет, не целая жизнь. Тронулся, конечно, вверх, куда надо тронул-
ся, туда, куда ты хотел. Ну отдалась тебе любимая женщина, ну случилось
такое - долго ждал, хотел, мучился, - но вот, совершилось. Допустим, она
всегда будет с тобой. Конечно, счастлив, а потом? Или, допустим, выбрали
депутатом. Или, допустим, выбрали президентом. Или стал ты наконец миро-
вым диктатором. Ну случился дискретный разрыв, изменится твое место в
мире, изменится положение некоторых вещей вокруг, изменится мир, будешь
ты в другом режиме и статусе. Будут тебе парламенские слушания как инс-
титутские лекции, будет встреча с премьером Англии бытовухой, будет тебе
любимая интерьером. По другому-то как?
Если из счастья исходить, лучше вообще ничего не делать. Зачем тебе
маленькая яхта, когда есть большой сухарь? Но надо делать, нельзя не де-
лать. Если человек не делает - лучше ему вообще не рождаться. Смысл в
самом подъеме, в самом изменении, в самом колебании статуса. И все рав-
но, что делать, смысл-то один, нет у жизни второго смысла и вряд ли бу-
дет. А уж хорошо людям или плохо - дело второе, если не десятое и сто
сорок пятое. Человек по инстинктам никогда не стремится к радости, он
только действует, чтобы мир изменить - а уж радости и горести идут как
феномен добавочный и побочный.
А уж как революционеры-реформаторы этого треклятого счастья жаждут!
То, что верит им народ - понятно, глуп народ, пора признать, нечего тут
мучиться ложной скромностью. Но сами-то революционеры-реформаторы люди
умные, то есть не все, конечно, но есть и гении. Эти-то как? Не могут
они счастья хотеть. Другого на самом деле хотят - власти, конечно, крови
очень хотят, действия, изменить свое место в мире. По природе ничего
другого нельзя хотеть. Только умный знает, чего хочет, а дурак думает,
что счастья и процветания. Банальщину говорю? До меня уже говорили? Так
это повторять и повторять: пока до каждой слабой головенки не дойдет, не
уляжется там и не отлежится, и не отольется в поведенчесую модель, в ос-
мысленные, наконец-таки, действия. Я, напомню, кстати, если забыли: Им-
мануил Кант смотрел на французскую революцию, на стыдуху кровавую, и
знаете, как смотрел? С пониманием, с сочувствием и со светлым желанием
перемен. Вот, мол, появились парни, добра вроде хотят, авось чего
дельного и вымутят. Каждый век появляются какие-то новые парни, опять
мутят, опять добра хотят, и опять ничего не получается, и опять новый
гений смотрит на них с пониманием, с сочувствием и со светлым желанием
перемен. А не того хотят, власти надо хотеть и правильной жизни, а что
помимо - то от лукавого.
Послушала такие речи мышка-полевка, поджала хвостик и побежала домой.
Прибежала в норку и ну от безделья валерьянку глушить. Поллитра выжрала,
даром что полевая. Послушал такие речи косматый дед и молвил: ну Петров-
на, растудыть твою налево. И пошла Петровна налево. Послушал такие речи
пацан и ну из рогатки по воробьям лупить. Подстрелил с десяток, радост-
ный сразу стал, что не зря родился. Послушал такие речи косолапый мед-
ведь, встал на лапы и ну реветь: я или не я, мать вашу, таежный-то
батька? Утешали его зверушки лесные, ты, говорили, мишенька, наш руле-
вой, ты наш батька и вождь окрестный. Тем бурого и задобрили. Послушал
такие речи Владимир Ульянов-Ленин, перевернулся в гробу и ну дальше
спать вечным сном. Послушал такие речи Васюха, аж сапог выплюнул, а по-
том подобрал, жалко стало вкуснятинки, стал дожевывать. Послушал такие
речи Борис Абрамович Березовский, пожал плечами и ничего не сказал: так,
мол, все ясно. Послушала такие речи Матрена Никитична, да и родила неве-
дому зверушку. Послушали такие речи бандиты и давай Дюймовочке под
платье лезть. И царь морской послушал такие речи, чуть было земноводным
не стал, но вовремя передумал. И кентотавры наслушались этой речи, но
неправильно поняли и сразу выродились, называются теперь лошадьми Преже-
вальского. И Нап внимательно выслушал, свистнул и пошел бродить на Ар-
кольский мост, напевая под нос удалые тирольские песенки. А народные
избранники послушали, разлили водочки и дерябнули. Заведено у них так:
кого послушать - так потом налить, а чего налить - так потом дерябнуть.
Так еще сам Панкратий завещал. А уж о мошках, сусликах и хомячках гово-
рить не приходится - те как послушали, так ушли все скопом в гитлерю-
генд, дабы Отечеству помочь в трудный час. Бьются теперь на передовой,
продвигают Восточный фронт, шлют родным весточки и счастливы оттого, что
народ о них не забудет. Бьют они врага в хвост и в гриву, матерятся, чи-
тают Библию. Каждый новый день встречают радостными оттого, что живые. В
отличие от собратьев им будет, что вспомнить. А корова смотрит на такие
дела и мычит себе с философским креном. А Сократ все подглядывает, Пла-
тон подмигивает, Аристотель щурится, Диоген занимается онанизмом. Кот
ученый щурится и мурлычет. Вольготно ему по цепи ходить, улыбаться че-
ширски, побаськи травить, сентенции раздарять, крылатыми фразами с
людьми говорить, смотреть при том пятисмысленно и поднимать к голубому
небу пушистый хвост.
Конечно, большинству не показались симпатичными слова Шопенгауэра.
Наверное, блажь, решили те, кто задумался. А может, паранойя? А может,
юношеский максимализм? Старческий минимализм? А может, он обкурился в
дым? А может, он недостаточно образован: не читал культуролога Франсуаза
Монако, постструктуалиста Мозефа Беламара, генеративного лингвиста Люви-
ля Падуа, аналитического философа Джонатона, психоаналитика Крупкера,
экзистенциального прозаика Фамнера и святого старца Терентия? А может,
он просто выеживался? Шутил? Притворялся? Стебался? Провоцировал? А мо-
жет, ломал комедию? А может, строил трагедию? А может, парень не от мира
сего? Может, он из джунглей? Из тундры? Из черной дырочки? С Подкаменной
Тунгуски? С Москвы? С Николаевки? С Петровки? С деревни Малая Берестень?
Из Монгольской Народной Республики? Из Шамбалы? Из подвала, грязного,
вонючего, забитого бомжами и наркоманами?
Так подумали те, кто подумал. Остальные не размышляли, но чувствовали
в тех же тонах. Они пришли, купили билеты на канатного плясуна, рассе-
лись рядком, разговорились ладком, а здесь вылез какой-то хрен и начал
пасти народы. Вислое оно дело, народы пасти, смурное и шизотимное. Нет,
чтоб сбацать чего на манер канатного плясуна! Но Артур Шопенгауэр вовре-
мя раскусил, чего люди думают. Хотел уж начать полемику, дискусией поте-
шиться да диспутом порезвиться, а потом решил - ну его. Давай-ка лучше
перестрелочкой позабавлюсь, так оно короче выйдет и наглядней покажется.
Извлек было <беретту>, погладил ствол, поцеловал рукоять, затвор пере-
дернул. А затем расхохотался и спрятал друга во внутренний карман пиджа-
ка. Не стал брать грех на душу.
Стоял на трибуне, смотрел людям в лицо и солнцу в глаза, хохотал как
буйный, радовался от души, сгибался пополам и дергался будто пьяный. Хо-
хотом заходился неземным, на месте пританцовывал, ногами топал и руками
махал, орал бессвязно, без мыслей и знаков препинания, двоеточий и мно-
готочий. Не по-людски себя вел. Минуту хохотал, две, четыре. И все ему
мало было, все не вдосталь, столько уж скопилось радости нерастраченной.
Люди непонимали. Крутили пальцами у виска. Перешептывались и перегля-
дывались. Ругались и расходились по панельным хрущевкам, по летним дачам
и зимним саунам, по хрустальным дворцам и крысиным норам. Но несколько
мужчин и женщин засмеялись в ответ, и заулыбались, и замахали руками, и
стали знакомиться. А он смотрел на них, чувствуя погоду вокруг себя, яс-
ное небо над всей страной и уютное живое тепло, исходящее от смертонос-
ного друга.
Так хохотал Артур Шопенгауэр.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ НАШИ ГЕРОИ РАЗБИРАЮТСЯ С МАСОНСКИМ ПРЕДИКТО-
РОМ
Сколько веревочке не виться, все равно кита не забороть. Сколько богу
не молись, кредиту не даст. Сколько водки не пей, все равно от зимы не
