строятся города, но не знают почему. Пусть вождь племени неграмотен, отправь
его вместе с его народом покорять скудный и каменистый край, а потом навести
-- новый город будет сверкать на солнце тридцатью куполами. Ветвями кедра
покажутся тянущиеся к солнцу купола. Покоритель загорелся страстью иметь
город с тридцатью куполами и как средство, путь и возможность удовлетворить
свою страсть нашел столько расчетчиков, сколько нужно.
-- Вы ничего не хотите, вы проиграете вашу войну, -- сказал я моим
генералам. -- В вас нет страсти. Вы не устремились все вместе в одну
сторону, вы утонули в разноголосице умственных решений. Посмотрите:
увлекаемый собственной тяжестью, камень катится вниз по склону. Остановится
он, только достигнув дна. Все пылинки и все песчинки благодаря которым он
обрел свою тяжесть, стремятся вниз, и только вниз. Посмотрите на воду в
копани. Напирая на земляные стенки, вода ждет благоприятной случайности.
Потому что случайность неизбежно возникает. Не уставая, днем и ночью давит и
давит вода. Она кажется спящей, но она живет. И стоит появиться узкой
трещине, как вода уже в пути. Она втекла в нее, обогнула, если получилось,
препятствие и, оказавшись в тупике, вновь погрузилась в мнимый сон до новой
трещины, которая откроет перед ней новую дорогу. Ни единой возможности не
упустит вода. И неведомыми путями, какие не вычислит ни один вычислитель,
утечет просто потому, что весома, и вы останетесь без воды.
Ваша армия -- вода, не перегороженная плотиной. А сами вы -- тесто без
дрожжей. Земля без семени. Толпа без желаний. Вы распоряжаетесь, а не
увлекаете. Вы -- несведущие свидетели. А темные силы, что напирают, да,
напирают на стены царства, не станут дожидаться ваших распоряжений, --
захлестнув, они погребут его под собой. Зато потом ваши еще более
бестолковые историки объяснят вам причины катастрофы и скажут, что
противники одержали победу благодаря лучшей выучке, расчету и военной науке.
Но говорю вам: нет выучки, расчета и военной науки у воды, сметающей плотины
и затопляющей города людей.
Я занимаюсь будущим, как ваятель: он ударяет резцом по глыбе мрамора,
высвобождая свое творение. Отлетает осколок за осколком, за которыми
пряталось лицо бога. Кто-то скажет: "В мраморе уже был этот бог. Ваятель
нашел его. Нашел, умея работать резцом". А я говорю вам: ваятель не
рассчитывал и не находил. Он работал с камнем. Не капли пота, не блеск
мелькающего резца заставили улыбнуться мрамор. Улыбаться умел ваятель.
Освободи человека, и ему захочется творить.
XVI
Собрались мои генералы, дотошные и недалекие. "Нужно разобраться, --
сказали они, -- почему у нас люди враждуют и ненавидят друг друга?" И
генералы устроили судилище. Они выслушивали одних, выслушивали других,
вникали в притязания тяжущихся и восстанавливали справедливость, возвращая
положенное по закону одним и лишая других незаконного обладания. Но вот
причиной раздора стала ревность. Генералы пытались выяснить, кто прав, а кто
виноват. И ничего не могли понять, так безнадежно запутывалось дело. Один и
тот же поступок выглядел благородным в глазах одного и низким в глазах
другого, великодушным и одновременно жестоким. Генералы засиживались до
глубокой ночи, и чем меньше спали, тем больше тупели. Наконец они явились ко
мне: "Все это безобразие, -- сказали они, -- заслушивает одного -- потопа!"
А я вспомнил слова моего отца: "Когда зерно покрывается плесенью, не
перебирай зерен, поменяй амбар. Если люди ненавидят друг друга, не вникай в
дурацкие причины, какие они нашли для ненависти. У них найдутся другие и для
любви, и для безразличия, но они о них позабыли. Я не обращаю внимания на
слова, я знаю: они -- вывеска, и прочесть ее трудно. Не умеют же камни
передать тишину и прохладу храма; вода и минеральные соли -- тень и листву
дерева, так зачем мне знать, из чего выросла их ненависть? Она выросла,
словно храм, и сложили ее из тех же камней, из каких можно было сложить
любовь".
Они отягощали свою ненависть всяческими причинами, а я смотрел и не
помышлял лечить их тщетным лекарством справедливости. Поиск справедливости
только укрепил бы весомость причин, подтвердив правоту одних и вину других.
Он укрепил бы озлобление наказанных и самодовольство оправданных. И вырыл бы
между ними пропасть. Мой отец был мудр, и вот какую историю я вспомнил.
В давние времена отец завоевал новые земли и, не вполне доверяя
жителям, оставил в помощь губернатору еще и генерала. Побывав в новых
провинциях, путешественники поспешили сообщить моему отцу:
-- В такой-то области, -- сказали они, -- генерал оскорбил губернатора.
Они больше не разговаривают.
Приехал путешественник из другой провинции:
-- Государь, губернатор возненавидел генерала. Приехали из третьей:
-- Государь, тебя умоляют разобрать великую тяжбу -- судятся генерал с
губернатором.
Поначалу отец выслушивал причины ссор. И причины всегда были. Одного
обидели, и он решил отомстить. Другого постыдно предали. Были неразрешимые
споры, были кражи и оскорбления. И разумеется, всегда были правые и
виноватые. Но пересуды и россказни утомили моего отца.
-- У меня есть дела поважнее, -- сказал он, -- мне недосуг разбирать их
дурацкие ссоры. Они вспыхивают во всех концах страны, всякий раз новые и
всегда одинаковые. Каким чудом я ухитрился набрать столько генералов и
губернаторов, которые не могут ужиться друг с другом?
Когда у тебя падает скот, не копайся в падали, отыскивая причину зла,
-- сожги хлев.
Отец позвал к себе гонца:
-- Я не определил права генерала и права губернатора. Они не знают, кто
из них возглавляет торжества. Они ревнуют друг друга. Плечом к плечу идут к
столу, но во главе садится либо тот, кто толще, либо тот, кто умнее, а
второй его ненавидит. И клянется быть в следующий раз проворнее,
поторопиться и усесться первым. Конечно, потом они будут сманивать друг у
друга жен, красть овец и браниться. Они купаются в грязных сплетнях, а им
кажется, доискиваются до истины. Но я не вслушиваюсь в бестолковый шум.
Если хочешь, чтобы они любили друг друга, не бросай им зерна власти,
которое пришлось бы делить. Пусть один служит другому, а другой -- царству.
Тогда они будут помогать друг другу и строить вместе.
Отец жестоко наказал губернаторов и генералов за гвалт бессмысленных
ссор.
-- Царству нет дела до ваших распрей! -- сказал им отец. -- Я
приказываю генералу подчиняться губернатору. С губернатора взыщу за неумение
приказывать, с генерала за неумение повиноваться. И обоим советую замолчать.
Во всех концах страны начались примирения. Вернулись похищенные
верблюды. Неверных жен простили и оправдали. Оскорбления извинили. Похвалы
начальника радовали подчиненного, и жизнь у него стала намного приятнее. А
начальника радовала власть, и своей властью он возвышал подчиненного:
пропускал его вперед и сажал во главе стола на торжествах.
-- Дело не в чьей-то глупости, -- говорил отец. -- Дело в словах,
которые передают пустяки, не достойные внимания. Приучи себя не вслушиваться
в ветер слов и не вникай в рассуждения, которыми обманывают себя люди. Будь
проницателен. Ненависть совсем не бессмысленна. Пока каждый камень не встал
на место, храма нет. Но когда все камни на месте и служат храму, значимы
только тишина и молитва. И к чему тогда вспоминать о камнях?
Вот я и не обратил внимания на трудности моих генералов. А они просили
меня вникнуть в проступки людей, отыскать причину их разногласий, навести
порядок. Но я с молчаливой любовью обошел мой лагерь и еще раз посмотрел,
как они ненавидят друг друга. Потом закрыл дверь и стал молиться Господу:
-- Господи! Они враждуют, потому что не строят больше царства. Я не
обманываюсь, думая, что царство не строится больше оттого, что они принялись
враждовать. Научи меня, Господи, какой должна быть башня, чтобы они,
несмотря на все свои несогласия, захотели потратить себя на нее. Башня,
которая нуждалась бы в каждом из них и каждого бы насытила, понудив
достигнуть предела своих возможностей и обогатив ощущением величия.
Я -- дурной пастух, у меня короткий плащ, и я не умею сплотить их так,
чтобы все они укрылись его полой. Они ненавидят друг друга, оттого что
замерзли. Ненависть -- всегда неудовлетворенность. У всякой ненависти есть
глубинный смысл, но она его прячет. Былинки во вражде между собой и иссушают
друг друга. Дерево, растя каждую из ветвей, становится мощнее. Дай мне,
Господи, край Твоего плаща, чтобы укрыть им воина и землепашца, ученого мужа
и просто мужа -- и жену -- и плачущего младенца -- всех, всех до единого.
Речь зашла и о добродетели. Мои генералы, дотошные и недалекие, пришли
ко мне поговорить о ней.
-- Все наши беды, -- сказали они, -- оттого, что люди развратились. Их
пороки разваливают царство. Нужно устрожить законы, ужесточить наказания.
Нужно рубить головы тем, кто провинился.
А я? Я размышлял:
-- Может, и впрямь пора рубить головы. Но добродетель всегда только
следствие. Испорченность моего народа говорит о порче царства, которое
требует для себя людей под стать. Здоровое царство питает в людях
благородство.
И я вспомнил, что говорил мне отец:
-- Добродетель -- не беспорочность, она -- поощрение в человеке
человеческого. Вот я решил выстроить город и собрал всех подонков и
проходимцев, чтобы они облагородились благодаря доверию и ощущению
собственной силы. Я одарил их упоением, не похожим на бедное упоение от
краж, взломов и насилий. Их жилистые руки созидают. Их гордыня становится
башнями, храмом, крепостной стеной. Жестокость -- величием и суровой
дисциплиной. Посмотри, они стали слугами города, рожденного их руками.
Города, в который вложили душу. Спасая свой город, они умрут у его стен.
Посмотри, они -- воплощенная добродетель.
Воротить нос от навоза -- этой мощи земли -- из-за червей и вони --
значит поощрять небытие. Нельзя хотеть, чтобы человек перестал потеть.
Вместе с потом ты изничтожишь и людскую силу. Во главе царства поставишь
кастратов. Кастраты уничтожат пороки, которые свидетельствуют о силе -- силе
без доброго применения. Кастраты уничтожат силу и вместе с ней жизнь. Став
хранителями музея, они будут блюсти мертвое царство.
Кедр, -- говорил отец, -- питается брением, но превращает его в
смолистую хвою, а хвою питает солнце.
Кедр, -- говорил мне отец, -- это грязь, достигшая совершенства.
Очистившаяся до высокой добродетели грязь. Если хочешь спасти свое царство,
позаботься об усердии. Усердие очистит и объединит людей. И тогда те же
самые поступки, стремления и деяния, которые разрушали твой город, будут
укреплять его.
А я добавлю:
-- Стоит закончить строительство, город умрет. Люди живут отдавая, а не
получая. Деля накопленное, люди превращаются в волков. Усмирив их
жестокостью, ты получишь скотину в хлеве. Но разве возможно закончить
строительство? Утверждая, что завершил свое творение, я, сообщаю только
одно: во мне иссякло усердие. Смерть приходит за теми, кто успел умереть.
Совершенство недостижимо. Стать совершенным -- значит стать Господом. Нет,
никогда не завершить мне мою крепость...
Поэтому я не уверен, что мне помогут отрубленные головы. Конечно,
дурную голову лучше отсечь, чтобы не портила остальные, -- гнилое яблоко
выбрасывают из подпола и больную корову выводят из хлева. Но лучше поменять
