кто-то из старых актеров, показывается приглашенным
меценатам, произносит заученные фразы о моем гении, потом
его быстренько накачивают виски и уводят почивать в отель, а
мои сотрудники начинают "выдавать" тайну о "новом Пикассо",
который вот-вот завоюет Европу; качественно иной стиль; надо
покупать, пока не взвинтили цены до уровня шагаловских;
старый черт - это я, как понимаете - никому его не
показывает, бережет, хочет сделать выгодный бизнес... Шар
пущен. Мне начинают звонить. Я открещиваюсь, говорю, что
речь идет о человеке, которого еще надо опробовать на
вернисаже, нет смысла продавать товар, не прошедший оценки
прессы и экспертов, словом, темню... Но интерес уже стал
реальностью, фактом... Наступает время устроить вернисаж я
организовать три статьи. Одну разгромную: "Хулиганство от
искусства". Другую восторженную: "Старый ирландец вновь
открыл гения, цены невероятны, до самым приблизительным
подсчетам, картина размером семьдесят сантиметров на сорок
пять идет за десять тысяч". И третью, главную, в которой
будет сказано, что шарахание из одной крайности в другую
чуждо свободному обществу, это удел тоталитарных режимов, мы
не должны ни захваливать, ни хулить чрезмерно, однако
объективности ради стоит заметить, что новый художник,
конечно же" через два-три года станет украшением лучших
музеев мира, поэтому, видимо, следует ожидать торгов на его
полотна для наиболее престижных коллекций, потом будет
поздно, все разойдется по частным собраниям. Этот мой
пассаж, как понимаете, бьет без проигрыша. Десять банкиров,
которые купят работы нового гения, вернут мне все, что я
затратил на него за три годе... Несколько лет он будет
моим, потом выпорхнет из рук - и бог в помощь... Гений
создан, да здравствует гений! Меня он больше не интересует,
мой бизнес кончен, на вложенную единицу капитала я хочу
получить семь процентов, больше и не надо, мне хватит...
- Поразительно, - улыбнулся Фол, - истинная индустрия. А
отчего у вас не вышло с русскими?
- Один просто-напросто убежал со своими картинами...
Сейчас его ищет полиция... А три других спились... Я
поселил их в одном доме, думал, как лучше, так они вздумали
писать доносы консьержке, кто к кому водит баб с Пигаль.
Они в Париже обосновались, я туда к ним летал. Склоки, друг
на друга грязь льют, не хватило нервов, пришлось списать
десяток тысяч - цена риска, ничего не попишешь, такова
жизнь.
5
В отличие от старого ирландца Александр Двинн, видимо,
догадывался, что Фол - никакой не дипломат; это его
радовало, потому что большинство своих деловых операций он
вел в Европе, а люди типа Фола располагают прекрасной
информацией; что ж, услуга за услугу, как это принято в
бизнесе; вполне достойная сделка.
Выслушав вопросы Фола, он моментально просчитал самую
выгодную для себя линию поведения - на это ушло те
шестнадцать секунд, пока он доставал из кармана зажигалку
("Пьер Кардэн"), сигареты ("Честерфилд" без фильтра),
прикуривал и делал первую затяжку.
- Врубель, конечно, интересен, но об этом на Западе знаю
я да еще кое-кто из специалистов. С какой точки зрения он
интересен'' Во-первых, то, что его сейчас чтят в России,
весьма симптоматично. Раньше замалчивали. Он ведь церкви
расписывал; на определенном этапе это не поощрялось. Теперь
они поумнели, научились отделять злаки от плевел, мистику от
искусства, а может, даже соединять оба эти понятия.
Во-вторых, Врубель и поныне некое орудие в схватке
традиционалистов и новаторов. Как вы заметили, обе эти
позиции носят политический оттенок. Вас ведь интересует
именно такой аспект?
- Отнюдь, - Фол сразу же понял, что собеседник уловил
фальшь в его ответе; глупо; тут надо в лоб, чувственен, как
баба, ничего не скроешь. - Меня интересует все, связанное с
этим художником.
- Тогда спрашивайте.
- Если б я знал, что спрашивать, - улыбнулся Фол. -
Друзья, занятые проблемами математики, объяснили мне суть
революции, произошедшей в их науке: если раньше высшим
достижением являлось получение однозначного ответа, то
теперь смысл математики заключен в том, чтобы расчленить
ответ на тысячу вопросов, а уж потом засадить их в
компьютеры. Проблема выбора, множественность, очень
актуально...
- Врубель ныне очень популярен в России, на Западе он
почти неизвестен, - кивнув, продолжил Двинн. - Вообще мы
сейчас переживаем определенный спад цен на рынке живописи.
Абстракционисты, по сути, кончились, их берут только для
дизайна в тех виллах, которые строят на берегу океана с
широкими окнами без рам; кто-то, конечно, готовит новых
гениев, но на это уйдет года три-четыре, надо уловить
тенденции среди тех, кто согласен платить деньги... Точнее
говоря, надо поначалу сформулировать и донести эти тенденции
до них; процесс, как понимаете, непростой, дорогостоящий...
Дали и Пикассо, считайте, умерли; попытка поставить на
русских, приехавших сюда, не оправдала себя. Возрождение
разошлось полностью, в продаже циркулирует всего десяток
работ Тинторетто и Боттичелли...
- "Возрождение разошлось полностью..." - повторил Фол. -
А скажите, с какого времени вы определяете точку отсчета?
Какой век?
- Век нынешний, точка отсчета - конец сороковых годов,
когда на аукционы стали вываливать сокровища Возрождения и
русской иконописи; циркуляция трофеев, хаос в мире,
отсутствие точного учета похищенного немцами в коллекциях
Парижа. Польши, Чехословакии, России Власти думали о том,
как накормить людей поднять Европу из разрухи, план Маршалла
и все такое прочее... А уж когда напились и наелись снова
стали думать об искусстве, воистину, бытие определяет
сознание. Мне приятно быть вам хоть в чем-то полезным...
Запишите фамилию - Грешев, Иван Грешев, живет в Лондоне:
Челси; Голливуд роуд, возле лучшего китайского ресторанчика
без почтового индекса в Лондоне запутаешься так что
запишите. С Грешевым надо заранее списываться о встрече, он
знаток русского искусства конца прошлого века...
6
Вернувшись в офис после ужина Фол попросил дать ему новую
информацию - если она понятно поступала - на Фрица Золле;
написал телеграмму в гамбургское представительство (работает
"под крышей" Немецко-американского института по
"исследованию проблем океанского судоходства" охватывает
регион от Бремена до границы с ГДР) в которой сформулировал
аспект своего интереса к Золле затем набросал план
завтрашнего разговора с шефом и лишь после этого поехал
домой.
...Председатель Совета директоров выслушал Фола
внимательно, с улыбкой поинтересовался:
- Вы на самом деле слабо верите в возможность русской
шпионской сети? Я имею в виду группу Степанова Золле.
Ростопчина... Признайтесь, Джос. вы же не верите?
- Слабо верю. Но не отвергаю такого рода вероятности.
- В конечном счете, нашу фирму не очень-то волнует
шпионаж, даже если б он и был. Пусть себе, только б нам не
мешали.
- Пусть себе, - усмехнулся Джос Фол, - согласен.
- Значит, вам просто-напросто хочется прокатиться в
Европу?
- Нет. Я там был прошлым летом. Устаю от Европы. Лучше
всего я чувствую себя в этой стране... Дело в том, что
альянс красного писателя с русским аристократом, живущим по
швейцарскому паспорту, и глубоко верующим немецким историком
представляется мне более опасным, чем шпионская сеть...
- "Третья корзина" в Хельсинки и все такое прочее? -
вздохнул председатель Совета. - Что ж, хорошо думаете.
Такого рода контакт, конечно, беспрецедентен, а потому
нежелателен. Когда вы намерены лететь?
- Я доложу вам. Главное, что вы поддержали меня,
спасибо...
7
Редактор Андреев, старый знакомый, - выслушав Степанова,
вздохнул.
- Митя, побойся бога, о чем ты?! Мы съели все наши
валютные запасы в первом квартале. Я отправлял Игоря на
Ближний Восток, а Ваню в Латинскую Америку... Могу
финансировать твою поездку в Лондон только осенью.
- Но ты ведь понимаешь, что мне Лондон не нужен осенью?!
Он нужен мне в мае, в начале мая, я ж объяснил тебе!
Клянусь, материал будет сенсационным.
- Можешь не клясться, я верю тебе. Ты вольный художник,
ты не знаешь, что такое план и смета, не имеешь
представления о режиме валютной экономии, счастливый
человек...
- Сам просился в это кресло, - ответил Степанов. - Мог
бы сидеть дома и писать книги.
- Не доставай меня, Митя, не надо. Если у меня что-либо
получится с фунтами, я тебе позвоню. Ты где сейчас
обитаешь?
- В мастерской, где же еще...
- С Надеждой, в разводе?
- На Западе это называется "живем сепаратно"...
- Большой ты мастер на формулировки, Митя...
"Он поразительно изменился, - думал Степанов, наблюдая за
тем, как Андреев метался от одного телефонного аппарата к
другому; голос менялся в зависимости от того, кто звонил;
пятьдесят с лишним лет, а с начальством говорит, будто
школьник; но ведь это не всякому начальству нравится; рано
или поздно глупых начальников все-таки взашей гонят; и с
подчиненными не надо б так уж иронизировать; поддевать можно
только тех, кто вправе ответить тем же: ты б начальство
поддевал, так ведь нет же, стелешься. Доктор наук,
писатель, публицист... Неужели поддался вирусу
чинозанимательства?
...Степанов вспомнил, как они познакомились с Андреевым
четверть века тому назад; Андреев был тогда душою компании;
никто так не умел вести застолье, танцевать, шутить, как он,
сварить пельмени; никто не был так щедр на советы.
Потом он надолго уехал за границу, вернулся, встретились
в Доме журналистов. Андреев достал какую-то мудреную
книжечку (Степанов раньше таких и не видел), перебросил пару
страниц, пояснив, что это "денник" - расписание встреч,
звонков, памятных дат (не забыть, кого и когда поздравить),
сказал задумчиво, что послезавтра в семнадцать тридцать у
него есть "окно" и он рад был бы выпить со старым другом
чашку кофе.
Степанов ощутил какую-то холодную пустоту. Перед ним был
Андреев - прежний, красивый, резкий в движениях, - но в то
же время это был уже совершенно другой человек, записывающий
дату встречи с другом в "денник", в то "окно", которое
свободно от деловых свиданий и нужных звонков.
Тогда Степанов подумал: "А может, он и раньше был таким,
просто играл роль рубахи-парня?" Он одернул себя: ты не
смеешь так думать о том, кого называл другом, это
предательство обида - плохой советчик в человеческих
отношениях, но, с другой стороны человек не умеющий
обижаться, есть явление зловредное, приспособленец в
конформист.
- Завтра перезвонимся, - сказал Андреев.
- Когда?
- Вечером.
- Конкретно?
- Около десяти, идет?
- Буду ждать.
На телевидении посмеялась.
- Товарищ Степанов, у нас уже в Лондоне сидят
корреспондент и оператор! Мы могли бы послать вас туда, где
нет наших людей... Да и то надо все это было обговорить в
начале года, когда уточняется план поездок...
- Но в начале года никто не знал, что состоится аукцион в
Лондоне и что на нем будут торговать Врубеля. Того,
который, вполне возможно, был похищен из одного нашего
музея.
- А сколько он стоит? Тысячи. Откуда деньги? Кто даст?
- Это моя забота.
- То есть?
- Моя забота, - повторил Степанов, - не хлебом единым жив
человек. Есть на земле добрые души, которые радеют о
русском искусстве не словом, но делом...
В Госкино предложили командировку в Лондон на второе
полугодие; в Министерстве культуры назвали точную дату:
Эдинбургский фестиваль, сентябрь, очень интересно,
съезжаются лучшие музыканты мира.
Степанов слушал собеседников, а в ушах его звучал голос
Ростопчина: приезжай восьмого вечером, жду в холле отеля
"Кларидж", это совсем неподалеку от Нью-Бонд стрит, именно
там в "Сотби" станут торговать Врубеля и других русских
художников, будем сражаться.
(Стоп, сказал себе Степанов, не пори горячку, не паникуй.
У тебя еще есть время. Езжай на Тишинский рынок, купи
творог, зелень, сметану, чекушку; хотя вряд ли, их теперь
