Юлиан Семенов
Аукцион
Роман
Журнальный вариант.
"Дружба народов" щ 8,9 за 1985 год
Фамилии главных героев, звания и титулы несколько
изменены. Так, в частности, графа Ростопчина здесь все
называют князем.
Вместо пролога
Соответствующие службы страховой корпорации "ДТ"
зафиксировали определенное падение интереса ряда весьма
престижных клиентов к аукционам, на которых торговали
произведениями европейской культуры, чаще всего
восточноевропейской, в первую очередь русской.
Электронно-вычислительные машины просчитали вероятный
убыток; он исчислялся в два миллиона семьсот сорок семь
тысяч долларов, не бог весть какие деньги, но вопрос не в
них, а в тенденции.
Сектор анализа конъюнктуры заказал исследование этой
проблемы Бруклинскому центру; среди возможных причин,
объясняющих тревожный симптом, была названа и такая: в
Европе появилась группа лиц, которая травит тех. кто
приобретает, а равно и торгует произведениями культуры,
возможно, похищенными во время прошлой войны.
Понятно, ни одна серьезная страховая фирма, входящая в
группу "ДТ", не может идти на то, чтобы платить полис за
краденое. Риск слишком велик, поскольку возможен удар по
престижу, а это невосполнимо.
Проблема была запущена в работу, как всегда, в разных
городах, в разных учреждениях, по разным людям...
Одним из тех, кого привлекли к исследованию этого
путаного и странного дела, оказался Джос Фол.
На сорок четвертом году жизни он стал вице-директором
компании "АСВ" (связи с "ДТ" весьма опосредствованы,
скрыты); оценка, закупка и страхование антикварных книг,
картин и скульптур, выгодный бизнес. До этого в течение
тринадцати лет Фол работал в "русском отделе" Центрального
разведывательного управления США, ведал вопросами
культурного обмена; окончил университет в Принстоне; во
время массового движения хиппи в конце шестидесятых ушел из
дома (отец был ведущим инженером консервного завода, мать
держала салон красоты), поселился в "хипарском" районе
Гринвич Виледж, снимал комнату вдвоем с Робертом О'Дэвисом
(тот уехал из Штатов, поселился в Риме, пьет, не смог найти
себя; снимался в массовках), бранил президента Джонсона,
рисовал лозунги: "Люби, а не воюй!"; потом увлекся
девушкой; пришлось вернуться домой, женившись, начал
подыскивать работу; человеком, который пригласил его в
систему, оказался Александер, сосед по общежитию в Гринвич
Виледж (в прошлом был самым горластым противником Белого
дома); проверили - после нескольких бесед в управлении
кадров - довольно быстро, за семь месяцев прошел курсы,
потом работал как дипломат в Варшаве, Москве и Софии.
Именно он и затребовал через частную детективную фирму
"ИТСА" - данные телефонного прослушивания, которые были
получены оперативным путем в вилле князя Евгения Ростопчина
в Цюрихе и в доме фрица Золле, Бремен, ФРГ.
И тот, и другой часто звонили в Москву писателю и
журналисту Дмитрию Степанову, обсуждали вопрос о картинах,
исчезнувших из музеев Ровно, Харькова, Киева, Риги, Курска и
Смоленска.
Техники из специального подразделения, ведавшего
расшифровкой кодов, со всей определенностью сообщили, что
никаких особых слов ни Москва (Степанов), ни Цюрих (князь
Евгений Ростопчин), ни Времен (г-н Золле" не употребляли;
интонация разговора, просчитанная на специальных
компьютерах, свидетельствовала всего лишь о
заинтересованности; какой-то особой нервозности,
свойственной агентам во время полулегальных встреч,
зафиксировано не было.
Именно эти обстоятельства более всего озадачили фола, и
он обратился к председателю Совета директоров фирмы с
просьбой санкционировать его работу по странному узлу: с
одной стороны - красный, с другой - русский аристократ, один
из немногих, кто смог вжиться в условия Запада, разбогатеть,
открыть свое дело, и с третьей - немец, консерватор,
обладатель уникальной документации об эсэсовцах.
Данные детективной фирмы "ИТСА" Фол подстраховал через
друзей из ЦРУ; связей с Лэнгли не порывал; оказывал услуги;
в свою очередь, получал от коллег консультации и наводки.
Часть первая
1
- Понятно вам? - в который уже раз настаивающе повторила
Галина Ивановна, продолжая медленно и властно идти своим
тяжелым взглядом по спине Степанова; ее мягкие ладони лежали
у него на плечах; руки были сухие и очень горячие. - У вас
были почечные колики; давление меняется часто, особенно
когда плохо с погодой и предстоит резкий слом на холод или
жару... Понятно вам? Верно?
- Верно, - согласился Степанов, ощущая неловкость оттого,
что женщина занималась им уже десять минут, а он молчал,
никак не помогал ей, что входило в противоречие с его
жизненным принципом наибольшего благоприятствия работающему.
- У вас было сотрясение мозга, причем не один раз, -
продолжала женщина, - понятно вам?
Было три, подумал он; первый раз в сорок третьем, когда
Земляк, - маленькая двенадцатилетняя тварь с лицом старого
алкоголика, столкнул его в подвал, на камни; второй раз это
случилось в пятидесятом, когда он калымил на ринге, выгодное
было дело: выходишь против перворазрядника, а у тебя
третий, но весом ты на несколько килограммов, побольше; тебя
крепко бьют, только успевай уходить от ударов, зато тренер
перворазрядника платит тебе тридцатку, а в те студенческие
годы тридцатка была деньгами; десять боев - вот тебе и
туфли, чешские, из выворотной кожи, с дырочками на носках,
шик; категория риска учитывалась и вполне поддавалась
оценке: ты знал, на что шел, и, когда бугай из Филей
повалил тебя в начале второго раунда в нокаут, ты был готов
к этому; девятнадцать лет, до старости заживет обязательно!
Эк же Галина Ивановна умеет читать людские болезни, ай да
кудесница! А когда же случилось третье сотрясение? Погоди,
сказал себе Степанов, это было весной пятьдесят третьего, ты
впрыгнул в троллейбус, родная "букашка"; последний
троллейбус спешил по Москве, вершил по бульварам круженье, а
ты возвращался от Ляльки с Божедомки и обернулся к
кондукторше, тогда в каждом троллейбусе у входа сидела
кондукторша, увешанная разноцветными рулонами с билетами -
пять копеек, десять, пятнадцать, двадцать, в зависимости от
дальности маршрута.
Степанов протянул рубль и, ожидая сдачи, откинулся на
дверь, блаженно откинулся, представляя себя со стороны.
Молодой, крепкий, в пальто с поднятым - по моде тех времен -
воротником, очень стильно: либо Зигмунд Колосовский был
такой фильм Киевской студии, который их поколение еще в
сорок пятом смотрело раз по десять; герой антифашистской
борьбы, обманывал нацистов как хотел, дурни, что они
понимали вместе со своим бесноватым; либо Джеймс Кэгни из
картины "Судьба солдата в Америке"; безработица, гангстеры,
организованная преступность; одно слово, Нью-Йорк...
Откинуться-то он откинулся, но старенькая кондукторша не
успела еще дать команду водителю, чтобы тот закрыл дверь, и
Степанов ощутил какое-то странное чувство стремительной
неотвратимости, когда понял, что летит на асфальт и увидел
звезды в прекрасном весеннем московском небе, а потом все
исчезло, настала гулкая темнота. Уже после, очнувшись, он с
каким-то тяжелым недоумением увидел над собою милиционера,
который сокрушенно качал головой.
Десять дней Степанов тогда лежал в больнице - в коридоре,
возле окна; мама приносила гречневую кашу, кормила с ложки,
поила морсом; страшное ощущение радужности, несобранности
мира, какой-то его зыбкости прошло, предметы снова сделались
конкретными; и на этот раз пронесло...
- У вас одно сотрясение было особенно сильным, -
продолжала между тем Галина Ивановна, не снимая своих
горячих ладоней с плеч Степанова, - мне кажется, вы упали с
большой высоты, и трещинка в черепе не заросла толком, так
что бойтесь падений, гололеда, весенней грязи, крутых
спусков; четвертое сотрясение может оказаться роковым,
понятно вам?
- Понятно, - ответил Степанов. - А теперь объясните, как
вы все это прочитываете?
Женщина еще с минуту продолжала его осматривать молча,
тяжело, сосредоточенно, он чувствовал спиною взгляд ее
голубых прозрачных глаз, потом чуть шлепнула Степанова по
плечам, убрала руки и сказала:
- Одевайтесь... Раньше я ничего этого не умела, - улыбка
у нее была настороженная. - До того как меня стукнуло током
в кабине моего крана, я была нормальным человеком. Отвезли
в морг, это в пятницу было, а в понедельник пришли студенты,
стали заниматься, один мальчик и увидел, что я жива, в
шоке... Полгода пролежала в госпитале, что-то случилось со
зрением, стала видеть предмет насквозь, в цвете... Как и
полагается, мне не верили: колдунья, самозванка... Трудно
у нас приходят к тому, что не укладывается в привычные
рамки... Ну, а сейчас я в онкологическом отделении
консультирую, работаю с врачами, понятно вам?
- Мешают?
- Теперь нет. Когда поставила десять верных диагнозов,
начальство сказало, чтобы разобрались, с той поры не
дергают.
- А в каком цвете вы меня видите? - спросил Степанов.
- Смотря что... Незажившая трещинка на черепе видится
бледно-розовой... Те два ушиба, которые я ощутила,
наоборот, темно-красные, видимо, что-то осталось после
гематом. Сосуды вообще кажутся мне перламутрово-голубыми,
хотя я точно ощущаю цветовую разницу между артериями,
венами, капиллярами... У вас, например, сосуды ломкие,
изношенные... Не по возрасту...
- Курить, конечно, нельзя? - спросил Степанов.
- Если так уж невмоготу, выкурите. Организм сам себя
регулирует... Вот только стрессов избегайте... Сплющит
сосудик, и все...
- А как их избежишь, стрессов-то?
- Так я ведь не колдунья, я только умею чувствовать чужую
боль и цвета чувствовать, понятно вам?
До чего ж хитрая, подумал Степанов; впрочем, хитрость -
не предательство; как правило, хитрецы не предают,
чувствуют, что дело это рискованное.
...Апрельская Ялта была утренней; белая оторочка
последнего снега делала Крымский хребет задником гигантской
декорации; рыбачьи кораблики, втиснутые в свинцовую гладь
моря, казались нереальными, крошечными; там сейчас, подумал
Степанов, склянки, бьют, уху варят, музыку слушают и в
кубрике спорят про то, кто выиграет в предстоящем матче -
Каспаров или Карпов; какая разница, все равно свои, мы
только чужим отдавать не хотим, а так - добрые...
2
- Мужчина, - окликнул Степанова на аэровокзале
молоденький милиционер, - вы что, не видите, здесь хода нет!
Степанов даже зажмурился от ярости, вспомнил Галину
Ивановну: "Только стрессов избегайте..." А это что ж такое,
когда вместо "товарищ" или, допустим, "гражданин" человек в
форме обращается к тебе "мужчина"?!
- Я вам не мужчина, - ответил Степанов, понимая, что
остановить себя уже не сможет.
- А кто ж вы? - удивился милиционер. - Не женщина
ведь...
- Чему вас на политзанятиях учат?
- Это мы знаем, чему на политзанятиях учат, а вы свои
документы покажите, мужчина...
- Ну, тупица, - сказал Степанов, - пойдем в отделение,
пойдем сейчас же! И, конечно же, сосудик прижало, сердце
заколотилось в горле; все верно, человек человеку - друг,
товарищ и волк, как же таких беспамятных неучей берут в
милицию, как им доверяют форму, они же - надев ее -
олицетворяют не что-нибудь, а власть нашу?!
- Накажем, Дима, - сказал (в Москве уже, в министерстве)
генерал Гаврилов; раньше он был Сережей (впрочем, им же и
остался, слава богу, нос не задрал), вместе учились, вместе
выходили на ринг.
Наказать, однако, не удалось - с места на Степанова
пришла "телега", сработали мгновенно, мол, оскорблял
сержанта, тот был корректен, а что мужчиной назвал, так
разве ж это неверно? Мог бы - ненароком - и дедом, все,
кому за пятьдесят, вполне могут быть дедами, разве нет? А
вот столичному гостю неприлично себя так вести, попусту
кричать, а потом валидол сосать - такого коллектив не
простит, напишет письмо, сообщит по месту работы, потребует
