подняться над суетой и подумать о вещах отправных, главенствующих - на
долгие годы вперед: и об электрификации страны, и о строительстве
металлургии, и о революционном техническом перевооружении нашего
крестьянства. А многие наши товарищи, растерявшись - ах, ах реставрируем
капитализм, - начали прямую, внешне, правда, маскируемую отчетами и
речами, симуляцию новой экономической политики. А русский рабочий, у
которого нет ни еды, ни башмаков, почешет затылок да и скажет: <Нет,
товарищи, большевики, оказывается, горазды лишь на словах, а на деле они -
полнейшие растеряхи и лапти и управлять им не РСФСР, а - в лучшем случае -
какой-нибудь тьмутараканью!> И вексель заберут! Только - правде в глаза!
Иначе - погибнем и загубим великое дело, а этого уж нам никто не простит!
Сейчас быть революционером-марксистом означает только одно: уметь
хозяйствовать - с выгодой и пользой, хитро, сильно; уметь торговать лучше
капиталиста, производить пальто и башмаки - лучше капиталиста, кормить в
столовой лучше, чем у капиталиста, иметь санатории для рабочего, которых
нет у капиталиста, - вот что значит продолжать быть революционером. Быт
есть быт это самое надоедливое, суетливое и неинтересное в хозяйственной
политике. Вы о нем забудете, да и я, впрочем, тоже. А нэпман, получающий с
быта дивиденды, будет про эти свои дивиденды всегда помнить. Он нам
развяжет руки в главном, приняв на себя мелочные - отнюдь не
государственного размаха - заботы. И бояться этого, бояться того, что
кто-то что-то о нас не так подумает, - это от суетливости, - словно
продолжая спор с Рыковым, закончил Владимир Ильич.
Каменев собрался уж было уходить, когда Фотиева принесла Ленину
несколько телефонограмм: из Наркомвнешторга, ВЧК, Главтопа. Ленин быстро
просмотрел первые три листочка, а на последнем словно бы споткнулся. Он
перечитал телефонограмму несколько раз, лоб свело двумя резкими
продольными, трагичными морщинами. Он позвонил наркомюсту Курскому.
- Товарищ Курский, я получил данные, что три работника Главтопа,
откомандированные в Швецию для закупки оборудования, истратили почти все
деньги, не выполнив порученной им работы. Я предписываю вам немедленно
отозвать этих людей, а ежели позволяют обстоятельства дела и корыстная их
вина будет доказана документально - арестовать, судить и сгноить в тюрьме!
Россия голодает, а три коммунистических чинуши резвятся в Стокгольме,
изволите ли видеть! Да, пожалуйста...
Ленин опустил трубку и тяжело посмотрел на Каменева:
- Прикажете поступать иначе? Жестоко? Корпоративной доброты ждут -
раз единомышленники, так все чтоб по-семейному?! Не выйдет. Пусть потом
обвиняют в жестокости - важно, чтобы она была справедливой, объективной, а
не личной.
Проводив Каменева, Ленин сел к столу, пометил в календаре: академик
Рамзин*. Котлы. Троцкий**, Фрунзе, Тухачевский***, Уборевич****, - вопросы
теории армии. Крестинский - возможный посол в Берлине, вызвать.
Бухарин***** - о среднем крестьянстве и т. н. <справном мужике>.
_______________
* Арестован в 1929 году.
** Убит в 1940 году.
*** Расстрелян как <враг народа> в 1937 году.
**** Расстрелян как <враг народа> в 1937 году.
***** Расстрелян как <враг народа> в 1938 году.
Ленин глянул в окно. Весеннее небо было тугое, тяжелое, в два цвета -
густо-синее и марево-красное. Гомонило воронье. Малиново перезвонили
куранты, ударили время. Ленин проверил свои часы и включил лампу.
<...Я все надеялся, что приток новых работников в коллегию
Рабкри оживит дело, но из расспросов Сталина не мог видеть этого.
Прошу черкнуть мне, а потом устроим, буде надобно, свидание. У вас
8000 штат, вместо 9000. Нельзя ли бы сократить до 2000 с жалованием в
6000 (т. е. увеличить втрое) и поднять квалификацию?
Если Аванесов скоро приедет, покажите ему тоже.
С коммунистическим приветом.
Ленин>
<Попробуйте сопоставить с обычным, ходячим понятием
<революционера> лозунги, вытекающие из особенностей переживаемой
полосы: лавировать, отступать, выжидать, медленно строить, беспощадно
подтягивать, сурово дисциплинировать, громить распущенность...
Удивительно ли, что некоторых <революционеров>, когда они слышат это,
охватывает благородное негодование, и они начинают <громить> нас за
забвение традиций Октябрьской революции, за соглашательство с
буржуазными специалистами, за компромиссы с буржуазией, за
мелкобуржуазность, за реформизм и прочее и тому подобное?>
<Мы не умеем гласно судить за поганую волокиту: за это нас всех
и Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих веревках. И я еще не
потерял надежды, что нас когда-нибудь за это поделом повесят...
Почему не возможен приговор типа примерно такого: ...объявляем
виновными в волоките, безрукости, в попустительстве бюрократизму и
объявляем строгий выговор и общественное порицание, с
предупреждением, что только на первый раз так мягко караем, а впредь
будем сажать за это профсоюзовскую и коммунистическую сволочь - суд,
пожалуй, помягче выразится - в тюрьму беспощадно...>
<В 1921 году на III конгрессе (Коминтерна. - Ю. С.) мы приняли
одну резолюцию об организационном построении коммунистических партий
и о методах и содержании их работы. Резолюция прекрасна, но она
насквозь русская, то есть все взято из русских условий. В этом ее
хорошая сторона, но также и плохая. Плохая потому, что ни один
иностранец прочесть ее не сможет... она слишком длинная. Таких вещей
иностранцы обычно не могут прочитать... Если в виде исключения
какой-нибудь иностранец ее поймет, то он не сможет ее выполнить... У
меня создалось впечатление, что мы совершили этой резолюцией большую
ошибку... Резолюция отражает наш российский опыт, поэтому она
иностранцам совершенно непонятна, и они не могут удовлетвориться тем,
что повесят ее, как икону, в угол и будут на нее молиться. Этим
ничего достигнуть нельзя. Они должны воспринять часть русского опыта.
Как это произойдет, этого я не знаю...>
<Вся работа правительства... направлена к тому, чтобы то, что
называется новой экономической политикой, закрепить законодательно в
наибольшей степени для устранения всякой возможности отклонения от
нее>
<Об образовании СССР. Одну уступку Сталин уже согласился
сделать.
1. Сказать вместо <вступления> в РСФСР <формальное объединение
вместе с РСФСР в союз советских республик Европы и Азии>.
Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя
равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим
в новый союз, новую федерацию...>
<Объявить строгий выговор Московскому комитету за послабления
коммунистам... Подтвердить всем губкомам, что за малейшую попытку
<влиять> на суды в смысле <смягчения> ответственности коммунистов ЦК
будет и с к л ю ч а т ь и з п а р т и и... Циркулярно оповестить
НКюст (копия губкомпартам), что коммунистов суды обязаны карать
с т р о ж е, чем некоммунистов...
Р. S. Верх позора и безобразия: партия у власти защищает <своих>
мерзавцев!!>.
<...Мы можем... сделать из городского рабочего проводника
коммунистических идей в среде сельского пролетариата.
Я сказал <коммунистических> и спешу оговориться, боясь вызвать
недоразумение или быть слишком прямолинейно понятым... До тех пор,
пока у нас в деревне нет материальной основы для коммунизма, до тех
пор это будет, можно сказать, вредно, это будет, можно сказать,
гибельно для коммунизма...>
...К ИСТОРИИ ВОПРОСА
__________________________________________________________________________
За полгода до того, как Альского вызвал Ленин, сведения о
неблагополучном положении в Гохране дошли до Рабоче-крестьянской
инспекции. Нарком Сталин пригласил своего заместителя Аванесова, и, по
обыкновению прохаживаясь по большому кабинету, он попросил соединить
вместе три комнаты, чтобы окна выходили не только на улицу, но и во двор,
- негромким, глуховатым голосом сказал:
- Если то, что болтают о Гохране, хоть в незначительной толике
соответствует правде и эта правда откроется, - этим не преминет
воспользоваться товарищ Троцкий для того, чтобы на ближайшем Политбюро
повторить свои нападки на систему Рабоче-крестьянской инспекции. Если же
никакого хищения народных ценностей нет, то именно РКИ должна взять под
защиту честь и достоинство старых спецов. Достаточно товарищ Троцкий
жонглирует примерами честной работы военспецов в своем ведомстве - не он
один думает о привлечении к работе старых специалистов. Подберите цепких,
опытных людей и бросьте их в Гохран контролерами. Это не обидит, не может
обидеть работников Гохрана, и это гарантирует республику от каких-либо -
не только в настоящем, но и в будущем - хищений.
Через три дня инспекционный отдел предложил Аванесову кандидатуры
трех работников: Козловская, Газарян и Потапов. Аванесов предполагал
побеседовать с каждым из предложенных товарищей, но свалился в тяжелейшей,
с осложнением на легкие, инфлюэнцей. Сталин был занят в Наркомнаце и ЦК, и
эти три человека автоматически перешли из системы РКИ в Гохран. Однажды на
оргбюро наркомфин Крестинский перекинулся со Сталиным несколькими словами,
- и тот и другой знали Козловскую по временам подполья, да и жила она
сейчас в Кремле, только в Кавалергардском корпусе, в квартире рядом со
Стучкой. Крестинский, правда, еще не переехал в Кремль из Второго дома
Советов, бывшего <Метрополя>, но это не помешало ему сразу же вспомнить
Козловскую и поблагодарить Сталина за то, что он прислал в Гохран такого
надежного и проверенного, сугубо интеллигентного работника.
- Товарищ Крестинский, - усмехнулся Сталин, - я запомню эти ваши
слова: вы первый нарком, который благодарит нас за контролера. Об этом я
непременно расскажу товарищу Демьяну - пусть он напишет басню, но
опубликуем мы ее попозже, лет через десяток - в назидание потомству. Если
же говорить серьезно, я рад, что вы верно поняли эту нашу акцию, спасибо
вам за разумную доброту по отношению к бедному Рабкрину...
Пожамчи остро приглядывался к трем контролерам. Он попросил оценщика
Шелехеса зайти к Левицкому, начальнику Гохрана, в прошлом председателю
Ссудной кассы, и договориться с ним, чтобы именно они, Пожамчи и Шелехес,
и никто иной, провели контролеров по Гохрану, показали им драгоценности,
хранившиеся здесь, и ввели их в курс дела.
- Согласитесь, товарищ Левицкий, - Шелехес подчеркнуто называл
Евгения Евгеньевича Левицкого, бывшего тайного советника, <товарищем> - и
в беседах один на один, и на совещаниях, и на профсоюзных отчетах, -
согласитесь, что новым коллегам будет трудно самим входить в русло наших
ювелирных тонкостей... Им надо помочь так, чтобы они с первого же дня
верно сориентировались.
<У, сволочь, до чего хитер, - думал Левицкий, глядя на красное
квадратное лицо Шелехеса, - ведь облапошит бедных комиссаров, не иначе...>
Зарплату, как теперь по-новому называли <оклад содержания>, Евгений
Евгеньевич получал, как и все в Гохране, мизерную, но сильно выручал паек:
