просто слава, но и сила. Три захваченных испанских судна он, с некоторым
академическим юмором, переименовал в "Клото", "Лахезис" и "Атропос"
[64], будто для того, чтобы сделать свои корабли вершителями судеб тех
испанцев, которые в будущем могли встретиться Бладу на морях.
В Европе известие об этой эскадре, пришедшее вслед за сообщением о
разгроме испанского адмирала под Маракайбо, вызвало сенсацию. Испания и
Англия были обеспокоены, хотя у этого беспокойства были разные основа-
ния, и если вы потрудитесь перелистать дипломатическую переписку того
времени, посвященную этому вопросу, то увидите, что она окажется до-
вольно объемистой и не всегда корректной.
А между тем дон Мигель де Эспиноса совершенно обезумел. Опала, явив-
шаяся следствием поражений, нанесенных ему капитаном Бладом, чуть не
свела с ума испанского адмирала. Рассуждая беспристрастно, нельзя не по-
сочувствовать дону Мигелю. Ненависть стала ежедневной пищей этого нес-
частного, а жажда мщения глодала его, как червь. Словно одержимый, ме-
тался он по волнам Карибского моря в поисках своего врага и, не находя
его, нападал на все английские и французские корабли, встречавшиеся на
его пути, чтобы как-то удовлетворить эту жажду мести.
Говоря попросту, прославленный флотоводец и один из наиболее знатных
грандов Испании потерял голову и, гоняясь за пиратскими кораблями, сам,
в свою очередь, стал пиратом. Королевский совет мог, разумеется, осудить
адмирала за его корсарские занятия. Но что это значило для человека, ко-
торый уже давно был осужден без всякой надежды на прощение? А вот если
бы ему удалось схватить и повесить капитана Блада, то Испания, быть мо-
жет, более снисходительно отнеслась бы к тому, что сейчас делал ее адми-
рал, и к тому, что он натворил прежде, потеряв несколько превосходных
кораблей и упустив из своих рук знаменитого корсара.
И, не учитывая того обстоятельства, что капитан Блад располагал сей-
час подавляющим превосходством, испанец настойчиво искал дерзкого пирата
на непроторенных просторах морей. Однако целый год поиски были тщетными.
Наконец ему все же удалось встретиться с Бладом, но при очень странных
обстоятельствах.
15 сентября 1688 года три корабля бороздили воды Карибского моря.
Первым из них был одинокий флагманский корабль "Арабелла". Ураган,
разразившийся в районе Малых Антильских островов, оторвал капитана Блада
от его эскадры. Порывистый юго-восточный бриз этого душного периода года
нес "Арабеллу" к Наветренному проливу; Блад спешил к острову Тортуга -
единственному месту встречи мореплавателей, потерявших друг друга.
Вторым кораблем был огромный испанский галион "Милагроса", на борту
которого плавал мстительный дон Мигель. Вспомогательный фрегат "Ги-
дальго" скрывался в засаде у юго-западных берегов острова Гаити.
Третьим, и последним из кораблей, которые нас сейчас интересуют, был
английский военный корабль, стоявший в упомянутый мною день на якоре во
французском порту Сен-Никола, на северо-западном берегу Гаити. Он следо-
вал из Плимута на Ямайку и вез очень важного пассажира - лорда Джулиана
Уэйда. Лорд Сэндерленд, родственник лорда Уэйда, дал ему довольно от-
ветственное и деликатное поручение, прямо вытекающее из неприятностей
переписки между Англией и Испанией.
Французское правительство, так же как и английское, было весьма разд-
ражено действиями корсаров, ухудшавшими и без того натянутые отношения с
Испанией. Тщетно пытаясь положить конец их операциям, правительства тре-
бовали от губернаторов своих колоний максимальной суровости к пиратам.
Однако губернаторы, подобно губернатору Тортуги, наживались на своих
тайных сделках с корсарами или же, подобно губернатору французской части
Гаити, полагали, что пиратов следует не истреблять, а поощрять, так как
они играют роль сдерживающей силы против мощи и алчности Испании. Поэто-
му губернаторы, не сговариваясь друг с другом, опасались применять ка-
кие-либо решительные меры, которые могли бы заставить корсаров перенести
свою деятельность в новые районы.
Министр иностранных дел Англии лорд Сэндерленд, стремясь быстрее вы-
полнить настойчивое требование короля Якова во что бы то ни стало умиро-
творить Испанию, посол которой неоднократно изъявлял крайнее недо-
вольство своего правительства, назначил губернатором Ямайки решительного
человека. Этим решительным человеком был самый влиятельный плантатор
Барбадоса - полковник Бишоп.
Полковник принял назначение на пост губернатора с особым рвением, ко-
торое объяснялось тем, что он жаждал поскорее свести личные счеты с Пи-
тером Бладом.
Оставив свои плантации, явившиеся источником его огромных богатств,
Бишоп сразу же после прибытия на Ямайку дал почувствовать корсарам, что
он не намерен с ними якшаться. Многим из них пришлось туговато. Лишь
один корсар, бывший раб бывшего плантатора, не давался в руки Бишопа и
всегда ускользал от него. Бесстрашно он продолжал тревожить испанцев на
воде и на суше. Его смелые набеги и налеты никак не улучшали натянутых
отношений между Англией и Испанией, а это было особенно нежелательно в
те годы, когда мир в Европе сохранялся с таким трудом.
Доведенный до бешенства не только день ото дня копившимся в нем разд-
ражением, но и бесконечными выговорами из Лондона за неумение справиться
с капитаном Бладом, полковник Бишоп начал всерьез подумывать о захвате
своего противника непосредственно на Тортуге. К счастью для себя, он от-
казался от этой безумной затеи: его остановили не только мощные природ-
ные укрепления острова, но и важные соображения о том, что затея очис-
тить Тортугу от корсаров может быть расценена Францией как разбойничий
налет и тяжкое оскорбление дружественного государства. И все же полков-
нику Бишопу казалось, что если не принять каких-то решительных мер, то
тогда вообще ничего не изменится. Эти мысли он и выложил в письме ми-
нистру иностранных дел.
Это письмо, по существу правильно излагавшее истинное положение дел,
привело лорда Сэндерленда в отчаяние. Он понимал, что такую неприятную
проблему немыслимо решить обычными средствами и что в таком деле не
обойдешься без применения средств чрезвычайных. Он вспомнил о Моргане,
который при Карле II был привлечен на королевскую службу, и подумал, что
такой же метод лестного для пирата решения вопроса мог бы оказаться по-
лезным и по отношению к капитану Бладу. Его светлость учел, что противо-
законную деятельность Блада вполне можно объяснить не его врожденными
дурными наклонностями, а лишь абсолютной необходимостью, что он был вы-
нужден заняться корсарством лишь в силу обстоятельств, связанных с его
появлением на Барбадосе, и что сейчас Блад может обрадоваться, получив
возможность отказаться от небезопасного занятия.
Действуя в соответствии с этим выводом, Сэндерленд и послал на остров
Ямайку своего родственника лорда Джулиана Уэйда, снабдив его несколькими
до конца заполненными, за исключением фамилий, офицерскими патентами.
Министр дал ему четкие указания, какой линии поведения он должен придер-
живаться, но вместе с тем предоставил полную свободу действий при выпол-
нении этих указаний. Прожженный интриган и хитрый политик, Сэндерленд
посоветовал своему родственнику, в случае, если Блад окажется несговор-
чивым или Уэйд по какимлибо причинам сочтет нецелесообразным брать его
на королевскую службу, заняться его офицерами и, соблазнив их, настолько
ослабить Блада, чтобы он стал легкой жертвой полковника Бишопа.
"Ройял Мэри", корабль, на котором путешествовал этот сносно образо-
ванный, слегка распущенный и безукоризненно элегантный посол лорда Сэн-
дерленда, благополучно добрался до Сен-Никола - своей последней стоянки
перед Ямайкой. Еще в Лондоне было решено, что лорд Джулиан явится снача-
ла к губернатору в Порт-Ройял, а оттуда уже отправится для свидания с
прославленным пиратом на Тортугу. Но еще до знакомства с губернатором
лорду Джулиану посчастливилось познакомиться с его племянницей, гостив-
шей в Сен-Никола у своих родственников, пережидая здесь совершенно нес-
терпимую в этот период года жару на Ямайке. Пробыв здесь несколько меся-
цев, она возвращалась домой, и просьба предоставить ей место на борту
"Ройял Мэри" была сразу же удовлетворена.
Лорд Джулиан обрадовался ее появлению на корабле. До сих пор путе-
шествие было просто очень интересным, а сейчас приобретало даже некото-
рую пикантность. Дело в том, что его светлость принадлежал к тем галант-
ным кавалерам, для которых существование, не украшенное присутствием
женщины, было просто жалким и бессмысленным прозябанием.
Мисс Арабелла Бишоп, прямая, искренняя, без малейшего жеманства и с
почти мальчишеской свободой движений, конечно, не была той девушкой, на
которой в лондонском свете остановились бы глаза разборчивого лорда Уэй-
да, молодого человека лет двадцати восьми, выше среднего роста, но ка-
завшегося более высоким из-за своей худощавости. Длинное, бледное лицо
его светлости с чувственным ртом и тонкими чертами, обрамленное локонами
золотистого парика, и светло-голубые глаза придавали ему какое-то мечта-
тельное или, точнее, меланхолическое выражение. Его изощренный и тща-
тельно тренированный в таких вопросах вкус направлял его внимание к иным
девушкам - томным, беспомощным, но женственным. Очарование мисс Бишоп
было бесспорным. Однако оценить его мог только человек с добрым сердцем
и острым умом, а лорд Джулиан хотя совсем не был мужланом, но вместе с
тем и не обладал должной деликатностью. Говоря так, я вовсе не хочу,
чтобы все это было понято, как какой-то намек, компрометирующий его
светлость.
Но как бы там ни было, Арабелла Бишоп была молодой, интересной женщи-
ной из очень хорошей семьи, и на той географической широте, на которой
оказался сейчас лорд Джулиан, это явление уже само по себе представляло
редкость. Он же, со своей стороны, с его титулом и положением, любез-
ностью и манерами опытного придворного, был представителем того огромно-
го мира, который Арабелле, проведшей большую часть своей жизни на Ан-
тильских островах, был известен лишь понаслышке. Следует ли удивляться
тому, что они почувствовали взаимный интерес еще до того, как "Ройял Мэ-
ри" вышла из Сен-Никола. Каждый из них мог рассказать много такого, чего
не знал другой. Он мог усладить ее воображение занимательными историями
о Сент-Джеймском дворе, во многих из них отводя себе героическую или хо-
тя бы достаточно приметную роль. Она же могла обогатить его ум важными
сведениями о Новом свете, куда он приехал впервые.
Еще до того как Сен-Никола скрылся из виду, они уже стали добрыми
друзьями, и его светлость, внося поправки в свое первое впечатление о
ней, ощутил очарование прямого и непосредственного чувства товарищества,
заставлявшего ее относиться к каждому мужчине, как к брату. И можно ли
удивляться, зная, насколько голова лорда Уэйда была занята делами его
миссии, что он как-то заговорил с ней о капитане Бладе!
- Интересно знать, - сказал он, когда они прогуливались по корме, -
видели ли вы когда-нибудь этого Блада? Ведь одно время он был рабом на
плантациях вашего дяди.
Мисс Бишоп остановилась и, облокотившись на гакаборт, глядела на зем-
лю, скрывающуюся за горизонтом. Прошло несколько минут, прежде чем она
ответила спокойным, ровным голосом:
- Я часто видела его и знаю его очень хорошо.
- Да?! Не может быть!
Его светлость был слегка выведен из того состояния невозмутимости,
которое он так старательно в себе культивировал, и поэтому не заметил
внезапно вспыхнувшего румянца на щеках Арабеллы Бишоп, хотя лорд считал
себя очень наблюдательным человеком.
- Почему же не может быть? - с явно деланным равнодушием спросила
