прачеловека, предвечного Адама Кадмона, который был мужчиной
и женщиной. Они считали, что каждому человеку принадлежит по
одной букве азбуки, а что каждая из букв представляет собой части-
цу тела (подчеркнуто мною. - В.Р.) Адама Кадмона на Земле. В че-
ловеческих же снах эти буквы оживают и комбинируются в теле
Адама. [...] Из букв, которые я собираю (в данном случае это рас-
суждения иудейского реконструктора древнего словаря, Самюэля
Коэна. - В.Р.), и из слов тех, кто занимался этим до меня, я состав-
ляю книгу, которая, как говорили хазарскве ловцы снов, явит со-
бой тело Адама Кадмона на Земле...".
Итак, словарь, а не повествование, потому что для воссоздания
тела нужна система, а не текст (ср. структурная лингвистика), а
словарь есть некое подобие системы или хотя бы некоторое ее пред-
дверие.
Философия времени у хазар, как можно видеть из приведенной
цитаты, тесно связана с философией сновидения. Здесь чувствуется
несомненное влияние Борхеса и того философа, который незримо
стоял за Борхесом несколько десятков лет, Джона Уильяма Данна,
автора книги "Эксперимент со временем" (1920), создателя серий-
ной концепции времени (см. время, серийное мышление). О снови-
дении в "Х. с." сказано следующее: "И любой сон каждого человека
воплощается как чья-то чужая явь. Если отправиться отсюда до Бо-
сфора, от улицы к улице, можно дату за датой набрать целый год со
всеми его временами, потому что у каждого своя осень и своя весна
и все времена человеческой жизни, потому что в любой день никто
не стар и никто не молод и всю жизнь можно представить себе как
пламя свечи, так что между рождением и смертью даже ни одного
вздоха не остается, чтобы ее загасить".
Такой философией обусловлен центральный эпизод "Х. с.", свя-
занный с киром Бранковичем, Юсуфом Масуди и Самюэлем Коэ-
ном. Кир Аврам Бранкович собирал сведения о "Хазарском слова-
ре", чтобы воссоздать Адама Кадмона, при этом он придерживался
христианского решения хазарской полемики. Одновременно с ним
"Хазарский словарь" собирал и реконструировал еврей-сефард из
Дубровников Самюэль Коэн, естественный сторонник того, что ха-
зары в IХ в. приняли иудаизм. С некоторого времени Аврам Бранко-
вич каждый день стал видеть во сне молодого человека с одним се-
дым усом, красвыми глазами и стеклянными ногтями на одной ру-
ке. Это и был Коэн, который каждую ночь чувствовал, что он кому-
то снится. Это означало, что они вскоре встретятся. Третий собира-
тель словаря, Юсуф Масуди, защитник исламской версии хазарско-
го вопроса, научился хазарскому искусству попадания в чужие сны,
поступил на службу к Авраму Бранковичу и стал видеть его сны -
и Самюэля Коэна в них. Когда же наконец Бранкович и Коэн встре-
тились (Коэн служил переводчиком в турецком отряде, который на-
пал на Бранковича и его слуг), то Бранкович погиб от турецкой саб-
ли, а Коэн, увидев человека, которому он столь долго снился, впал в
оцепенение и так из него и не выбрался. Юсуф Масуди выпросил у
турецкого паши день жизни, чтобы увидеть во сне, как Коэну будет
сниться смерть Бранковича, и то, что он увидел, было так ужасно,
что за время сна он поседел и его усы стали гноиться. А на следую-
Щий день турки зарубили и его.
Последняя история, восходящая к нашим дням, связана с араб-
ским исследователем "Хазарского словаря", доктором Абу Кабиром
Муавия, который, вернувшись с израильско-египетской войны
1967 г., стал собирать данные о "Хазарском словаре". Делал он это
так: посылал письма по объявлениям из старых газет конца ХIХ ве-
ка (см. концепцию времени хазар). На его письма в прошлое прихо-
дили ответы в виде посылок с различными совершенно не связанны-
ми между собой предметами, которыми постепенно стала запол-
няться его комната. Он дал список этих предметов на компьютер-
ный анализ, и компьютер ответил, что все эти предметы упомина-
ются в "Хазарском словаре". На конференции в Царьграде доктора
Муавия убивает четырехлетний мальчик, живой выродок (с двумя
большими пальцами на каждой руке) хазарской философии исто-
рии. На этом исследование "Хазарского словаря" прерывается. Ис-
чезвувший народ спрятал все концы в воду.
Говоря о словаре в послесловии, автор пишет: "При использова-
нии книги ее можно чтением вылечить или убить. Можно сделать ее
более толстой или изнасиловать, из нее постоянно что-то теряется,
между строк под пальцами исчезают последние буквы, а то и целые
страницы, а перед глазами вырастают, как капуста, какие-то но-
вые. Если вы вечером отложите ее в сторону, то назавтра можете об-
наружить, что в ней, как в остывшей печке, вас не ждет больше теп-
лый ужин".
Здесь этически реализована обычная для ХХ в. мифологема жи-
вого текста, противопоставленного мертвой реальности.
Особенностью, придающей уникальность "Х. с.", является та
преувеличенная серьезность его стиля, то отсутствие иронии, заме-
шенное на терпком балканском фольклоре, которые позволяют го-
ворить не только о квинтэссенции постмодернизма, но и об альтер-
нативе ему. В этом смысле Милорад Павич безусловный антипод
Умберто Эко - семиотика, играющего (когда более, когда менее ус-
пешно) в прозаика, а антиподом "Имени розы" становится "Х. с.".
А может быть, все дело в том, что гениальность (которой несо-
мненно обладает автор "Х. с.") и постмодернизм - несовместимы. В
этом смысле Павич писатель глубоко старомодный, такой, напри-
мер, как Томас Манн, Фолкнер или Франц Кафка.
Лит.:
Руднев В. Серийное мышление // Даугава, 1992. - Э 3.
Руднев В. Гений в культуре // Ковчег, 1994. - Э 3.
Руднев В. Морфология реальности: Исследование по "филосо-
фии текста". - М., 1996.
ХАРАКТЕРОЛОГИЯ
- учение о характерах людей, основанное
на исследовании соматических данных (строения тела). Основопо-
ложник клинически ориентированной Х. - Эрнст Кречмер (основа-
тели психоаналитической Х. - Карл Абрахам и Вильгельм Райх).
Кречмер различал три типа характера в зависимости от строения
тела: пикнический тип (приземистый, с толстой шеей) - по харак-
теру циклоид, или сангвиник; астенический тип (худой, малень-
кий, лептосомный (узкий) - по характеру шизотим, или шизоид;
атлетический тип - Кречмер считал его смешанным (позднее П.Б.
Ганнушкин определил его как эпилептоида). Проведенные Кречме-
ром эксперименты давали явную картину зависимости типа харак-
тера от строения тела. В дальнейшем его типология была дополнена
и скорректирована П.Б. Ганнушкиным и М.Е. Бурно. В настоящее
время типология основных характеров выглядит примерно так:
1. Циклоид-сангвиник - добродушный, реалистический экстра-
верт, синтонный (то есть находящийся в гармонии с окружающей
его реальностью). Синтоник веселится, когда весело, и грустит, ког-
да грустно. Когда-то этот образ играл большую роль в культуре -
по-видимому, начиная с эпохи Возрождения. В художественной ли-
тературе сангвиники нарисованы особенно выпукло: это Гаргантюа,
Ламме Гудзак, Санчо Панса, Фальстаф, мистер Пиквик - все доб-
родушные толстяки. В ХХ в. от засилья добродушных героев оста-
лись только Кола Брюньон и Швейк. В целом такая в принципе здо-
ровая жизнерадостная личность не характерна для ХХ в.
2. Психастеник - реалистический, тревожно-сомневающийся
интроверт. Этот тип характерен для культуры конца ХIХ века, его
олицетворяет Чехов в своих основных характерологических уста-
новках - психастевику свойственна повышенная порядочность,
боль за других и тревожно-ипохондрическое переживание прошло-
го в своей душе. Чехов запечатлел психастеника в драматическом
виде в образе профессора Николая Степановича ("Скучная исто-
рия"), а в комическом виде - в образе Червякова ("Смерть чиновни-
ка"). Психастеник тревожно-мучительно, по многу раз прокручива-
ет уже сделанные поступки, "пилит опилки", по выражению Дейла
Карнеги. Тревожная психастеническая рефлексия показательна
для начала ХХ в., она воплощена в таком художественном направ-
лении, как постимпрессионизм (импрессионизм. считается в целом
сангвиническим, синтонным направлением), в частности в творче-
стве Клода Моне. Самым знаменитым героем-психастеником в евро-
пейской культуре был, конечно, Гамлет.
3. Истерик. Для этого характера важен такой признак, как де-
монстративность. По выражению Карла Ясперса, истерик живет не
для того, чтобы быть, а чтобы казаться быть. Самый знаменитый ис-
терик в мировой литературе - это Хлестаков. Истерик - парадок-
сальный характер в том смысле, что это аутистический экстраверт,
то есть, с одной стороны, это нереалистический характер, у него со-
вершенно фантастическое представление о реальности, но, с другой
стороны, он погружен не в свой внутренний мир, который у него до-
статочно беден, но в выдуманную им самим реальность.
4. Эпилептоид. Характер напряженно-авторитарный с атлетиче-
ским типом сложения. Реалист и прагматик до мозга костей, экс-
траверт. Из эпилептоидов рекрутируются воины и политики. Два
знаменитых современных российских эпилептоида - Борис Ель-
цин и Александр Лебедь. Впрочем, эпилептоиды могут быть двух
типов - примитивно-эксплозивные (Дикой в "Грозе" Островского)
и утонченно-дефензивные (Кабаниха, Иудушка Головлев, Фома
Фомич Опискин). Для эпилептоида характерна так называемая иу-
дина маска - выражение льстивой угодливости, за которой пря-
четея злоба и стремление к власти. Эпилептоид - прекрасный ор-
ганизатор, но почти никогда не бывает литератором или филосо-
фом. Есть великие художники-эпилептоиды, например Роден и
Эрнст Неизвестный.
5. Шизотим, или шизоид, или аутист (см. также аутистическое
мышление). Шизоид - замкнуто-углубленный аутистический ин-
троверт. Он во всем замкнут на самого себя. Внешний мир, как его
понимают и чувствуют сангвиник и психастеник, не существует
для шизоида - его мир находится внутри его самого, а проявления
внешнего мира суть лишь символы, еще глубже раскрывающие
структуру мира внутреннего. Весь ХХ век может быть назван ши-
зотимической эпохой. Практически все сколько бы ни было фунда-
ментальные открытия в науке и философии, все важнейшие худо-
жественные направления носят шизотимный характер: это и ана-
литическая философия, и квантовая механика, и теория относи-
тельности, и психоанализ, и кино, и структурная лингвистика
вместе с семиотикой и математической логикой, и многое другое;
шизоидный характер присущ экспрессионизму, символизму, ново-
му роману, постструктурализму, постмодернизму. Почти все вели-
кие художественные произведения ХХ в. аутистичны: "Доктор Фа-
устус" Томаса Манна, "Улисс" Джойса, "В поисках утраченного
времени" Пруста, "Шум и ярость" Фолкнера, "Человек без
свойств" Музиля, "Игра в бисер" Гессе, "Бледный огонь" Набокова.
То же самое относится к музыке ХХ века (см. додекафония): Стра-
винский, Прокофьев, Шостакович, Булез, Штокгаузен - все это
шизотимы. Вся реальность ХХ в. как бы попадает в воронку аути-
стического мышления, реальность насквозь символизирована, се-
миотизирована, концептуализирована. Важна логичность, непро-
