"Ты", которое тоже участвует в разговоре - к нему обращается Я. Я
и Ты противостоит Он, тот, кто не участвует в разговоре, отчужден-
ная, нездешняя и нетеперешняя реальность. В отличие от Я и Ты,
которые находятся Здесь и Теперь, Он находится Там и Тогда (см.
пространство). Когда он приближается к Я и Ты, на тот уровень,
когда можно разговаривать, Он превращается во второе Ты.
С Я следует обращаться очень осторожно. Ребенок с большой
сложностью усваивает эти слова. Хотя считается, что ребенок -
эгоцентрик, он предпочитает говорить о себе в третьем лице.
Я не может очень многого: не может врать, спать, клеветать. Та-
кие выражения, как "я лгу", "я клевещу на вас", "я вас обманываю"
американский философ Зино Вендлер назвал речевым самоубийст-
вом. Действительно, эти слова сами себя зачеркивают.
За Я закреплена функция быть всегда Здесь: Я здесь - абсолют-
ная прагматическая истина, то есть это выражение не может быть
неправдой.
Термин Э. с. принадлежит логике. Его придумал Бертран Рассел.
Но на самом деле тройка Я, Ты и Он в наибольшей степени принад-
лежит лирической поэзии - самой эгоцентрической деятельности в
мире:
Я вас любил; любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил, безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.
(Э. с. выделены мною. - В. Р.)
Впервые на это стихотворение обратил внимание и проанализиро-
вал его в 1960-е гг. Р. О. Якобсон. Он показал, что лирика в сущно-
сти не нуждается ни в каких метафорах, достаточно столкновения
этих трех Э. с.: Я, Ты и Он (Другой). Она (любовь) также отчуждена
от разговора, потому что Она теперь принадлежит Ему (Другому).
Особенность Э. с. состоит в том, что они не называют, а указыва-
ют, поэтому Рассел считал, что главным Э. с. является "это". Оно
употребляется при так называемом указательном (остенсивном)
обучении языку: "Это - яблоко" - с указательным жестом на ябло-
ко; "Это - дерево", "Это - человек"; "А это - Я" - чему обучить
гораздо труднее. Потому что для каждого Я - это он сам.
Поэтическое Я находится на границе различных смыслов и ситу-
аций, на границах возможных миров (см. семантика возможных
миров). Современный исследователь С. Т. Золян пишет: "Поэтичес-
кое "Я" закреплено за тем миром, в котором оно произнесено, при-
чем в составе истинного высказывания. Но это не наш актуальный
мир: ведь сам актуальный мир есть дейктическое понятие, задавае-
мое координатой "я" [...]. Поэтическому "я" в одном из миров будет
соответствовать биографический Пушкин, в другом - я, конкрет-
ный читатель. Но и пушкинский, и мой актуальные миры выступа-
ют относительно текста как возможные. Как актуальный (то есть
действительный. - В. Р.) с точки зрения выделяемого "я" говоря-
щего лица выступает мир текста.
[...] Нет никаких жестких требований, чтобы Пушкин или я, чи-
татель, в момент произнесения помнили чудное мгновенье. Но само
произнесение слов "Я помню чудное мгновенье" переносит меня из
моего мира в мир текста, и я-произносящий становлюсь я-помня-
щим. Текст как бы показывает мне, кем был бы я при ином течении
событий, то есть описывает меня же, но в ином мире. Посредством
"я" устанавливается межмировое отношение между указанными
мирами, само же "я" идентифицирует помнящего и говорящего.
Я не становлюсь Пушкиным в момент произнесения его слов, но
я и Пушкин становимся "говорящими одно и то же". Я, так же как
некогда и Пушкин, устанавливаем соответствие между моим лич-
ным "я" и "я" текста".
Ср. аналогичную мысль, нарочито обнажающую это соотношение,
в знаменитом стихотворении Дмитрия Александровича Пригова:
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал, недвижим, я...
Я - Пригов Дмитрий Александрович...
Я, я лежал там, и это кровь сочилася моя...
В прозе ХХ в. подлинным первооткрывателем и певцом собствен-
ного Я был Марсель Пруст в своей лирической эпопее "В поисках ут-
раченного времени". Вот что пишет об этом академик Ю. С. Степа-
нов: "Следуя за Бергсоном, Пруст полагает материальным центром
своего мира "образ своего тела". [...] Весь роман начинается с ощу-
щения этого образа: иной раз, проснувшись среди ночи, "я в первое
мгновение даже не знал, кто я, я испытывал только - в его перво-
зданной простоте - ощущение, что я существую, какое, наверное,
бьется и в глубине существа животного, я был простой и голый, как
пещерный человек". [...]
Но дальше в разных ситуациях, не подряд, но последовательно
снимаются телесные пласты и остается внутреннее "Я", которое в
свою очередь расслаивается на "Я" пищущего, "Я" вспоминающего,
"Я" того, о ком вспоминают, на Марселя в детстве и т. д., пока не ос-
тается глубинное, предельное "Я" - "Эго". И, в сущности, о его пе-
рипетиях и идет речь. Оно - подлинный герой романа".
В сущности, Я - это и есть целый мир, мир, который, по выраже-
нию Эмиля Бенвениста, апроприируется, присваивается мною. Я
мыслю, я говорю, я существую, я называю и я именуюсь. Я являюсь
сам своим предикатом. Пока есть кому сказать: "Я", мир не погибает.
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
[И]
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю.
Я царь, - я раб, - я червь, - я Бог.
(Г. Державин)
В эксцентрической форме русского концептуализма эта идея все-
облемлющего Я выражена в стихотворении русского поэта Влади-
мира Друка (приводим его фрагменты):
иванов - я
петров - я
сидоров - я
так точно - тоже я
к сожалению - я
видимо - я
видимо-невидимо - я
в лучшем случае - я
в противном случае - тоже я
в очень противном случае - опять я
здесь - я, тут - я
к вашим услугам - я
рабиндранат тагор - я
конгломерат багор - я
дихлоретан кагор - я
василиса прекрасная - если не ошибаюсь я
там, где не вы - я
там, где не я - я
чем более я
тем менее я
тем не менее - я
И
КТО ЕСЛИ НЕ Я?
Я ЕСЛИ НЕ Я?
Расслабьтесь,
это я
пришел...
Лит..
Рассел Б. Человеческое познание: Его границы и сфера. - М.,
1956.
Якобсон Р.О Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Се-
миотика / Под ред. Ю. С. Степанова. - М., 1983.
Золян С. Т. Семантика и структура поэтического текста. -
Ереван, 1991.
Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиоти-
ческие проблемы лингвистики, философии, искусства. - М.,
1985.
ЭДИПОВ КОМПЛЕКС
(см. также психоанализ, миф) - одно из
ключевых понятий психоанализа Фрейда, отсылающих к мифу о
царе Эдипе, который по ошибке убил своего отца Лая и так же по
ошибке женился на своей матери, царице Фив Иокасте.
Э. к. обозначает группу противоречивых переживаний мальчика
по отношению к отцу, в основе которых бессознательное влечение к
матери и ревность, желание избавиться от отца-соперника. Эди-
пальная стадия развития детской сексуальности характерна для
возраста от трех до пяти лет. Однако страх наказания со стороны от-
ца (комплекс кастрации) вытесняет Э. к. в бессознательное, и в зре-
лом возрасте эти переживания могут проявляться лишь, как прави-
ло, в форме невроза.
Почему же мальчик хочет свою мать и стремится избавиться от
отца? Потому что, согласно концепции Фрейда, сексуальность про-
является у детей чрезвычайно рано, а мать - наиболее близкий объ-
ект обожания со стороны ребенка. А поскольку ребенок в этом воз-
расте живет в соответствии с принципом удовольствия, игнорируя
до поры до времени принцип реальности, то его эротические идеи
проявляются порой достаточно активно.
Во всяком случае, ребенок часто залезает в постель к родителям,
мешая их половой жизни. Чаще всего он символически ложится
между ними.
Отец же - фигура мифологическая (см. миф). Убийство отца -
это обычное дело для многих мифологических традиций.
Но Э. к. - это как бы визитная карточка культуры первой поло-
вины ХХ в., ее болезненный и скандальный символ. Естественно,
культура ХХ в. переписала всю мировую литературу с точки зрения
Э. к. и свою собственную литературу стала строить уже на осознан-
ном Э. к. (что гораздо менее интересно).
Фрейд писал: "Судьба Эдипа захватывает нас только потому, что
она могла бы стать и нашей судьбой. [...] Но будучи счастливее, чем
он, мы сумели с той поры, поскольку не стали невротиками, отстра-
нить наши сексуальные побуждения от наших матерей и забыть на-
шу ревность к отцу. От личности, которая осуществила такое дет-
ское желание, мы отшатываемся со всей мощью вытеснения, кото-
рое с той поры претерпевало это желание в нашей психике".
Первым, кто дал толкование литературного произведения в духе
Э. к., был, конечно, сам Зигмунд Фрейд. В свете Э. к. он проанали-
зировал Гамлета Шекспира, объяснив его медлительность. По
Фрейду, Гамлет вовсе не медлителен, просто он не может заставить
себя совершить решающий шаг, потому что чувствует себя потенци-
альным отцеубийцей, каким являлся Клавдий по отношению к
старшему Гамлету, своему старшему брату (старший брат в данном
случае заменил отца, такое бывает). Но Гамлет бессознательно тор-
мозится своим внутренним "воспоминанием" о ненависти к собст-
венному отцу, а то, что он вожделеет к матери, ясно уже и из одного
текста Шекспира. Медлительность Гамлета - это медлительность
рефлексирующего Эдипа, бессознательное которого запрещает ему
естественный по тем временам акт возмездия - ведь это было бы по-
вторением преступления Клавдия на почве Э. к.
Литература ХХ в. наполнена сюжетами, связанными с Э. к. Но
говорят, что еще до Фрейда психоанализ открыл Достоевский. Во
всяком случае, это верно в том, что касается Э. к. В романе "Братья
Карамазовы" все братья, так сказать, по очереди убивают отца -
омерзительного Федора Павловича. Иван идеологически готовит к
этому Смердякова (внебрачного сына Федора Павловича), Дмитрий,
который и был ложно обвинен в убийстве, публично заявлял о сво-
ем желании убить отца и даже пытался это сделать, а положитель-
ный Алеша по замыслу должен был стать народовольцем и убить
царя-батюшку (то есть, в конечном счете, того же отца) (ср. экстре-
мальный опыт).
Между тем в реальности вокруг Фрейда разыгрывались настоя-
щие драмы, связанные с только что открытым Э. к.
Отец великого философа Людвига Витгенштейна был чрезвычай-
но авторитарен. Двое братьев Людвига боролись с авторитарностью
отца и от бессилия покончили с собой.
