отношения друг к другу, то есть нарушается фундаментальный
принцип связности текста.
Пример Э. Блейлера. Вопрос психиатра больному: "Испытываете
ли вы огорчениями" Больной: "Нет". Психиатр; "Вам тяжело?" Боль-
ной: "Да, железо тяжело".
Мышление при Ш. приобретает странный, чудаковатый харак-
тер, мысли совершают скачки. Все это напоминает картину снови-
дения или картину в сюрреализме.
"Замечательны, - пишет Блейлер, - также наклонности к
о б о б щ е н и я м (здесь и далее в цитатах разрядка Блейлера. -
В. Р.), к перескакиванию мысли или вообще функции на другие об-
ласти. Бредовые идеи, которые могут возникнуть только по отноше-
нию к определенному лицу, переносятся на другое, с которым они
не имеют никакой внутренней связи. Больного разозлили, он снача-
ла отпускает пощечину виновному, а затем и другим, кто как раз на-
ходился поблизости. (Ср. характерное поведение Ивана Бездомного
в романе М. А. Булгакова "Мастер и Маргарита", когда он являет-
ся в Дом литераторов в кальсонах и раздает пощечины. Автор рома-
на был врач и, по общему признанию психиатров, очень точно опи-
сал симптомы Ш. у Бездомного.- В.Р.)
Особенно важно, - продолжает Блейлер, что при этой ассоциа-
тивной слабости [...] а ф ф е к т ы приобретают особую власть над
мышлением: вместо логических сочетаний руководящую роль по-
лучают желания и описания, таким образом возникают самые неле-
пые б р е д о в ы е и д е и, открывается дорога чрезвычайно сильно-
му аутистическомумышлению(см. - В.Р.) с его уходом
от действительности, с его тенденцией к символике, замещениям и
сгущениям". (Что опять-таки напоминает работу сновидения как
она интерпретируется в психоанализе З. Фрейдом; ясно, что созна-
ние шизофреника регрессирует к более низким формам.)
В тяжелых случаях Ш. обнаруживается то, что психиатры назы-
вают "аффективным отупением". Шизофреник в больнице может
десятки лет не обнаруживать никаких желаний, никаких аффек-
тов. Он не реагирует на плохое с ним обращение, на холод и жажду,
ложится в промокшую и холодную постель, ко всему проявляет по-
разительное спокойствие, хладнокровие и равнодушие - к своему
настоящему положению, к будущему, к посещению родственников.
Явный показатель Ш. - недостаток аффективных модуляций,
аффективная неподвижность. При этом аффекты могут подвергать-
ся инверсиям: там, где нормальный человек смеется, шизофреник
плачет, и наоборот - так называемая паратимия.
"Самые аффекты, - пишет далее Блейлер, - часто теряют
е д и н с т в о . Одна больная убила своего ребенка, которого она лю-
била, так как это был ее ребенок, и ненавидела, так как он происхо-
дил от нелюбимого мужа; после этого она неделями находилась в та-
ком состоянии, что глазами она в отчаянии плакала, а ртом смея-
лась".
Одновременный смех и плач суть проявления амбивалентности в
Ш. Например, шизофреник может в одно и то же время думать: "Я
такой же человек, как и вы" и "Я не такой человек, как вы". (Ср. не-
классические логики, истина.)
Для Ш. характерны различного рода галлюцинации: соматиче-
ские, зрительные, слуховые, обонятельные, осязательные. Боль-
ные часто слышат голоса, свист ветра, жужжание, плач и смех;
они видят какие-то вещи, реальные и фантастические; обоняют
какие-то запахи, приятные и неприятные; осязают какие-то пред-
меты; им чудится, что на них падают дождевые капли, их бьют,
режут, жгут раскаленными иглами, у них вырывают глаза, распи-
ливают мозги (ср. трансперсональная психология, виртуальные
реальности).
При этом реальность бредовых представлений кажется шизофре-
нику совершенно очевидной. Он скорее откажется верить в окружа-
ющую реальность - что он находится в больнице и т. д.
Для Ш. характерен бред величия, который часто сочетается с бре-
дом преследования, то есть больные в этой стадии находятся полно-
стью во власти своего бессознательного, у них измененное состоя-
ние сознаная.
И наконец: "Вследствие потери чувства активности и неспособно-
сти управлять мыслями, шизофреническое Я часто лишается суще-
ственных составных частей. Расстройства ассоциаций и болезнен-
ные соматические ощущения придают этому Я совершенно другой,
непохожий на прежний вид; у больного, таким образом, имеется со-
знание, что его состояние изменилось: он стал другой личностью.
[...] Граница между Я и другими личностями и даже предметами и
отвлеченными понятиями может стушеваться: больной может
отождествлять себя не только с любым другим лицом, но и со сту-
лом, с палкой. Его воспоминания расщепляются на две или более
части" (ср. описание героя романа С. Соколова "Школа для дура-
ков", которому показалось, что он раздвоился и одна из его двух
личностей превратилась в сорванную им лилию "нимфея альба").
Ш. в ХХ в. стала болезнью психики Э 1, ибо шизофреническое
начало присуще многим фундаментальным направлениям и течени-
ям культуры ХХ в.: экспрессиоинзму, сюрреализму, неомифологи-
ческой манере письма в целом, новому роману, потоку сознания,
поэтике абсурда предстюителей школы ОБЭРИУ, театру абсурда.
Лит.:
Блейлер Э. Руководство по психиатрии. - М., 1993.
"ШКОЛА ДЛЯ ДУРАКОВ"
- роман русского писателя-эмигран-
та Саши Соколова (1974), один из самых сложных текстов русского
модернизма и в то же время одно из самых теплых, проникновен-
ных произведений ХХ в. В этом смысле "Ш. д." напоминает фильм
Андрея Тарковского "Зеркало" (см.) - та же сложность художест-
венного языка, та же автобиографическая подоплека, те же россий-
ские надполитические философские обобщения.
Сюжет "Ш. д." почти невозможно пересказать, так как, во-пер-
вых, в нем заложена нелинейная концепция времени-памяти (так
же как и в "Зеркале" Тарковского) и, во-вторых, потому, что он по-
строен не по сквозному драматическому принципу, а по "номерно-
му". Это музыкальный термин; по номерному принципу строились
оратории и оперы в ХVII - ХVIII вв.: арии, дуэты, хоры, речитати-
вы, интермедии, а сквозное действие видится сквозь музыку - му-
зыка важнее. Вот и в "Ш. д." - "музыка важнее". Между сюжетом
и стилем здесь не проложить и лезвия бритвы (позднее сам Соколов
назвал подобный жанр "проэзией").
Музыкальность, между тем, задана уже в самом заглавии: "шко-
лами" назывались сборники этюдов для начинающих музыкантов
("для дураков"). Но в русской культуре Иванушка-дурачок, как из-
вестно, оказывается умнее всех, поэтому название прочитывается
еще как "школа высшего мастерства для прозаиков", какой она и
является. Другой смысл названия, вещный - это, конечно, метафо-
ра "задуренной большевиками" России.
В центре повествования рассказ мальчика с раздвоенным созна-
нием, если называть вещи своими именами - шизофреника (см.
шизофрения). Между тем за исключением того факта, что с опреде-
ленного времени герой считает, что их двое, и порой не отличает ил-
люзию, собственную мечту от реальности, в остальном это удиви-
тельно симпатичный герой редкой духовности и внутренней тепло-
ты и доброты.
Действие "Ш. д." перескакивает с дачи, где герой живет "в доме
отца своего", прокурора, фигуры крайне непривлекательной (ср.
Эдипов комплекс), в город, в школу для слабоумных. Герой влюб-
лен в учительницу Вету Аркадьевну. У него есть также любимый
наставник Павел (Савл) Петрович Норвегов, учитель географии,
влюбленный, в свою очередь, в ученицу спецшколы Розу Ветрову.
Впрочем, реальность этих "женских персонажей" достаточно со-
мнительна, так как Вета Аркадьевна Акатова в сознании героя лег-
ко превращается в "ветку акации", а последняя - в железнодорож-
ную ветку, по которой едут поезда и электрички из города на дачу.
А Роза Ветрова тоже легко "географизируется" в "розу ветров" -
профессиональный символ учителя Норвегова, любимца всех уче-
ников, разоблачителя всякой фальши и неправды, за что его нена-
видят другие учителя и директор Перилло.
В центре сюжета-стиля три узла: влюбленность героя в учитель-
ницу и связанные с этим внутренние переживания и эпизоды, на-
пример явно виртуальное сватовство у отца учительницы, репресси-
рованного и реабилитированного академика Акатова; превращение
героя в двоих, после того как он сорвал речную лилию "нимфея аль-
ба" (Нимфея становится с тех пор его именем); alter ego Нимфеи вы-
ступает как соперник в его любви к Вете Аркадьевне; наконец, исто-
рия увольнения "по щучьему велению" и странная смерть учителя
Норвегова, о которой он сам рассказывает своим ученикам, пришед-
шим навестить его на даче.
Все остальное в "Ш. д." - это, скажем так, безумная любовь ав-
тора к русскому языку, любовь страстная и взаимная.
"Ш. д." предпосланы три эпиграфа, каждый из которых содер-
жит ключ к сюжетно-стилистическому содержанию романа.
Первый эпиграф из "Деяния Апостолов": "Но Савл, он же и Па-
вел, исполнившись Духа Святого и устремив на него взор, сказал: о,
исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын диавола,
враг всякой правды! перестанешь ли ты совращать с прямых путей
Господних ?".
Сюжетно этот эпиграф связан с фигурой Павла (Савла) Петрови-
ча, обличителя школьной неправды и фальши, которого за это уво-
лили "по щучьему". Стилистически эпиграф связан со стихией
"плетения словес", стиля, господствующего в русской литературе
ХVI в., с характерными нанизываниями однородных словосочета-
ний, что так характерно для "Ш. д.". Сравним:
"Опиши челюсть крокодила, язык колибри, колокольню Новоде-
вичьего монастыря, опиши стебель черемухи, излучину Леты,
хвост любой поселковой собаки, ночь любви, миражи над горячим
асфальтом [...] преврати дождь в град, день - в ночь, хлеб наш на-
сущный дай нам днесь, гласный звук сделай шипящим".
А вот фрагмент знаменитого "Жития Сергия Радонежского" Епи-
фания Премудрого (орфография упрощена):
"Старец чюдный, добродетлми всякыми украшень, тихый, крот-
кый нрав имея, и смиренный добронравный, приветливый и благо-
уветливый, утешительный, сладкогласный и целомудренный, бла-
гоговейный и нищелюбивый, иже есть отцамь отець и учителем
учитель, наказатель вождем, пастыремъ пастырь, постникам хва-
ла, мльчальникам удобрение, иереам красота" (ср. также изменен-
ные состояния сознании).
Второй эпиграф представляет собой группу глаголов-исключе-
ний, зарифмованных для лучшего запоминания:
гнать, держать, бежать, обидеть,
слышать, видеть и вертеть, и дышать
и ненавидеть, и зависеть и терпеть.
Сюжетно этот эпиграф связан с нелегкой жизнью ученика спец-
школы - в нем как бы заанаграммирован весь его мир. В стилисти-
ческом плане этот стишок актуализирует мощную стихию детского
фольклора - считалок, прибауток, переделанных слов, без понима-
ния важности этой речевой стихии не понять "Ш. д.". Весь художе-
ственный мир романа состоит из осколков речевых актов, жанров,
игр (см. теория речевых актов, прагматика, языковая игра), он по-
хож на изображенный в романе поезд, олицетворяющий поруган-
