пойдет как надо - завтрак вдвоем. С девушками, которые сначала вешали свою
одежду, такие вещи проходили лучше всего; это я давно заметил.
Координатами обменивались легко, без всяких обязательств, между поцелуями;
не было никакой необходимости звонить еще раз, и в те дни я звонил редко.
Это была не любовь - ну так что? Любовь - это не для всякого. Во всяком
случае, в отличие от многих других вещей, все было честно. По крайней
мере, это никому не причиняло боли.
Но сейчас от одной мысли о таком месте и обо всем, что ему
сопутствовало, мне становилось тошно. Уже один вид всей этой мишурной
улицы был испытанием для моего рассудка. Само ее существование, казалось,
ужасно противоречило тому, с чем я столкнулся в ту ночь, независимо от
того, романтизировать это или нет. Мне надо было либо выбираться отсюда,
либо поверить... Или уж ничему не верить и ничему не доверять, во всяком
случае, своим чувствам. Я забыл о машине; я тупо брел через дорогу, мне
повезло, что она была пуста. Если бы кто-то увидел меня в тот момент,
наверняка решил бы, что я пьян. Я благодарно погрузился в спасительную
темноту распахнутой пасти улицы, как раненное животное, отчаянно
стремящееся спрятаться. Мои пальцы скользнули по все еще свежей краске
оконной рамы и дотронулись до изношенного камня позади нее. Я моргнул и
огляделся. Теперь, когда солнце зашло, улица была узкой и темной, и это
придавало ей еще большее сходство с теми, по которым я пробирался в ту
странную ночь. Тени прятали то, что с ней стало, слабый отблеск звездного
света, защищенный от резкого уличного освещения, снова окутал ее покровом
тайны. Я оглянулся и рассмеялся над таким контрастом: вся новизна казалась
лишь фасадом, тонким цветистым слоем, покрывавшим то, что лежало под ним в
действительности. И вдруг мне стало не так уж трудно вновь поверить в
себя. Как и предсказывал Джип, я вернулся.
Как предсказывал Джип... но что же он еще сказал? "...спроси
Джипа-штурмана, ладно?" Я вдруг совершенно отчетливо вспомнил его слова,
так, словно снова услышал их: "Спрашивай любого, меня все знают..." Что ж,
это должно быть достаточно просто. Однако меня как-то не прельщало искать
его прямо здесь, во всяком случае, в одном из этих нарядных бистро, они
ему явно не подходили. Но в дальнем конце улицы тусклым желтоватым светом
светились какие-то окна. Должно быть, там что-то есть.
Это оказалась пивная, не очень большая и уж никак не
реставрированная. На самом деле вид у нее был самый что ни есть
изношенный. Она находилась на углу улочки, ее можно было узнать по
вычурной вывеске из покрытой глазурью мозаики эдвардианской эпохи,
пурпурно-синего цвета, совершенно потрескавшейся и грязной; и покрытым
пятнами застекленным окнам, таким же закопченным и тусклым, испещренным
надписями, рекламировавшими эль стоимостью в сорок шиллингов,
изготовленный на позабытых пивзаводах. Пробивавшийся оттуда свет был
ярким, доносившиеся голоса - хриплыми; по виду это было крутое местечко, и
я занервничал. Однако отсюда можно было хотя бы начать поиски. Выцветшая
дверь жалобно взвизгнула, когда я открыл ее и ступил в облако удушливого
дыма.
Я почти ждал, что разговоры прекратятся, однако, похоже, никто не
обратил на меня ни малейшего внимания. Что было даже к лучшему, поскольку
в этом обществе, в этом заплеванном и пыльном месте моя элегантная белая
куртка с отделкой из серого меха представляла собой такой же резкий
контраст с одеждой окружающих, как и всеми позабытый электронный пресс для
выжимки сока, поблескивавший в дальнем конце бара. Флюоресцирующий свет
слишком безжалостно высвечивал помещение - потрескавшийся виниловый пол во
всем его выцветшем великолепии, желтые от дыма стены, морщинистые, как
грецкий орех, лица стариков, составлявших большую часть его посетителей,
по виду пожилых рабочих, сгорбившихся и поникших в своих грязных
дождевиках. И кстати, по-видимому, еще и глуховатых, поскольку громкие
голоса принадлежали именно им; несколько мужчин помоложе, этакие
пятидесятилетние версии того же типа, сидели, мрачно созерцая их, как
видение собственной судьбы. У двери кучка задиристых подростков
накачивалась элем из банок и орала друг на друга стонущими голосами. Я
собрался с духом и протолкался мимо них к бару. Крупный, похожий на быка
хозяин подал мне скотч в стакане, потускневшем от вечного мытья, и
наморщил лоб, когда я спросил его, не было ли здесь парня по имени Джип.
- Джип? - с минуту он смотрел на меня большими невыразительными
бычьими глазами, затем повернулся к постоянным посетителям, опираясь на
стойку, покрытую облупившимся лаком: - Тут джентльмен спрашивает Джипа -
может, кто знает такого?
- Джип?
Старики повернули головы и забормотали, передавая друг другу имя.
Морщины стали глубже, одна-две головы отрицательно качнулись, остальные,
казалось, были менее уверены. Однако никто ничего не сказал, и хозяин уже
поворачивался ко мне, пожимая плечами, как вдруг один старикан, сидевший
сгорбившись у газовой батареи, более морщинистый и загорелый, чем
остальные, неожиданно вставил:
- Да ему, никак, Джипа-штурмана надобно?
На минуту воцарилось молчание. А потом раздался нестройный хор - все
поняли, о ком идет речь, и морщины на лбу хозяина разгладились.
- А, этот? Что-то давненько я его не видал. Хотя...
И я был поражен, насколько сразу изменилась обстановка, словно
преобразившись от легкого движения света. Казалось, все осталось на своих
местах, но заблестело, как мрачная картина, неожиданно получившая хорошее
освещение. Каким-то образом вся эта хмурая картина ожила, словно некая
атмосфера раздвинула границы мрака и депрессии и сделала ее почти
доброжелательной, уютной, безопасной - центром своего собственного
маленького сообщества. Создавалось такое впечатление, словно я смотрел на
нее глазами старика:
- Да тут он где-то, наверняка!
- Может, на Дурбан-уок...
- Вчерась видал его у старика Лео...
Люди тоже переменились, ожили, бодро давая мне идеи и указания, где я
мог попытаться найти Джипа. Не только я заметил перемену обстановки; юнцы
тоже уставились на стариков во все глаза, словно те превратились в
берсерков, - и на меня тоже. Наконец, согласие было достигнуто: Джип почти
наверняка ужинает в "Русалке". Однако мне надо бежать, если я хочу застать
его до того, как он уйдет на работу. Я так и поступил: вылетел из этой
пивной скорее, чем кто-либо за многие годы, впрочем перед этим я все же
расправился с виски.
Данные мне указания, к счастью, были на редкость четкими, к тому же у
меня хватило ума не возвращаться за машиной. Я помчался вокруг аллеи,
затем по улице, до тех пор, пока не обнаружил, что скольжу по самым
грязным булыжникам, какие мне только доводилось встречать, а затем я
увидел перед собой на узкой улочке допотопное строение, на удивление
похоже на пивную, из которой я только что вышел; ее фасад был настоящим
деревянно-кирпичным, не какой-нибудь подделкой в стиле Тюдоров. Бриз с
моря был освежающим, если можно вообще применить это слово к чему-то,
колебавшему в воздухе столь разнообразные зловонные запахи. На
поскрипывающей вывеске качалось грубое изображение русалки, как всегда,
длинноволосой и с обнаженной грудью, увенчанной остроконечной короной, с
раздвоенным хвостом. Названия не было, но оно было и не нужно.
Я подошел к двери, выяснил, что она открывается наружу, и спустился
по деревянным ступенькам в дымное помещение, заставленное столами и
освещавшееся, как мне показалось, только великолепным камином в конце
зала. Выглядело заведение довольно грубым, зато раз в десять более
оживленным, чем то, другое. Длинные столы были забиты пьющими людьми, в
большинстве своем походившими на художников, с длинными волосами, странно
подвязанными кверху; они шумно спорили, стучали костями, перебрасывались в
карты и поднимали кружки, которые, похоже, были сделаны в незапамятные
времена. Настоящая пивная, судя по всему. Не говоря уже о том, что они
торговались по поводу каких-то таинственных кип листов, лежавших на
столах, курили длинные трубки, читали друг другу вслух что-то написанное
от руки или грубо напечатанное на бумаге - при этом они, зачастую
одновременно с делом, крепко прижимали к себе или лапали женщин весьма
примечательной внешности. Иногда даже слишком примечательной, но я сдержал
свой интерес. Слишком многие из их кавалеров открыто носили на поясе ножи
весьма зловещего вида. Именно такое место пришлось бы по вкусу Джипу,
подумал я, слегка содрогнувшись; однако самого его нигде не было видно, а
единственным представителем обслуживающего персонала был красноносый
увалень в кожаном переднике, ковырявшийся где-то за четыре столика от меня
и остававшийся глухим к окрикам, значительно более громким, чем мой. Я
проложил себе дорогу через зал к камину, здесь была более респектабельная
территория с великолепными старинными скамьями с высокими спинками и
подушками. Скамьи, находившиеся ближе всего к камину, были по-хозяйски
монополизированы парочкой хиппиобразных субъектов средних лет. Один был
низеньким, круглым и похожим на поросенка, второй - среднего роста,
лысеющим, с тщательно ухоженными усами и козлиной бородкой. Я подумал, что
один из них может быть хозяином заведения, однако услышал, как они
отчаянно спорят о литературе гортанным деревенским говором. Я предположил,
что это преподаватели народного университета, но все же спросил у них, и,
к моему удивлению, высокий очень вежливо указал мне на уютное местечко у
стены. А там, вне всякого сомнения, погрузив свой тонкий нос в кружку с
пивом, сидел предмет моих поисков.
Увидев меня, он едва не выронил кружку и чуть не опрокинул стол,
вскочив мне навстречу:
- СТИВ! Говорил же, что ты опять придешь, сова ты эдакая! Давай,
садись, выпей пивка, - черт, мне ж на работу, так что сегодня мы не сможем
устроить сабантуй, как я тебе обещал - будь оно проклято - но на пиво
время у меня еще есть, даже на две-три кружки... - Когда он выбил из меня
почти весь дух, хлопая по спине, мне все же удалось вставить слово и дать
ему понять, что мне необходимо сообщить ему кое-что, и притом серьезное.
До того, как я начал говорить. Джип настоял на том, чтобы я выпил пива,
однако, услышав про налет на наш офис, едва не поперхнулся своим.
- ОБЕЙЯ? УАНГА? Ну да, я слыхал про это, точно слыхал. Я плавал в тех
водах, разок-другой. И про МАЗАНЧА... - Лицо Джипа сморщилось, словно от
какого-то отвратительного запаха. - И про них, и про ЗОБОПов, и про
ВЛИНБЛИНДИНГов. Скверное дело. Это тайные общества, братства хитрецов,
чародеев, колдунов - БОКОРОВ, так они себя зовут. Сильные братства. А
УАНГА - это просто их способы.
- Замечательно. И что же за Вуду эта УАНГА, черт бы ее побрал?
Джип пожал плечами:
- Ты сам это назвал.
Я очень осторожно отхлебнул пива:
- Ты хочешь сказать - это действительно Вуду? Вуду, оно, конечно,
диковатое, но его боги и духи - ЛОА их называют.
- Они, в общем, неплохие ребята или хотя бы нейтральные. А самым
дурным из БОКОРОВ поклоняются с разными там ритуалами - яростными и
кровавыми. Они вызывают разных ЛОА - настоящих сволочей, злобных, готовых
все крушить, людоедов и все такое. Только - странная, понимаешь, штука -
их зовут, в общем-то, теми же именами. У всех есть добрый двойник, кроме
одного, - это в его честь названы ритуалы - нечистого типа по имени Дон
