сейчас мне уже все казалось чужим. Или просто невидимым - некоторые улицы
либо совсем не освещались, либо освещение на них отказало. И нигде не было
ни души, не раздавалось ни звука, кроме стука моих собственных шагов по
булыжникам и дыхания океана вдали. Я чувствовал себя как потерявшийся
ребенок.
А потом я услышал голоса. Казалось, они раздавались прямо по улице за
углом, и я уже настолько отчаялся, что бросился туда, не сообразив, что
звучали они отнюдь не дружески - скорее это походило на уличную драку. Это
и оказалась уличная драка. В конце улицы находилось море - от неба его
отличало только тусклое поблескивание, но я его почти не заметил. Улицу
освещал единственный фонарь, висевший над полукруглой дверью в помещение
большого склада: дверь была наполовину открыта. А перед дверью на заросшем
сорняком дворе отчаянно боролась кучка людей. Один из них вырвался и,
шатаясь, бросился бежать, и тут я увидел, что остальные трое - все
огромного роста - преследуют его. Один из великанов замахнулся, беглец
увернулся, спотыкаясь среди сорняков и мусора, и я с ужасом увидел блеск
металла в замахнувшемся кулаке и такой же блеск в руках остальных, когда
они стали делать выпады. У всех были ножи, причем длинные: один удар
такого ножа, случись ему попасть в цель, перерезал бы горло жертвы от уха
до уха. Они пришли сюда, чтобы убивать.
Я стоял в ужасе, колеблясь, не в состоянии связать то, чему был
свидетелем, с реальностью, с необходимостью действовать. У меня появилось
безумное желание убежать, зовя полицию; в конце концов, это было их дело,
а вовсе не моя драка. Если бы я не замешкался на том светофоре, я,
наверное, так бы и поступил и, возможно, страдал бы из-за этого. Но что-то
внутри меня - тот дух восстания, пробудившийся во мне, знал правду: я
собирался мчаться не за помощью, это был просто повод удрать, не
ввязываться, обойти по другой стороне улицы. А ведь здесь на карту была
поставлена жизнь, и это было важнее глупых штучек вроде проскакивания на
красный свет - важнее даже, чем вопрос трусости или отваги. Я должен был
помочь... но как?
Я сделал нерешительный шаг вперед. Может, если побежать к ним с
криками, это испугает их; но что, если нет? Я ни разу никого не ударил с
тех пор, как окончил школу, а тут их было трое. Затем в неярком свете мой
взгляд упал на кучу металлических труб, валявшихся на обочине, рядом с
вывеской строителей - остатки разобранных лесов. Они были скользкими от
грязи и дождя, однако рывком, от которого у меня затрещали плечи, я поднял
трубу длиной около семи футов, вскинул ее над головой и побежал по
скользким булыжникам.
Сначала никто из них меня не увидел: жертва поскользнулась и упала, и
все накинулись на него. Я собирался закричать, но сначала из моей глотки
вырвалось дурацкое сдавленное "эй!", потом на середине звук прервался и
превратился в вопль баньши. Вот тогда уж они меня заметили. И, к моему
ужасу, не удрали, но стали окружать меня все втроем. Повернуть назад было
уже поздно - я замахнулся трубой на одного из них, но промазал чуть не на
милю. Он прыгнул на меня, и в панике я просто схватил его вытянутую руку и
перекинул его через себя. Он с воем повалился на землю, и я увидел, как в
воздух, сверкая, взлетел нож. Другой сделал выпад, отскочил назад, когда я
замахнулся трубой, затем, когда труба прошла мимо, прыгнул снова. Однако
труба была достаточно скользкой, чтобы выскочить у меня из рук; ее кончик
ударил мужчину в живот и повалил навзничь на булыжник. Сам не веря в то,
что творю, я замахнулся на третьего - и моя нога соскользнула на гладких
мокрых булыжниках. Я, совершенно потрясенный, сел на землю. Он зловеще
поднялся на ноги - огромная тень в ореоле света; я заметил оскаленные в
рычании белые зубы и нож, поднявшийся и готовый опуститься вниз.
А потом надо мной что-то блеснуло, по булыжнику застучали ноги, и
тень отступила. Это был человек, на которого они напали, - сутулая
подтянутая фигура с копной рыжевато-каштановых волос, наносившая бешеные
удары вперед, отражая направленные на него неловкие атаки высокого с
легкостью, казалось, без всяких усилий. Неожиданно его руки сделали выпад,
блеснул металл, и раздался жуткий рвущийся звук. На минуту они оказались
на свету, и я увидел длинные разрезы в куртке высокого мужчины и льющуюся
из них кровь. Я с трудом поднялся на ноги, а потом в страхе отпрянул - мне
показалось, что сама темнота набросилась на меня. Я выбросил руку вперед и
почувствовал жгучую боль в предплечье. Я вскрикнул от неожиданной боли, а
потом громче - от гнева, ракетой засвистевшего в моем мозгу. Внезапно
передо мной возникла зловеще ухмылявшаяся, слюнявая физиономия, увенчанная
гребнем из зеленых перьев австралийского попугая, со звякающими массивными
кольцами в ушах. Я с силой врезал по ней здоровой рукой, почувствовал, что
попал, и восторжествовал - но тут взорвалась ракета (во всяком случае,
ощущение было именно такое), и мои зубы щелкнули - с такой силой был
нанесен ответный удар. Я согнулся пополам, держась за голову, не в
состоянии видеть и даже здраво мыслить - от удара мои мозги, казалось,
треснули, как зеркало. Услышал рядом с собой вопль, взрыв шума и стал
ожидать худшего - резкой боли от удара ножом или тупой - от удара
ботинком. Но спина моя ударилась о стену, я выпрямился, радуясь поддержке,
и заставил себя открыть глаза, как раз вовремя, чтобы увидеть, как три
тени, спасая свою жизнь, удирают вниз по улице по направлению к морю: один
из них сильно хромал, другой держался за грудь, а третьего они тащили
между собой, его ноги беспомощно волочились по закругленным булыжникам.
Там, где он двигался, появлялся черный след - как след змеи.
Человек, которого они преследовали, сидел скорчившись у стены по
правую руку от меня, у порога. Он держался за ребра и тяжело дышал.
Сначала я подумал, что он ранен, но он поднял голову, и на его тонком,
подвижном лице как ни в чем не бывало появилась улыбка:
- Вот это я называю прийти вовремя! - сказал он и коротко рассмеялся.
- Кто они? - удалось мне прохрипеть.
- Они? Да просто Волки, как всегда. Вылезают, чтобы стащить все, что
не прибито гвоздями, а тут такого добра полным-полно - сам знаешь! - Он
неожиданно поднял глаза. - Эй! Да ты не знаешь, так ведь? Ты не из этой
части города, верно?
Я покачал головой, забыв о полученном мной ударе, и мир растворился в
уколах обжигающей боли. Я зашатался, оглушенный и одурманенный, а он
вскочил и подхватил меня.
- В чем дело? Одного не остановил, да? А-ах... не здешний. - Вопрос,
прозвучавший в его голосе, сменился уверенностью, хотя я даже не ответил.
- Не здешний. Я мог бы и сам догадаться, по тому, как ты вот так ворвался.
- Он прислонил меня к порогу и прощупал мою голову тупыми кончиками
пальцев, вызвав у меня очередной приступ агонии. - Ну, это ничего! -
заключил он с быстротой, которая привела меня в ярость.
- Сами попробуйте, а потом говорите! - прокаркал я, и он снова широко
улыбнулся.
- Без обиды, друг. Просто я рад, что у тебя купол не проломлен, вот и
все. Шишка и немного крови, ничего страшного. А вот твоя рука - это другое
дело.
- Она не так сильно болит...
- А, может быть; но клинок попал в мышцу. Может, он грязный, если не
что похуже. Обожди-ка минутку... - В его руке блеснул клинок, которым он
так успешно пользовался, и я с изумлением увидел, что это не нож, но самый
настоящий меч - какая-то разновидность сабли: он воткнул клинок прямо в
ножны, висевшие у него на поясе, отстегнул от пояса кольцо с огромными
старомодными ключами и одним из них запер за собой дверь склада, не
переставая бормотать про себя: - Ладно, не о чем беспокоиться; я за тобой
присмотрю. Просто обопрись на своего старого приятеля Джипа - вот так!
Всего несколько шагов за угол - обопрись на меня, если хочешь!
Идея казалась безумной - он был такого низкого роста. Однако когда он
поднял меня за здоровую руку, я с изумлением увидел, что он почти одного
роста со мной, а во мне больше шести футов. Просто рядом с остальными он
казался необычайно низким - тогда какого же роста были те трое?
С такого близкого расстояния, однако, он выглядел не столь обычным.
Его лицо было костлявым, с тяжелой челюстью, но черты его были открытыми и
правильными, может, в них было что-то скандинавское, если не считать того,
что выражение их непрерывно менялось, как игра солнечного света. Морщины
появлялись и исчезали, и поэтому трудно было догадаться, каков его
возраст: может быть, сорок с небольшим, судя по морщинкам вокруг глаз. Под
ними остатки загара сливались с широкой полосой веснушек, проходившей по
его скулам. Его глаза были спокойными, большими и умными. Их взгляд
казался отстраненным и направленным куда-то вдаль, пока я не поймал в них
блеск, выдававший сообразительность и таивший лукавую усмешку. Я редко
сужу о людях по первому впечатлению, особенно о мужчинах, но в этом
человеке было что-то, сразу делавшее его симпатичным. Что было и весьма
удивительным, черт побери, потому что я все равно никак не мог отнести его
к какой-то категории. Симпатия, разумеется, еще не означает доверия, но в
тот момент у меня не было особого выбора.
Вместе, как парочка пьяниц, мы, пошатываясь, побрели в конец аллеи,
выходивший на море, но до того, как мы туда добрались, мой старый приятель
Джип, кто бы он там ни был, перевел нас через дорогу и повел по влажной и
зловонной боковой аллейке, которая вывела нас на гораздо более широкую
улицу, похожую на то великое множество улиц, по которым я прошел в тот
вечер. На этой, однако, находилось то, что я искал все это время:
единственное здание, ярко освещенное огнями, в котором можно было
безошибочно угадать пивную или даже приличный ресторан. Закопченные, все в
бриллиантовых каплях дождя, окна сияли теплым золотым светом между
ставнями, а над ними здание, выкрашенное яркой краской (это было видно
даже в тусклом свете мерцающих фонарей внизу, на стене) украшала вывеска.
В холодном воздухе в голове у меня стало проясняться, и я уставился на
него как зачарованный. Это, должно быть, и было одно из странных,
особенных местечек. На вывеске была надпись крупными буквами, красным по
белому: "ТАВЕРНА ИЛЛИРИКО", а под ней - "Иллирийская таверна - старинные
деликатесы - Дравич Мирко, проп.". На доске над дверью я увидел надпись
"Taverne Illirique", "Illirisches Gastbof", повторявшуюся на всех языках,
которые я знал, и многократно - на языках, мне неизвестных.
- Проходи, здесь мы тебя подлечим! - жизнерадостно сообщил Джип и
прибавил еще что-то, но я не был уверен, что правильно расслышал.
- Что вы сказали?
- Я сказал, недурное местечко, если держаться подальше от морских
слизняков.
Я закрыл глаза:
- Постараюсь. А где они? На полу?
- В меню.
- Господи помилуй!
Это меня добило; пришлось остановиться, и меня вырвало - болезненно и
безрезультатно, а Джип смотрел на меня с сочувственной улыбкой:
- Пустое брюхо? - осведомился он. - Жаль. Хорошая рвота может помочь,
если тебя двинули по черепу. Это как с морской болезнью: раз уж собрался
блевать, набей себе чем-нибудь брюхо, чтобы было что выбрасывать, вот что
я им всегда говорю. Чтоб быть наготове.
- Запомню, - пообещал я, и он коротко рассмеялся.
- Теперь в порядке? Осторожно - тут ступеньки, они все изношенные. -
Джип с грохотом распахнул ногой выцветшую красную дверь: - Хой, Мирко!
Малинка! Катька! - заорал он, втаскивая меня внутрь.
Полчаса назад я бы приветствовал смесь кипучих запахов, врывавшихся с
