была уж очень мила! Ее голосок звучал так весело - право, ничего пороч-
ного не было в ее жизнерадостности! Аннета с трудом переводила дыхание,
стараясь не показать, в какое смятение повергли ее любовные истории
Сильвии. А Сильвия, чувствуя, как дрожат от волнения пальцы сестры,
умолкла, очень довольная этим, придумывая новую каверзу; наклонилась к
Аннете и вполголоса, как ни в чем не бывало, спросила, нет ли у нее дру-
га. Аннета вздрогнула (она этого не ожидала) и покраснела. Проница-
тельные глаза Сильвии старались разглядеть ее лицо, защищенное темнотой,
но ничего не было видно: наконец она провела пальцами по щеке Аннеты и
сказала, заливаясь смехом:
- Да ты просто пылаешь! Аннета принужденно смеялась, и щеки ее разго-
релись еще жарче. Сильвия бросилась ей на шею.
- Глупышка ты моя, дурочка, какая же ты прелесть! Нет, до чего ты
смешная! Не сердись на меня! Ведь я хохотунья! Очень я люблю тебя! Ну,
полюби хоть капельку свою Сильвию! В ней хорошего мало. Но какая есть,
такая есть, и вся твоя. Сестричка. Птичка моя! Дай я поцелую твой клю-
вик, сердечко мое!..
Аннета с такой силой обняла ее, что Сильвия чуть не задохнулась. Она
отбивалась и говорила тоном знатока:
- Обниматься ты умеешь! Кто тебя научил! Аннета резким движением
прикрыла ей рот рукой.
- Не надо так шутить! Сильвия поцеловала ее в ладонь.
- Прости, больше не буду.
Прижавшись щекой к плечу сестры, она благоразумно замолчала и приня-
лась слушать ее, глядя на прозрачную полоску сумеречного неба, прорезан-
ного ветвями деревьев, на лицо Аннеты, которая, склонившись к ней, о
чем-то тихо говорила.
Аннета открывала ей сердце. Теперь рассказывала она - рассказывала о
том полном счастье, которое выпало на ее долю в юности, в ее уединении,
о заре жизни маленькой Дианы, пылкой, но не смущаемой страстями, которая
имеет все, чего ни пожелает, ибо все, чего бы она ни пожелала сегодня,
завтра же осуществляется. И она так уверена в грядущем дне, что заранее
упивается его медвяным ароматом и не торопится срывать цветы.
Она поведала о безмятежном эгоизме тех лет, бедных событиями, до кра-
ев полных нектаром грез. Она говорила о той душевной близости, о всепог-
лощающей нежности, которые так роднили ее с отцом. И, странное дело,
рассказывая о себе, она открывала себя: до сих пор ей не доводилось ана-
лизировать прошлое! И от этого она иногда терялась. Порой она прерывала
рассказ: ей трудно было высказать мысли словами, порой она высказывала
их взволнованно, горячо, образно. Сильвия не все понимала, ей было за-
бавно, она слушала рассеянно, но следила за выражением лица сестры, за
ее движениями, за интонацией.
Аннета поведала о том, как мучила ее ревность, когда она узнала о
второй семье отца, существование которой он от нее утаил, и о том, как
она была потрясена, обнаружив, что у нее есть соперница, есть сестра.
Она говорила горячо, откровенно и не умолчала даже о том, чего стыди-
лась; вся страстность ее проснулась, как только она вспомнила, и она
сказала:
- Я тебя возненавидела! Сказала с такой запальчивостью, что даже
умолкла, пораженная звуком своего голоса. Сильвия, взволнованная гораздо
меньше, но очень заинтересованная, почувствовала, как под ее щекой дро-
жит рука Аннеты, и подумала:
"Она у меня с огоньком!"
Аннета продолжала свою исповедь, и стоила она ей дорого. А Сильвия
думала:
"Чудачка, ну зачем она все мне рассказывает!"
И в то же время почувствовала, что в душе ее растет уважение к стран-
новатой старшей сестре - конечно, уважение насмешливое, но полное беско-
нечной нежности, и она ласково потерлась щекой о родную ладонь...
Аннета довела рассказ до той поры, когда влечение к сестре-незнакомке
овладело ею целиком, несмотря на внутреннее ее сопротивление, и когда
она впервые увидела Сильвию. Но здесь прямота ее не совладала с сердеч-
ным волнением. Она попробовала продолжать, умолкла и, отказавшись от по-
пыток, сказала:
- Не могу больше...
Стало тихо. Сильвия улыбалась. Она приподнялась и, прильнув щекой к
щеке сестры, ущипнула ее за подбородок.
- Какая ты увлекающаяся! - шепнула Сильвия.
- Я? - переспросила, смешавшись, Аннета.
Сильвия вскочила со скамьи, встала перед сестрой и, нежно прижав ее
голову к своей груди, сказала:
- Бедная... бедная моя Аннета!..
С того дня сестры стали видеться часто. Не проходило недели, чтобы
они не встречались. Сильвия являлась под вечер на Булонскую набережную,
неожиданно для Аннеты. Аннета навещала Сильвию реже. По молчаливому сог-
ласию они устраивались так, что Аннета не встречалась с "другом"
Сильвии. В определенный день сестры завтракали в молочной; их забавляло,
что они назначают друг другу свидание то в одном, то в другом уголке Па-
рижа. Они радовались, когда им случалось бывать вместе. Это стало для
них потребностью. В те дни, когда они не виделись, время тянулось мед-
ленно, старой тетке не удавалось вызвать Аннету на разговор, а Сильвия
скучала и высмеивала своего приятеля, который был тут ни при чем. Только
мысль о том, сколько расскажут они друг другу при встрече, скрашивала
ожидание. Но порой она не выдерживала, и никогда Аннета не была так
счастлива, как однажды вечером: уже пробило десять часов, когда Сильвия
позвонила у двери и вошла, говоря, что она не могла дождаться завтрашне-
го дня и явилась поцеловать ее. Аннета стала удерживать сестру, но
Сильвия клялась, что в ее распоряжении всего лишь пять минут, и убежала,
проболтав целый час без передышки.
Аннете хотелось, чтобы сестра жила в ее доме, пользовалась ее благо-
состоянием. Но Сильвия упорно отклоняла все предложения: она вбила себе
в голову - в свою упрямую головенку, - что не примет никакой денежной
помощи. Зато она без смущения принимала наряды или брала деньги "взаймы"
(занимала, но забывала возвращать). Раза два она даже стянула кое-что...
о, ничего ценного! Но, разумеется, она никогда не прикоснулась бы к
деньгам! Ведь деньги - святыня! Другое дело безделушка, какое-нибудь де-
шевенькое украшение... Против этого она не могла устоять. Аннета замети-
ла ее сорочьи замашки и даже растерялась. Почему Сильвия не попросила? С
какой радостью она отдала бы ей все это! Она старалась ничего не заме-
чать. Она любила обменяться с сестрой лифчиком, блузкой, бельем: этим
питалась нежность Аннеты. Сильвия учила сестру искусству наряжаться, и
под влиянием ее вкуса менялся более строгий вкус Аннеты. Не всегда полу-
чалось удачно, ибо Аннета, обожавшая сестру, подражала ей и, теряя
чувство меры, одевалась не в своем стиле, - Сильвии, которую все это
очень забавляло, приходилось охлаждать ее рвение. Сильвия была поосмот-
рительней и, не говоря лишних слов, заимствовала у Аннеты ее благородную
сдержанность, хорошие манеры и то, как надо произносить некоторые слова,
как двигаться, но перенимала она все это до того тонко, что со стороны
могло показаться, будто подлинник копирует ее.
И все же, несмотря на всю их близость, Аннете удалось узнать лишь об
одной стороне жизни сестры. Сильвия охраняла свою независимость и давала
это почувствовать. В сущности, она не вполне освободилась от классовой
неприязни к Аннете: ей хотелось показать Аннете, что распоряжаться ею
нельзя, что она приходит к сестре лишь потому, что ей так нравится. Да и
ее самолюбие было задето тем, что сестра не совсем одобряет ее поведе-
ние. Особенно ее любовную связь. Правда, Аннета старалась и с этим при-
мириться, но не могла скрыть, как ее тяготит разговор о романе Сильвии.
Она или избегала его, или, если и принуждала себя говорить о друге
Сильвии с искренним желанием сделать сестре приятное, то в ее тоне
чувствовалась неуловимая натянутость, - Сильвия это подмечала и мигом
переводила разговор на другую тему. Аннета огорчалась. От всего сердца
она хотела, чтобы Сильвия была счастлива, счастлива на свой лад. Лад
этот был не совсем по душе Аннете, но она не хотела показывать вида. И,
конечно, показывала. Человек больших страстей не умеет притворяться.
Сильвия сердилась и мстила: умалчивала обо всем. И вот совершенно слу-
чайно Аннета узнала, что в жизни сестры произошли немаловажные события -
и уже несколько недель назад.
По правде говоря, никак нельзя было заставить Сильвию признать, что
они важны; они и в самом деле, вероятно, проскользнули мимо ее сознания
- такая была у нее гибкая натура, а может быть, она из самолюбия уверя-
ла, что все это пустяки. Аннета случайно узнала, что с "некоторых пор"
(невозможно установить, когда именно: ведь это "давнишняя история"!)
друга уже нет и в помине, связь порвана. Сильвию это не особенно печали-
ло. Аннету - гораздо больше. Правда, она ничуть не сожалела о случившем-
ся. Она попыталась - и очень неуклюже - выведать, что же произошло,
Сильвия пожимала плечами, смеялась, твердила:
- Да ничего не произошло. Просто прошло.
Аннета должна была бы радоваться, но слова сестры ее огорчали. Какое
странное ощущение! До чего же она нелепая! И само это словечко "прош-
ло"... о целом мире чувств! Да еще произносит со смехом!..
А вслед за этим значительным событием (значительным для нее) Аннета
сделала еще одно открытие. Как-то раз она сказала, что встретит сестру у
входа в мастерскую, и Сильвия преспокойно ответила:
- А я уже там не работаю...
- Что ты! - удивилась Аннета. - С каких это пор?
- Да с некоторых... (Как всегда, уклончиво! Произойти это могло и
вчера и в прошлом году!)
- Что же случилось?
- Случилось кое-что... что случается ежегодно (как в песенке о
Мальбруке: "На пасху иль на троицу... "). После скачек наступает мертвый
сезон. Хозяйки звереют, находят уйму предлогов и самым благородным обра-
зом вышвыривают нас за дверь.
- Где же ты работаешь?
- И там и тут. Хожу, бегаю, понемногу подрабатываю.
Аннета - удрученно:
- Осталась без места, а мне не сказала! Сильвия прикинулась, будто
она из тех, кому "все нипочем", кто ко всему привык! Небрежно, со снис-
ходительной ужимочкой (радуясь в глубине души, что из-за нее так волну-
ются), она созналась, что на скорую руку мастерит дешевые костюмы для
магазинов готового платья, подрубает детские платьица, шьет мужские
кальсоны (рассказала об этом в шутливом тоне). Но Аннете было не до сме-
ха. Она вела дальше свое дознание и выпытала у сестры, что та обивает
пороги в поисках места и что подчас берется за изнурительную, препротив-
ную работу. Вот когда Аннета поняла, почему "с некоторых пор" она стала
замечать, что ее сестричка побледнела... Вот почему Сильвия не приходила
по нескольку дней, придумывая нелепые предлоги, пускалась на глупую
ложь, а сама, вероятно, полночи шила, не смыкая глаз и не покладая рук.
Сильвия продолжала рассказывать нарочито шутливо, с наигранным безразли-
чием о пустячных своих неприятностях. Но она видела, что губы сестры
дрожат от гнева. И Аннета вдруг вспылила:
- Какая подлость! Нет, я не могу, не могу я больше этого выносить! И
ты еще смеешь говорить, что любишь меня, что ты сама хотела подружиться
со мной, прикидываешься другом, а скрываешь все самое важное, все, что
близко тебя касается!..
(Вздернутая губка Сильвии изобразила: "Вот еще, ничего тут нет важно-
го!.." Но Аннета не дала сестре говорить, поток прорвался.)
- ...Я доверяла тебе, думала, что ты мне расскажешь о своих горестях,
неприятностях, как рассказываю тебе обо всем я, что все у нас будет об-
щим... А ты от меня таишься, словно мы - чужие, и я ничего не знаю, ни-
чего! Ведь случайно выяснилось, что тебе сейчас трудно, что ты ищешь
места, что у тебя плохо со здоровьем; ты готова приняться за любую рабо-
ту, лишь бы ни о чем не говорить мне, хотя знаешь, что помочь тебе было
бы для меня счастьем... Как это гадко, как гадко! Ты меня обидела. Нет
