равно сестры говорили, говорили, говорили, и раз начатый разговор велся
целыми часами, даже целыми днями. Они забывали, что пора ложиться спать;
напрасно тетка сердилась, покашливала, стучала наверху в пол; они стара-
лись говорить потише, задыхаясь от смеха, но через пять минут - взрыв!
Снова гобоем звенел тоненький голосок Сильвии, а ему вторили радостные
или возмущенные восклицания Аннеты, как всегда закусившей удила, - у
этой девчонки, Сильвии, был особый дар по пустякам выводить ее из равно-
весия. Сверху тетка стучала еще сердитей. Тогда решали: пора "вздрем-
нуть". Но они тянули время, пока раздевались. Комнаты у них были смеж-
ные, сестры не затворяли дверей и, то и дело переступали порог, болтали
- и в одних нижних юбках и сняв нижние юбки; они переговаривались бы и
со своих кроватей всю ночь напролет, если б сон, как это бывает в моло-
дости, вдруг не застигал их и не прекращал болтовни. Он слетал на них
мигом, будто ястреб на цыпленка. Они падали на подушки, полуоткрыв рот,
не договорив фразы. Аннета лежала на постели разметавшись, сон у нее был
тяжелый, часто неспокойный, горячечный, полный видений; она сбивала
простыни, она говорила во сне, но никогда не просыпалась. Сильвия спала
чутко, тихонько похрапывая (если б вы сказали ей об этом, она оглядела
бы вас с видом оскорбленного достоинства), просыпалась, вслушивалась,
посмеиваясь, в бессвязные речи сестры, иногда вставала, ходила вокруг
кровати, где лежала распростертая Аннета и горой поднимались сбитые
простыни. Сильвия склонялась над ней и при свете ночника (Аннета не мог-
ла спать без огня) с любопытством вглядывалась в отяжелевшие, непроница-
емые черты, в необычайно страстное, подчас трагическое лицо спящей, по-
тонувшей в океане снов. Сильвия ее не узнавала.
"Аннета? Ты ли это, сестра?.."
"Ей хотелось сейчас же разбудить ее, обвить руками ее шею.
- Волчонок, ты тут?..
Но она была уверена, что волчонок тут, и не пробовала будить сестру.
Она была не так чиста душой, как старшая неистовая сестра, была зауряд-
нее ее, играла с огнем, но не обжигалась.
Они подолгу разглядывали друг друга, когда одевались и раздевались:
любопытно было делать сравнения. У Аннеты были приступы дикой стыдливос-
ти, забавлявшие Сильвию, более вольную и вместе с тем какую-то более по-
нятную. Часто Аннета становилась холодной, чуть ли не надменной; иногда
на нее находила вспыльчивость, иной раз она плакала без причин. Завидное
лионское равновесие, которым она прежде так гордилась, изменило ей. И
всего важней было то, что она об этом и не жалела.
Теперь они во многом откровенно признавались друг другу. Воспроизво-
дить все это не стоит. Девушки, подружившись, в своих беседах - и это
совершенно естественно - преспокойно договариваются до самых невероятных
вещей, но в их устах все звучит почти невинно; когда же об этом расска-
зывают другие, вся невинность теряется. В бессвязных разговорах проявля-
лось различие их натур: добродушная, безвредная аморальность и беспеч-
ность одной и глубокий, страстный, неспокойный, заряженный электричест-
вом строгий мир другой. Бывали столкновения: легкомыслие и веселая игри-
вость, с какими Сильвия, смакуя, говорила о любовных делах, сердили Ан-
нету. Она была смелой в душе, сдержанной на словах: казалось, ей было
неприятно слышать то, что отвечало ее собственным мыслям. Иногда она за-
мыкалась в угрюмом молчании и сама плохо понимала, отчего Сильвия пони-
мала все гораздо лучше. За две недели совместной жизни она узнала Аннету
глубже, чем Аннета знала себя.
Однако это не означало, что ее умственные способности были выше сред-
него уровня самой простой девушки-парижанки. У нее был на редкость трез-
вый и дальновидный практический ум; только она не извлекла из него то,
что могла бы извлечь, предпочитав подчиняться своим прихотям; во всем же
остальном она ничем не отличалась от девушек своего круга. Правда, все
ее занимало, но ничто глубоко не интересовало, если не считать мод, а
где уж модам быть глубокими! К искусству же - музыке, живописи, литера-
туре - она относилась, как относится человек самый посредственный; иног-
да до нее просто ничего не доходило. Аннету часто коробил ее вкус.
Сильвия замечала это и говорила:
- Уф! Опять я попала впросак... Ну, скажи, что сейчас модно в свете?
(О картине она говорила, как говорят о шляпке.)
- Чем нужно восторгаться? Мне бы только это узнать, а там все пойдет
не хуже, чем у других...
Но Сильвия не всегда была так миролюбиво настроена: случалось, что
она с пеной у рта отстаивала героя какого-нибудь бульварного романа или
пошлый романс, видела в нем последнее слово в области искусства или
чувств. Она все же вынудила старшую сестру признать достоинство или,
скорее, признать будущее за одним из тех жанров, которые Аннета до сих
пор упорно отрицала, хоть и совсем не знала: Сильвия была без ума от ки-
но и смотрела все фильмы без разбора.
Случалось, что Сильвия не могла понять красоту книги, которую они обе
читали, но иные страницы воздействовали на нее сильнее, чем на Аннету, -
ведь Сильвия лучше знала жизнь, сестру же ее неприкрытая правда приводи-
ла в замешательство. А жизнь и есть Книга Книг. Не всякому дано прочесть
ее. Каждый носит ее в себе, и написана она вся, от первой до последней
строчки. Но разберешься ты в ней лишь в тот день, когда суровый учитель.
Опыт, научит тебя ее языку. Сильвия училась ему с малолетства и читала
бегло. Аннета начала учиться поздно. Усваивала она медленно, зато знания
ее были глубже.
Лето в том году стояло на редкость знойное. К середине августа пышные
деревья в саду пожелтели. Душными ночами Сильвия вытягивала губы, всасы-
вая воздух. Силы у нее восстановились, но была она еще бледненькой и
плохо ела. Она всегда была плохим едоком, и если б ей дали волю, не обе-
дала бы, а довольствовалась в иные дни мороженым и фруктами. Но Аннета
была начеку. Но Аннета сердилась. Много забот было у Аннеты. И вот она в
конце концов решила отправиться в горы, хоть и откладывала поездку с не-
дели на неделю, в глубине души надеясь, что удастся ее избежать. Ей хо-
телось, чтобы сестра принадлежала только ей все лето.
Отправились они на курорт в Гризон. О нем Аннета сохранила чудесное
воспоминание, была там давнымдавно - прелесть какая гостиница, совсем
простая, а вокруг умиротворяющие душу пейзажи в пасторальном стиле, от
всего веет старой Швейцарией. Правда, за несколько лет все изменилось.
Появился рой гостиниц. Возник целый городок вычурных отелей. В луга вре-
зались автомобильные дороги, а в лесах слышно было лязганье трамвая. Ан-
нете хотелось бежать. Но ведь они целые сутки проторчали в душном ваго-
не, утомились; не знали, куда теперь поехать; хотелось одного - вытя-
нуться, лежать не двигаясь: хоть и все здесь изменилось, зато воздух
по-прежнему был чист, словно хрусталь, и Сильвия лакомилась им, как ла-
комилась мороженым, которое слизывала из стаканчика, стоя у тележки про-
давца среди гомона парижских улиц. Решили так: останутся на несколько
дней, пока не спадет жара. А потом привыкли. И нашли, что тут хорошо.
Сезон был оживленный. Посмотреть игру в теннис слеталась неугомонная
молодежь разных национальностей. Устраивались вечера с танцами, спектак-
ли. Жужжащий улей бездельничал, флиртовал, щеголял. Анне га обошлась бы
без этого. Но Сильвия веселилась от всей души, сияла от удовольствия, и
это передалось Аннете. Настроение у сестер было отличное, и не хотелось
отказываться от развлечений, до которых так падка молодежь.
Были они молоды, веселы, каждая была по-своему привлекательна, и их
сразу окружили поклонники. Анкета похорошела. Спортивные игры на воздухе
подчеркивали ее прелесть. Она была прекрасно сложена, сильна, любила хо-
дить, увлекалась спортом, была блестящей партнершей в теннисе - верный
глаз, сильные ноги, проворные руки, молниеносные ответные удары. Обычно
жесты ее были скупы, но в нужную минуту она горячилась, и ее отдачи оше-
ломляли. Сильвия приходила в восторг, хлопала в ладоши, когда видела
прыжки Аннеты, гордилась сестрой. Она восхищалась искренне - ведь в этой
области она даже не пыталась состязаться с ней: хрупкая парижанка не бы-
ла создана для спортивных игр, да они и мало ее привлекали - столько на-
до было двигаться! Она находила, что куда приятнее - и, главное, благо-
разумнее, - оставаться зрительницей. Времени она даром не теряла.
Она создала вокруг себя кружок придворных и царила там с такою непри-
нужденностью, будто только это и делала всю жизнь. Лисичка переняла у
молодых светских дам, за которыми наблюдала, высокомерие, жеманство и
все, что легко заимствовать. На вид - недотрога, очаровательная рассеян-
ность, а ушки на макушке: ничто не ускользало от ее внимания. Но лучшей
ее моделью по-прежнему оставалась Аннета. Чутье у нее было верное, и она
умела не только перенимать многие и многие мелочи, но, перенимая, прида-
вать им блеск, чуть видоизменяя и даже иногда доводя их до противополож-
ности - о, только чтобы показать, как изысканно такое пустячное отступ-
ление от светских правил! Она была неглупа и никогда не выходила за пре-
делы той области, где чувствовала под ногами твердую почву. Ее манеры,
поведение, тон были просто безукоризненны. Благовоспитанная девица с
изысканной оригинальностью речи и манер, Аннета не могла удержаться от
смеха, слушая, как сестра с очаровательной самоуверенностью выкладывает
перед своими поклонниками сведения, обрывками которых она накануне ее
напичкала. Сильвия хитро ей подмигивала: не стоит углублять беседу. Нес-
мотря на ум и хорошую память, Сильвия могла нечаянно попасть впросак, но
она не допускала этого, бдительно следила за своими границами. К тому же
она умела выбирать партнеров.
Почти всех их, молодых спортсменов-иностранцев, - англосаксов, румын,
- гораздо больше коробили ошибки в игре, чем ошибки в языке. Любимцем
женского кружка был один итальянец. Он носил звонкую фамилию, был отп-
рыском старинного ломбардского рода (род угас давным-давно, но ведь фа-
милия не исчезает); он принадлежал к тому типу, который так часто встре-
чается среди золотой молодежи Апеннинского полуострова и для которого
характерны не столько национальные черты, сколько черты эпохи: в нем ви-
дишь любопытную помесь американца с Пятой авеню и итальянца-кондотьера
XV века, что, в общем, иногда придает внешности величавость (величавость
оперного артиста). Туллио, красивый малый, высокий, статный, хорошо сло-
женный, с пламенным взглядом, круглой головой и бритым лицом, жгучий
брюнет с крупным, хищным носом, раздувающимися ноздрями и тяжелой че-
люстью, ходил мягкой походкой, расправив плечи. Надменность, заискиваю-
щая учтивость и грубость - все это смешалось в его манерах. В общем,
мужчина неотразимый. Женские сердца падали к его ногам - наклоняйся и
подбирай. Но он не давал себе труда наклоняться. Он ждал, чтобы сердца
эти ему поднесли.
Вероятно, именно потому, что Аннета не предложила ему своего сердца,
Туллио и остановил на ней свой выбор. Он - первоклассный теннисист -
оценил физические качества сильной девушки, а разговаривая с нею, узнал,
что она вообще любит спорт; их вкусы сходились - верховой ездой, греблей
Аннета увлекалась до страсти, которую она вносила во все свои поступки.
Он крупным своим носом почуял, что избыток энергии переполняет девичье
тело, и возжелал им овладеть. Аннета, угадав его намерения, была и пле-
нена и оскорблена. Силы плоти, стесненные годами полузатворнической жиз-
ни, пробуждались в пламени чудесного лета, в кругу молодежи, помышлявшей
лишь об удовольствиях, в азарте спортивных игр. Последние недели, прове-
денные с Сильвией, их вольные беседы, какая-то безграничная нежность,
переполнявшая Аннету, - все это повергало в смятение и тело ее и душу,
