дено было еще долго владеть им. И вслед за ними, за их ожесточенным на-
тиском, зазвучал гадкий отголосок ревности... Она выдержала их приступ
молча, согнулась, будто под порывом вихря, потом подняла голову и громко
заговорила:
- Я была не права... Сильвию он полюбил сильнее... И это справедливо.
Она больше, чем я, создана для любви. И она гораздо красивее. Я знаю это
и люблю ее. Люблю, потому что она такая. Значит, ее счастье должно стать
моим счастьем. Я эгоистка... Но только почему, почему она мне солгала?
Все остальное неважно! Почему она обманула меня? Почему чистосердечно не
сказала, что любит его? Почему все делала назло мне, как враг? Да и во
всех ее черточках, которые я старалась не замечать, есть что-то не очень
чистое, не очень порядочное, не очень красивое! Но тут нет ее вины. Как
она могла в этом разобраться? Ведь какую жизнь с самого детства ей приш-
лось вести! Вправе ли я упрекать ее? Разве я была искренна?.. И то, что
было во мне, разве было чище?.. То, что было! То, что есть!.. Ведь я от-
лично знаю, что это по-прежнему во мне...
Она передохнула. И добавила:
- Ну, пора с этим кончать! Ведь я - старшая. А я безумствую!.. Пусть
Сильвия будет счастлива!
Но, сказав "нун", она на некоторое время словно застыла. Она внимала
тишине и все раздумывала, покусывая кончики исцарапанных пальцев. Потом
еще раз вздохнула, поднялась и молча пустилась в путь.
Аннета возвращалась в темноте. Луне пора было всходить, но она еще
была далеко, хотя уже чувствовалось, что она выбирается из пучины мрака
за самым горизонтом. Слабое сияние бахромой повисло над вершинами гор,
они замыкали плато, словно края - чашу; все отчетливее вырисовывались на
светящемся фоне их черные силуэты. Аннета шла не спеша и всей грудью,
теперь, как прежде вздымавшейся ровно, вдыхала запах скошенных трав.
Вдали кто-то быстро шел по дороге. Сердце ее застучало. Она останови-
лась. Она узнала шаги и заторопилась навстречу. И там, вдали, тоже услы-
шали ее шаги. Встревоженный голос позвал:
- Аннета! Аннета не ответила: она не могла, она была слишком потрясе-
на; зажурчал ручеек радости, - осадок от всех горестей, все, все исчез-
ло. Она не ответила, но пошла еще быстрее, быстрее. А та, другая, уже
бежала. И повторяла голосом, полным тоски:
- Аннета! В неясном фосфорическом сиянии луны, которая всходила за
темной стеной гор, из светлеющего мрака показалась маленькая серенькая
фигурка. Аннета крикнула:
- Родная!..
И бросилась вперед. Как слепая-с протянутыми руками...
Они так спешили, что столкнулись. Обнялись. Прильнули губами друг к
другу...
- Аннета!
- Сильвия!
- Сестра моя! Любимая!
- Сестричка! Любовь моя! Руки гладили в темноте щеки и волосы, дотра-
гивались до затылка, шеи, плечей, обретали свое, утраченное.
- Родная! - воскликнула Сильвия, почувствовав, что у Аннеты голые
плечи. - Ты без пальто! Тебе нечем прикрыться!..
Аннета заметила, что на ней действительно вечернее платье; ей вдруг
стало холодно, она вздрогнула.
- Безумная, просто безумная! - кричала Сильвия, укутывая сестру своей
накидкой, она на ощупь почувствовала, что платье ее разорвано. - Порва-
ла... Как же так? Что случилось? Волосы разметались по щекам... А это
еще что? Что у тебя на лбу? Да ты упала, Аннета?..
Аннета не отвечала. Не в силах больше сдерживаться, она припала лицом
к плечу Сильвии и заплакала. Сильвия усадила ее у дороги. Луна, преодо-
лев преграды гор, осветила израненный лоб Аннеты, и Сильвия покрыла его
поцелуями.
- Скажи мне, что ты сделала? Скажи, что произошло? Мое сокровище, мой
родной волчонок, я так испугалась: поднялась к нам в комнату, а тебя там
нет!.. Я тебя звала... Ищу тебя целый час... Ах, какой это был ужас!.. Я
так боялась, так боялась... Даже не могу сказать, чего боялась... Почему
ты ушла? Почему убежала?
Аннета не хотела отвечать.
- Сама не знаю, - говорила она, - мне стало не по себе, захотелось...
походить, подышать...
- Нет, ты говоришь неправду. Аннета, скажи мне все!
Она склонилась над ней и тихонько добавила:
- Душенька, не из-за него?..
Аннета прервала ее:
- Нет! Нет! Но Сильвия настаивала:
- Не лги! Скажи правду! Скажи! Скажи своей сестренке! Из-за него?
Аннета вытерла глаза и сказала, стараясь улыбнуться:
- Да нет же, уверяю тебя... Было немного тяжело, это верно... Так все
глупо... Но с этим теперь покончено. Я счастлива, что он тебя любит.
Сильвия подскочила, всплеснула руками и со злостью выпалила:
- Так, значит, из-за него!.. Но ведь я-то ни чуточки, ни чуточки не
люблю этого красавчика!..
- Нет, любишь...
- Нет! Нет! Нет! Сильвия затопала ногами.
- Забавно было кружить ему голову, я просто играла, но он для меня -
ничто, ничто по сравнению с тобой... Ах, все поцелуи мужчины не вознаг-
радят меня за одну твою слезинку!
Аннета была вне себя от счастья.
- Правда? Правда? Сильвия бросилась ей в объятия.
Когда они немного успокоились, Сильвия спросила Аннету:
- Теперь сознавайся: ты тоже любила его?
- Тоже? А, вот видишь! Ты и проговорилась, что любишь его!..
- Да нет же, говорят тебе, нет, я тебе запрещаю... Я не желаю больше
о нем слышать. Кончено, кончено.
- Кончено, - повторила Аннета.
Они возвращались по дороге, залитой лунным сиянием, улыбаясь, в вос-
торге, что снова обрели друг друга. Вдруг Сильвия остановилась и, грозя
кулаком луне, воскликнула:
- Скотина!.. Он мне за все заплатит!..
И обе расхохотались при этом не очень добропорядочном заявлении, ибо
молодость никогда не теряет своих прав.
- А знаешь, что мы сделаем? - добавила коварная Сильвия. - Вернемся,
сейчас же уложим вещи и завтра, завтра утром уедем с первой почтовой ка-
ретой. Он выйдет к столу во время завтрака - никого... Птички упорхнули!
А потом... (Она прыснула.) Я и забыла!.. Я назначила ему свидание в де-
сять часов в лесу, на горе... Он проищет меня все утро...
Она расхохоталась еще звонче. И Аннета тоже.
Пресмешное выражение лица будет у разочарованного, разъяренного Тул-
лио. Шалуньи! Все горести остались позади.
- Однако, - проговорила Аннета, - пожалуй, не очень это хорошо, доро-
гая, так себя компрометировать.
- Вот еще! Для меня это ровно ничего не значит, - возразила Сильвия.
- Я с этим не считаюсь... А впрочем, пора бы мне, - продолжала она, лас-
ково покусывая руку Аннеты, легонько теребившую ее за ухо, - пора бы по-
умнеть, теперь, когда я стала твоей сестрой. И я поумнею, обещаю тебе...
Но, знаешь ли, хоть ты и старшая сестра, а ведь ты была не умнее меня.
- Ты права, - произнесла покаянным тоном Аннета. - И боюсь, что вре-
менами я вела себя еще глупее... Ах, странное у нас сердце! - продолжала
она, прижимаясь к сестре. - Никогда не знаешь, что же там в душе делает-
ся: что-то изнутри поднимается и, кажется, сейчас унесет тебя... А куда?
- Вот поэтому-то, - ответила Сильвия, крепко обнимая ее, - я и люблю
тебя! У тебя это здорово получается!
Они уже были у входа в гостиницу. Крыши блестели под лунным светом.
Сильвия обвила руками шею Аннеты и шепнула ей на ухо горячо, с непривыч-
ной для себя серьезностью:
- Ах ты, сестра моя старшая! Никогда не забуду, как ты намучилась
этой ночью, как ты мучилась изза меня... Да, да, не отрицай! У меня было
время обо всем подумать, когда я бежала, когда искала тебя, дрожа от го-
ря... Если бы что-нибудь случилось... Что сталось бы со мной!.. Я бы не
вернулась.
- Родная, - взволнованно ответила Аннета, - ты не виновата, ты ведь
не знала, что делаешь мне больно.
- Знала, очень хорошо знала, что мучаю тебя, и даже, - послушай, Ан-
нета! - и даже мне это доставляло удовольствие!
У Аннеты упало сердце, но она подумала, что ведь она тоже упивалась
бы, видя, как Сильвия страдает, и что готова была заставить ее мучиться
еще больше. И она сказала об этом. Они сжали друг другу руки.
- Но что же это такое было, что же это такое? - спрашивали они друг
друга, пристыженные и подавленные, хотя их и утешало сознание, что они
обе одинаковы.
- Это - любовь, - проговорила Сильвия.
- Любовь, - машинально повторила Аннета. И в тревоге спросила: - Так
это и есть любовь?
- И знаешь ли, - заметила Сильвия, - это только начало.
Аннета запальчиво Объявила, что больше не хочет любить.
Сильвия посмеивалась над ней. Но Аннета повторяла вполне серьезно:
- Больше не хочу! Не создана я для любви.
- Ах, вот как! - рассмеялась Сильвия. - Не повезло тебе, бедненькая
моя Аннета. Да ведь ты-ты перестанешь любить, когда перестанешь жить!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Первые - пасмурные и тихие - дни октября. Воздух застыл. Не спеша се-
ет прямой теплый дождь. Пряный, сильный запах мокрой земли, спелых пло-
дов в подвале, виноградного сока в давильнях...
У открытого окна на даче Ривьеров, в Бургундии, друг против друга си-
дели сестры и шили. Они склонили головы над работой и, казалось, вот-вот
стукнутся своими крутыми чистыми лбами. Лоб у них совсем одинаковый -
выпуклый, только у Сильвии он поуже, у Аннеты пошире, у одной капризный,
у другой упрямый, - козочка и бычок. Но когда они поднимали головы, гла-
за их обменивались понимающим взглядом. А языки отдыхали, неугомонно
протрезвонив столько дней подряд. Они еще раз переживали лихорадку пере-
езда, свои восторги, залпом высказанные слова и все то, что узнали и
познали за много дней, ибо теперь они по-настоящему привязались друг к
другу и им хотелось все взять друг у друга и все отдать. А пока они мол-
чали, раздумывая о спрятанной добыче.
Но напрасно хотелось им все увидеть и всем обладать: в конце концов
они так и остались загадкой друг для друга. И в самом деле, всякое су-
щество для всякого существа - загадка, и в этом есть своя прелесть.
Сколько же в каждой из них таится такого, чего никогда не постичь дру-
гой! Тщетно они говорили себе (ибо они это знали):
"Что значит взаимопонимание? Понимать - это объяснять. А когда лю-
бишь, нет нужды объяснять..."
И все же это имеет большое значение! Ведь если не понимаешь, то не
можешь обладать целиком. А любить, как любили они друг друга? Каждая лю-
била посвоему. Обе дочери Рауля Ривьера унаследовали от отца живительные
жизненные силы, - они лежали под гнетом у одной, были рассеяны у другой.
Различие их натур особенно проявлялось в любви. Легкомысленная и ласко-
вая Сильвия, веселая, шаловливая, самоуверенная, но по сути очень рассу-
дительная, быстро воспламенялась, однако никогда не теряла головы; ше-
лестя крылышками, летала лишь вокруг своей голубятни. Темный демон любви
притаился в Аннете, и о его существовании она узнала только за последние
полгода; она его подавляла, старалась его упрятать, потому что сама его
страшилась: инстинкт подсказывал ей, что другие неправильно судили бы о
нем. Эрос в клетке, с завязанными глазами, беспокойный, алчный и голод-
ный, молча бьется о решетку мира и медленно грызет стены своей темни-
цы-сердца! Жгучее жало впивалось беспрерывно, безмолвно и незаметно,
тревожило рассудок Аннеты; она все время ощущала его, впав в раздражаю-
щее оцепенение, в котором было чтото чувственное; мурашки пробегали у
нее по коже, как бывало, когда она прикасалась к жесткой материи, когда
ей мешала одежда или когда она проводила рукой по неровному дереву мебе-
ли, по холодящей шершавой стене. Она словно жевала терпкую кору ветки, и
тогда на нее находило какое-то самозабвение и забвение времени; у нее
бывали провалы в сознании, и она не могла бы сказать, сколько это про-
должалось - четверть ли секунды, час ли? И сразу собиралась с мыслями;
ей становилось стыдно, она подозрительно ловила незримый взгляд Сильвии,
которая прикидывалась, что работает, а сама лукаво следила за ней украд-
кой. Сестры молчали. Обе сидели, как ни в чем не бывало, а горячие волны
