Ромен Роллан
Очарованная душа
Изд. "Правда", г. Москва, 1983 г.
OCR Палек, 1998 г.
ВВЕДЕНИЕ
В своем обращении "К читателю "Кола Брюньона", написанном в мае 1914
года, я говорил о "десятилетней скованности в доспехах "Жан-Кристофа",
которые сначала были мне впору, но под конец стали слишком тесны для ме-
ня". Необходимо было переменить обстановку. И я так и поступил, отдав-
шись работе над книгой, пронизанной "вольной галльской веселостью"; она
была закончена раньше других произведений, начатых задолго до нее.
В числе этих произведений был задуманный мною роман "в несколько тра-
гической атмосфере "Жан-Кристофа" [1] (сегодня я могу смело опустить
смягчающее слово "несколько", ибо вот уже двадцать лет, как трагизм стал
еще более грозно тяготеть над миром). Этим романом и была "Очарованная
душа". Книга эта уже начинала проступать в глубине первозданного хаоса
творчества.
Предисловие к последней книге "Жан Кристофа" помечено октябрем 1912
года. В те же дни вечно ищущая мысль продиктовала мне:
"Следует расширить границы добра и зла".
И моя мысль искала нового поприща в изображении "противоборства двух
поколений современности - поколения мужчин и поколения женщин, каждое из
которых достигло различного уровня в своем развитии... Не существует (а
быть может, никогда и не существовало) такого положения, когда бы разви-
тие женщин и мужчин одной эпохи шло параллельно. Поколение женщин всегда
либо опережает на целый век поколение мужчин своего времени, либо отста-
ет от него... Женщины наших дней завоевывают себе независимость. Для
мужчин это уже вопрос прошлого..." [2].
Главная героиня "Очарованной души", Аннета Ривьер, принадлежит к
авангарду того поколения женщин, которому во Франции пришлось упорно
пролагать себе дорогу к независимому положению в борьбе с предрассудками
и злой волей своих спутников-мужчин. В конце концов была одержана реши-
тельная победа (во всех областях, за исключением политики, где в романс-
ких странах все еще продолжается ожесточенное сопротивление старшего по-
коления мужчин). Но борьба для передового отряда была трудной, особенно
трудной она была для тех женщин, бедных и одиноких, которые, подобно Ан-
нете, не побоялись превратностей, связанных с внебрачным материнством.
Зато жизнь, полная испытаний и мужественного одиночества, когда каждая
из редких в то время женщин-борцов ничего не знала о других своих сорат-
ницах и должна была рассчитывать лишь на себя, выковала характеры более
свободолюбивые и стойкие, чем у большинства мужчин того же поколения...
Достигнутая победа не могла не замедлить продвижения вперед тех, кто
следовал за первой шеренгой. Ибо лишь ценой испытаний и преодоления пре-
пятствий представители рода человеческого - мужчины и женщины - продви-
гаются вперед... Слава богу, испытаний и препятствий всегда было доста-
точно в жизни моей духовной дочери и спутницы Аннеты. До последнего дня
Аннета Ривьер [3] "стремится к морю... Никакого застоя! Вся жизнь в дви-
жении. Всегда вперед! Даже в смерти волна несет нас... Даже в смерти мы
будем впереди..." [4].
Р.Р.
Эта Река жизни, к истокам которой я припал, возникла предо мною еще в
октябре 1912 года, но должна была ждать девять лет, прежде чем прийти в
движение. Ибо океан войны, долго кативший свои кровавые волны, начиная с
1914 и вплоть до 1920 года, наполнял мою душу глубокой печалью и скорбью
о погибших. Мой разум был захвачен борьбой, отражением которой явились
"Лилюли" и "Клерамбо". Этот период завершился в 1919-1920 годах духовным
и физическим кризисом, обновившим мою душу и тело.
В 1921 году моя прежняя жизнь умерла и была отброшена, "как пустая
оболочка... Умрем, Кристоф, чтобы родиться вновь!" И невольным символи-
ческим актом, подтверждающим это, явился мой отъезд из Парижа, где я до
тех пор сохранял свое жилище: я навсегда покинул Францию и поселился за
ее пределами.
Запись, которую я сделал в те дни, относится к задуманному мною про-
изведению, но ее вполне можно было применить, хотя я об этом и не подоз-
ревал, и к моей жизни.
"События - всего лишь внешние поводы. Они, в лучшем случае, освобож-
дают пружину, которая была сжата медленным давлением внутренней необхо-
димости".
Отъезд из старого дома, из старого квартала, из моего старого родного
края, где были выношены произведения довоенной поры, перевернул страни-
цу... "Прощай, прошлое!.." Открывалась новая глава.
Я покинул Париж в конце мая 1921 года, а уже в первой половине июня,
в Вильневе, записывал:
"Начат новый роман, "Аннета и Сильвия". Чувство огромного удовлетво-
рения. Незнакомое существо поселяется во мне, и я проникаюсь его жизнью,
его мыслями и его судьбой" [5].
Этот доставлявший мне наслаждение труд продолжался на одном дыхании с
15 июня по 18 октября 1921 года, когда роман "Аннета и Сильвия" был за-
кончен.
В уже приводившейся выше записи говорится:
"Обычно принято писать историю событий человеческой жизни. Это глубо-
ко ошибочно. Истинная жизнь - жизнь внутренняя".
И предисловие к первому изданию "Аннеты и Сильвии" обещает "повесть о
духовном мире одной женщины; о долгой жизни, прожитой в согласии с со-
вестью, жизни, богатой радостями и печалями, не свободной от противоре-
чий, полной заблуждений и вечно стремящейся не к Истине, ибо она недос-
тупна, а к внутренней гармонии, которая и есть для нас высшая Истина".
Внутренняя жизнь Аннеты отличается, скажем, от жизни Жан-Кристофа не
только потому, что это жизнь женщины, и к тому же еще женщины другого
поколения [6], но и потому, что Аннета, неспособная освобождаться от по-
рывов страсти с помощью непрерывного процесса духовного творчества, ко-
торый повелевает и обуздывает, куда более беспомощна перед лицом бурля-
щих в ней подспудных сил.
Никто из окружающих не подозревает о таящейся в недрах ее души буре
страсти. Сама Аннета долгое время не замечает опасности. Внешне ее су-
ществование напоминает пруд, дремлющий в глуши Медонского леса [7]. Но
интерес произведения и заключается в том, что в душе уравновешенной, по-
рядочной и рассудительной женщины, неведомо для нее самой, незримо живет
любовное начало, не признающее границ Fas и Nefas [8].
Это любовное начало последовательно принимает несколько обличий.
Сперва смутная любовь к отцу - чувство тревожное и значительное и значи-
тельно более сильное, чем в этом отдает себе отчет сама Аннета; чувство
это проявляется неожиданно после смерти отца и обнаружения его тайных
связей. Затем страстная привязанность к сестре - привязанность, которая
подвергается испытанию во время мимолетного появления прекрасного Пари-
са, превратившего сестер в соперниц (после короткой вспышки ревности
сначала одна, потом другая уступает любимого человека сестре). Позднее -
любовь матери к сыну, занимающая особое место среди множества других
грозовых порывов страсти, которая в браке и вне брака ищет неосуществи-
мой гармонии. Сын так и не узнает всей силы этой любви, ибо Аннета, ко-
торая в других одиноких битвах обрела способность владеть своими
чувствами, позволяет пробиваться наружу лишь слабому отблеску горящего в
ее душе пламени. Теперь она - и только она - знает о том мире страстей,
который пылает в ее груди и до которого людям нет дела. Несколько лет
спустя, в годы войны, - вспышка страстного сострадания к человечеству,
оскорбляемому, ненавидимому и попираемому звериными инстинктами, рожден-
ными шовинизмом, и - как реакция на все это-проявление самоотверженной
любви к попавшему в плен раненому врагу, которого осыпает бранью одичав-
шая толпа. Наконец, когда жизнь Аннеты уже клонится к закату, душа ее,
стремящаяся к Бесконечному, раскрывается во всей своей бездонной глубине
[9].
Я воспроизвожу здесь лишь основные линии развития образа героини, оп-
ределившиеся с первого же дня работы над произведением; некоторые сторо-
ны замысла переделывались и исправлялись [10] на протяжении последовав-
ших затем десяти лет труда, перемежавшегося с работой над другими произ-
ведениями, которые обогатили первоначальный замысел книги.
Но в главном характер героини остался неизменным, бесконечная, безб-
режная Река ее внутренней жизни с начала и до конца несет воды невидимо
для всех, даже для взгляда самых близких людей, так что и самые близкие
не подозревают о быстрине ее и стремнинах. Один лишь сын в какой-то мере
ощутит их благодаря душевному взаимопониманию, но, несмотря на связываю-
щее их кровное родство и, наконец, возникшую глубокую нежность, мать не
открывает даже самому любимому существу тайны своей глубоко скрытой ду-
ховной жизни.
Таким образом, жизнь Аннеты развивается в двух параллельных плоскос-
тях, и посторонним ведома лишь жизнь внешняя. Что касается жизни внут-
ренней, то в ней Аннета всегда остается одна.
Одна, среди пламени, окутанная священным покрывалом. Для чего пылает
этот вечный огонь, который, порою кажется, горит без цели, изменяет свое
направление, но сам пребывает неизменным, поддерживает жизнь и в то же
время служит источником мук? Почти на пороге смерти Аннета найдет, нако-
нец, ответ на этот вопрос - ответ, который заставит ее понять и принять
это горение.
Когда, на склоне дней, она вновь обозревает Реку своей жизни, ее по-
ражает несоответствие между силой пламени и горючим материалом, питавшим
его. Каждый из тех, на кого была направлена ее любовь, призрачен. Воис-
тину ею владели чары: в этом ключ к книге и смысл ее названия, которое я
намеренно оставил загадочным. "Очарованная душа" на протяжении всей жиз-
ни сбрасывает призрачные покровы, которые ее окутывают. Каждый раз, ос-
вобождаясь от покрова, она ощущает себя нагой. И новый покров заменяет
сброшенный. Каждый том произведения - новое воплощение великой Мечты.
"Очарованная", лихорадочно вырываясь из-под власти грез, все время пере-
ходит от одной грезы к другой, вплоть до последней (последней ли?), -
когда агония окончательно обрывает нить, связывающую Аннету с миром жи-
вых.
Но если все преходяще, если все-наваждение, остается все же важнейшая
сила - способность мечтать и грезить, остается Великий чародей - жизнен-
ный порыв, который постоянно творит и возрождает. Он - в ней. Он - ис-
точник ее жизни. Аннета, как и Жан-Кристоф, хотя и в совершенно ином
плане, принадлежит к великой когорте творческих натур [11]. Она создает
живые существа, реже - произведения. "Она никогда не пишет ради того,
чтобы писать. Она делает это лишь в те редкие минуты, когда задыхается,
утратив все, что поддерживает жизнь, и когда она вынуждена питать свой
внутренний огонь собственным естеством; и тут она испускает дикие вопли
поэзии, исторгнутые из ее души страстью" [12]. Она - дочь, сестра, воз-
любленная, мать, она - "вселенская Мать", которая, приобщившись в пос-
ледние дни своей болезни к радостям и страданиям всех живущих, выражает
свое чувство в лепете, где слышится угасающее блаженство:
"Дитя мое, дитя мое. Мир! Разве не лучше тебе было в моем лоне? Зачем
ты появился на свет?.." [13].
В начале романа Аннета еще не имеет никакого представления о бездне
своей души, где бьет ключом источник жизни. Первая книга - "Аннета и
Сильвия" - лишь указывает на пробуждение от блаженного сна, от сладости
оцепенения без сновидений, в котором Аннета пребывала до смерти отца.
Сон этот грубо обрывается кошмаром смерти. Сердце в отчаянии устремляет-
ся навстречу иллюзиям нелепой любви; неосознанный, безотчетный порыв
чувств мечется и бьется, словно обезумевшая птица, и сердце, не рассуж-
дая, делает выбор. Но великая Иллюзия не бесплодна: она дает жизнь ре-
бенку.
В книге "Лето" собственно и начинается произведение, начинается под-
линная жизнь, для которой "Аннета и Сильвия" служила лишь весенней пре-
людией. Многие на этой прелюдии и остановятся, подобно тому как они ос-
