себя человек, попадающий из холода и мрака в теплую комнату, - он ощуща-
ет тепло кожей, глазами, но еще не согрелся.
- Мы быстро ехали, - сказал я.
Пат не ответила и продолжала молча смотреть на меня в упор. Казалось,
она ищет и хочет снова найти что-то очень важное. Я был смущен, взял ее
за плечи и опустил глаза.
- Ты теперь останешься здесь? - спросила она.
Я кивнул.
- Скажи мне сразу. Скажи, уедешь ли ты... Чтобы я знала.
Я хотел ответить, что еще не знаю этого и что через несколько дней
мне, видимо, придется уехать, так как у меня нет денег, чтобы оставаться
в горах. Но я не мог. Я не мог сказать этого, когда она так смотрела на
меня.
- Да, - сказал я, - останусь здесь. До тех пор, пока мы не сможем уе-
хать вдвоем.
Ее лицо оставалось неподвижным. Но внезапно оно просветлело, словно
озаренное изнутри.
- О, иного я бы не вынесла, - пробормотала она.
Я попробовал разглядеть через ее плечо температурный лист, висевший
над изголовьем постели. Она это заметила, быстро сорвала листок, скомка-
ла его и швырнула под кровать.
- Теперь это уже ничего не стоит, - сказала она.
Я заметил, куда закатился бумажный шарик, и решил незаметно поднять
его потом и спрятать в карман.
- Ты была больна? - спросил я.
- Немного. Все уже прошло.
- А что говорит врач? Она рассмеялась:
- Не спрашивай сейчас о врачах. Вообще ни о чем больше не спрашивай.
Ты здесь, и этого достаточно!
Вдруг мне показалось, что она уже не та. Может быть, оттого, что я
так давно ее не видел, но она показалась мне совсем не такой, как преж-
де. Ее движения стали более плавными, кожа теплее, и даже походка, даже
то, как она пошла мне навстречу, - все было каким-то другим... Она была
уже не просто красивой девушкой, которую нужно оберегать, было в ней
что-то новое, и если раньше я часто не знал, любит ли она меня, то те-
перь я это ясно чувствовал. Она ничего больше не скрывала; полная жизни,
близкая мне как никогда прежде, она была прекрасна, даря мне еще большее
счастье... Но все-таки в ней чувствовалось какое-то странное беспо-
койство.
- Пат, - сказал я. - Мне нужно поскорее спуститься вниз. Кестер ждет
меня. Нам надо найти квартиру.
- Кестер? А где Ленц?
- Ленц... - сказал я. - Ленц остался дома.
Она ни о чем не догадалась.
- Ты можешь потом прийти вниз? - спросил я. - Или нам подняться к те-
бе?
- Мне можно все. Теперь мне можно все. Мы спустимся и выпьем немного.
Я буду смотреть, как вы пьете.
- Хорошо. Тогда мы подождем тебя внизу в холле.
Она подошла к шкафу за платьем. Улучив минутку, я вытащил из-под кро-
вати бумажный шарик и сунул его в карман.
- Значит, скоро придешь, Пат?
- Робби! - Она подошла и обняла меня. - Ведь я так много хотела тебе
сказать.
- И я тебе. Пат. Теперь у нас времени будет вдоволь. Целый день будем
что-нибудь рассказывать друг другу. Завтра. Сразу как-то не получается.
Она кивнула:
- Да, мы все расскажем друг другу, и тогда время, что мы не виделись,
уже не будет для нас разлукой. Каждый узнает все о другом, и получится,
будто мы и не расставались.
- Да так оно и было, - сказал я.
Пат улыбнулась:
- Ко мне это не относится. У меня нет таких сил. Мне тяжелее. Я не
умею утешаться мечтами, когда я одна. Я тогда просто одна, и все тут.
Одиночество легче, когда не любишь.
Она все еще улыбалась, но я видел, что это была вымученная улыбка.
- Пат, - сказал я. - Дружище!
- Давно я этого не слышала, - проговорила она, и ее глаза наполнились
слезами.
Я спустился к Кестеру. Он уже выгрузил чемоданы. Нам отвели две смеж-
ные комнаты во флигиле.
- Смотри, - сказал я, показывая ему температурную кривую. - Так и
скачет вверх и вниз.
Мы пошли по лестнице к флигелю. Снег скрипел под ногами.
- Сама по себе кривая еще ни о чем не говорит, - сказал Кестер. -
Спроси завтра врача.
- И так понятно, - ответил я, скомкал листок и снова положил его в
карман.
Мы умылись. Потом Кестер пришел ко мне в комнату. Он выглядел так,
будто только что встал после сна.
- Одевайся, Робби.
- Да. - Я очнулся от своих раздумий и распаковал чемодан.
Мы пошли обратно в санаторий. "Карл" еще стоял перед подъездом. Кес-
тер накрыл радиатор одеялом.
- Когда мы поедем обратно, Отто? - спросил я.
Он остановился:
- По-моему, мне нужно выехать завтра вечером или послезавтра утром. А
ты ведь останешься...
- Но как мне это сделать? - спросил я в отчаянии. - Моих денег хватит
не более чем на десять дней, а за Пат оплачено только до пятнадцатого. Я
должен вернуться, чтобы зарабатывать. Здесь им едва ли понадобится такой
плохой пианист.
Кестер наклонился над радиатором "Карла" и поднял одеяло.
- Я достану тебе денег, - сказал он и выпрямился. - Так что можешь
спокойно оставаться здесь.
- Отто, - сказал я, - ведь я знаю, сколько у тебя осталось от аукцио-
на. Меньше трехсот марок.
- Не о них речь. Будут другие деньги. Не беспокойся. Через неделю ты
их получишь.
Я мрачно пошутил:
- Ждешь наследства?
- Нечто в этом роде. Положись на меня. Нельзя тебе сейчас уезжать.
- Нет, - сказал я. - Даже не знаю, как ей сказать.
Кестер снова накрыл радиатор одеялом и погладил капот. Потом мы пошли
в холл и уселись у камина.
- Который час? - спросил я.
Кестер посмотрел на часы:
- Половина седьмого.
- Странно, - сказал я. - А я думал, больше.
По лестнице спустилась Пат в меховом жакете. Она быстро прошла через
холл и поздоровалась с Кестером. Только теперь я заметил, как она заго-
рела. По светлому красновато-бронзовому оттенку кожи ее можно было при-
нять за молодую индианку. Но лицо похудело и глаза лихорадочно блестели.
- У тебя температура? - спросил я.
- Небольшая, - поспешно и уклончиво ответила она. - По вечерам здесь
у всех поднимается температура. И вообще это из-за вашего приезда. Вы
очень устали?
- От чего?
- Тогда пойдемте в бар, ладно? Ведь вы мои первые гости...
- А разве тут есть бар?
- Да, небольшой. Маленький уголок, напоминающий бар. Это тоже для
"лечебного процесса". Они избегают всего, что напоминало бы больницу. А
если пациенту что-нибудь запрещено, ему этого все равно не дадут.
Бар был переполнен. Пат поздоровалась с несколькими посетителями. Я
заметил среди них итальянца. Мы сели за освободившийся столик.
- Что ты выпьешь?
- Коктейль с ромом. Мы его всегда пили в баре. Ты знаешь рецепт?
- Это очень просто, - сказал я девушке, обслуживавшей нас. - Портвейн
пополам с ямайским ромом.
- Две порции, - попросила Пат. - И один коктейль "специаль".
Девушка принесла два "порто-ронко" и розоватый напиток.
- Это для меня, - сказала Пат и пододвинула нам рюмки. - Салют!
Она поставила свой бокал, не отпив ни капли, затем оглянулась, быстро
схватила мою рюмку и выпила ее.
- Как хорошо! - сказала она.
- Что ты заказала? - спросил я и отведал подозрительную розовую жид-
кость. Это был малиновый сок с лимоном без всякого алкоголя. - Довольно
вкусно, - сказал я.
Пат посмотрела на меня.
- Утоляет жажду, - добавил я.
Она рассмеялась:
- Закажи-ка еще один "порто-ронко". Но для себя. Мне не подадут.
Я подозвал девушку.
- Один "порто-ронко" и один "специаль", - сказал я. Я заметил, что за
столиками пили довольно много коктейля "специаль".
- Сегодня мне можно, Робби, правда? - сказала Пат. - Только сегодня!
Как в старое время. Верно, Кестер?
- "Специаль" неплох, - ответил я и выпил второй бокал.
- Я ненавижу его! Бедный Робби, из-за меня пьешь всякую бурду!
- Я свое наверстаю! Пат рассмеялась.
- Потом за ужином выпью еще чего-нибудь. Красного вина.
Мы заказали еще несколько "порто-ронко" и перешли в столовую. Пат бы-
ла великолепна. Ее лицо сияло. Мы сели за один из маленьких столиков,
стоявших у окон. Было тепло. Внизу раскинулась деревня с улицами, посе-
ребренными снегом.
- Где Хельга Гутман? - спросил я.
- Уехала, - сказала Пат после недолгого молчания.
- Уехала? Так рано?
- Да, - сказала Пат, и я понял, что она имела в виду.
Девушка принесла темно-красное вино. Кестер налил полные бокалы. Все
столики были уже заняты. Повсюду сидели люди и болтали. Пат коснулась
моей руки.
- Любимый, - сказала она очень тихо и нежно. - Я просто больше не
могла!
XXVI
Из кабинета главного врача я направился в холл, где меня ждал Кестер.
Мы вышли из санатория и сели на скамью против входа.
- Все плохо, Отто, - сказал я. - Хуже, чем я опасался.
Мимо прошла шумная группа лыжников. Среди них было несколько больше-
ротых и белозубых женщин с загорелыми лицами, смазанными кремом. Они
кричали друг другу, что нагуляли волчий аппетит. Мы подождали, пока они
не прошли.
- И вот такие твари, те, конечно, живут, - сказал я. - Живут и здоро-
вы, как мало кто. Кровь с молоком! До чего же тошно!
- Ты говорил с главным врачом? - спросил Кестер.
- Да. Он мне все объяснил, но, знаешь, как-то очень заумно, со всяки-
ми оговорками. Но в итоге я понял, что ее состояние ухудшилось. Правда,
он утверждает, будто дело пошло на лад.
- То есть как это?
- Говорит, что, останься она там, внизу, ее положение уже давным-дав-
но было бы совершенно безнадежно. Здесь же, мол, процесс замедлился. Это
он и называет улучшением.
Кестер разгребал каблуками слежавшийся снег. Потом повернулся ко мне
лицом.
- Значит, он все-таки на что-то надеется?
- Врач всегда должен надеяться - такая уж у него профессия. Но я на-
деюсь куда меньше. Я спросил, сделал ли он пневмоторакс. Нет, говорит,
больше нельзя. Несколько лет назад ей уже делали поддувание. А теперь
поражены оба легких. Все очень скверно, Отто.
Перед нашей скамьей остановилась какая-то старая женщина в стоптанных
галошах. У нее было синюшное лицо с запавшими щеками и потухшие, словно
слепые, глаза цвета грифельной доски. Вокруг шеи она обмотала старомод-
ное боа из перьев. Медленно подняв лорнет, она с минуту разглядывала
нас. Потом зашаркала дальше.
- Вот так уродина! Привидение, да и только!
- Что он еще сказал? - спросил Кестер.
- Объяснил вероятную историю ее болезни. Сказал, что пользовал много
пациентов того же возраста. Считает все это последствием войны. Недоеда-
ние в решающие годы развития организма. А мне плевать на эти объяснения.
Пат должна выздороветь, и все! - Я посмотрел на Кестера. - Конечно, врач
сказал мне, что на своем веку видел немало чудесных исцелений. Как раз
при туберкулезе бывает так, что процесс вдруг останавливается, происхо-
дит инкапсуляция и человек выздоравливает, иногда даже, казалось бы, в
совершенно безнадежных случаях. То же говорил мне и Жаффе. Но я в чудеса
не верю.
Кестер ничего не ответил. Мы продолжали сидеть рядом и молчали. Да и
о чем было говорить? Оба мы пережили слишком много тяжелого, и утешения
нам и в самом деле были ни к чему.
- Только бы она не догадалась, - сказал наконец Кестер.
- Это, конечно, ни к чему, - ответил я.
Так мы и сидели до прихода Пат. Я ни о чем не думал. Даже не испыты-
вал чувства отчаяния, а просто отупел, стал каким-то неживым.
- А вот и она, - сказал Кестер.
- Да, она, - сказал я и встал.
- Алло! - Пат подошла к нам, помахивая рукой.
Она чуть пошатывалась. - Я немного пьяна. Наверно, от солнца. Стоит
мне полежать на солнце, и я давай качаться, как старый моряк.
Я внимательно посмотрел на нее, и все сразу изменилось. Я поверил в
чудо - она была здесь, живая. Она стояла здесь и смеялась, и рядом с
этим все остальное было неважно.
- Что это у вас за рожицы сегодня? - спросила Она.
- Да городские у нас рожицы. Сюда они не вписываются, - сказал Кес-
тер. - Все никак не привыкнем к столицу.
Она засмеялась.
- Сегодня у меня отличный день. Бестемпературный. Мне разрешили вый-
