в блузе молчал. Гвидо подмигнул мне и поднял четыре пальца.
- Шестьсот, - сказал я.
Гвидо недовольно покачал головой и предложил семьсот. Я продолжал
поднимать цену. Гвидо отчаянно набавлял. При тысяче он сделал умоляющий
жест, показав мне пальцем, что я еще могу заработать сотню. Он предложил
тысячу десять марок. При моей следующей надбавке до тысячи ста марок он
покраснел и злобно пропищал:
- Тысяча сто десять.
Я предложил тысячу сто девяносто марок, рассчитывая, что Гвидо назо-
вет свою последнюю цену - тысячу двести. После этого я решил выйти из
игры.
Но Гвидо рассвирепел. Считая, что я хочу вытеснить его окончательно,
он неожиданно предложил тысячу триста. Я стал быстро соображать. Если бы
он действительно хотел купить машину, то, бесспорно, остановился бы на
тысяче двухстах. Теперь же, взвинчивая цену, он просто мстил мне. Из на-
шего разговора он понял, что мой предел - тысяча пятьсот, и не видел для
себя никакой опасности.
- Тысяча триста десять, - сказал я.
- Тысяча четыреста, - поспешно предложил Гвидо.
- Тысяча четыреста десять, - нерешительно проговорил я, боясь попасть
впросак.
- Тысяча четыреста девяносто! - Гвидо торжествующе и насмешливо пос-
мотрел на меня. Он был уверен, что здорово насолил мне.
Выдержав его взгляд, я молчал.
- Кто больше? - спросил аукционист.
Молчание.
- Кто больше? - спросил он второй раз. Потом он поднял молоток. В мо-
мент, когда Гвидо оказался владельцем машины, торжествующая мина на его
лице сменилась выражением беспомощного изумления. В полном смятении он
подошел ко мне:
- А я думал, вы хотите...
- Нет, - сказал я.
Придя в себя, он почесал затылок:
- Черт возьми! Нелегко будет навязать моей фирме такую покупку. Ду-
мал, что вы дойдете до полутора тысяч. Но на сей раз я все-таки вырвал у
вас этот ящик из-под носа!
- Это вы как раз и должны были сделать! - сказал я.
Гвидо захлопал глазами. Только когда появился Кестер, он сразу понял
все и схватился за голову:
- Господи! Так это была ваша машина? Какой же я осел, безумный осел!
Так влипнуть! Взяли на пушку! Бедный Гвидо! Что с тобой случилось такое!
Попался на простенькую удочку! Ладно, забудем! Самые прожженные ребята
всегда попадаются в ловушку, знакомую всем детям! В следующий раз
как-нибудь отыграюсь! Свое не упущу!
Он сел за руль и поехал. С тяжелым чувством смотрели мы вслед удаляв-
шейся машине.
Днем пришла Матильда Штосе. Надо было рассчитаться с ней за последний
месяц. Кестер выдал ей деньги и посоветовал попросить нового владельца
оставить ее уборщицей в мастерской. Нам уже удалось пристроить у него
Юппа. Но Матильда покачала головой:
- Нет, господин Кестер, с меня хватит. Болят старые кости.
- Что же вы будете делать? - спросил я.
- Поеду к дочери. Она живет в Бунцлау. Замужем. Вы бывали в Бунцлау?
- Нет, Матильда.
- Но господин Кестер знает этот город, правда?
- И я там не бывал, фрау Штосе.
- Странно, - сказала Матильда. - Никто не знает про Бунцлау. А ведь
моя дочь живет там уже целых двенадцать лет. Она замужем за секретарем
канцелярии.
- Значит, город Бунцлау есть. Можете не сомневаться. Раз там живет
секретарь канцелярии...
- Это конечно. Но все-таки довольно странно, что никто не знает про
Бунцлау.
Мы согласились.
- Почему же вы сами за все эти годы ни разу не съездили туда? - спро-
сил я.
Матильда ухмыльнулась:
- Это целая история. Но теперь я должна поехать к внукам. Их уже чет-
веро.
- Мне кажется, что в тех краях изготовляют отличный шнапс, - сказал
я. - Из слив или чего-то в этом роде...
Матильда замахала рукой:
- В том-то и все дело. Мой зять, видите ли, трезвенник. Эти люди во-
обще ничего не пьют.
Кестер достал с опустевшей полки последнюю бутылку:
- Ну что ж, фрау Штосе, придется выпить на прощанье по рюмочке.
- Я готова, - сказала Матильда.
Кестер поставил на стол рюмки и наполнил их. Матильда выпила ром с
такой быстротой, словно пропустила его через сито. Ее верхняя губа резко
вздрагивала, усики подергивались.
- Еще одну? - спросил я.
- Не откажусь.
Я налил ей доверху еще одну большую рюмку. Потом она простилась.
- Всего доброго на новом месте, - сказал я.
- Премного благодарна. И вам всего хорошего. Но странно, что никто не
знает про Бунцлау, не правда ли?
Она вышла неверной походкой. Мы постояли еще немного в пустой мас-
терской.
- Собственно, и нам можно идти, - сказал Кестер.
- Да, - согласился я. - Здесь больше делать нечего.
Мы заперли дверь и пошли за "Карлом". Его мы не продали, и он стоял в
соседнем гараже. Мы заехали на почту и в банк, где Кестер внес гербовый
сбор заведующему управлением аукционов.
- Теперь я пойду спать, - сказал он. - Будешь у себя?
- У меня сегодня весь вечер свободен.
- Ладно, зайду за тобой к восьми.
Мы поели в небольшом пригородном трактире и поехали обратно. На пер-
вой же улице у нас лопнул передний баллон. Мы сменили его. "Карл" давно
не был в мойке, и я здорово перепачкался.
- Я хотел бы вымыть руки, Отто, - сказал я.
Поблизости находилось довольно большое кафе. Мы вошли и сели за сто-
лик у входа. К нашему удивлению, почти все места были заняты. Играл
женский ансамбль, и все шумно веселились. На оркестрантках красовались
пестрые бумажные шапки, многие посетители были в маскарадных костюмах,
над столиками взвивались ленты серпантина, к потолку взлетали воздушные
шары, кельнеры с тяжело нагруженными подносами сновали по залу. Все было
в движении, гости хохотали и галдели.
- Что здесь происходит? - спросил Кестер.
Молодая блондинка за соседним столиком швырнула в нас пригоршню кон-
фетти.
- Вы что, с луны свалились? - рассмеялась она. - Разве вы не знаете,
что сегодня первый день масленицы?
- Вот оно что! - сказал я, - ну, тогда я пойду вымою руки.
Чтобы добраться до туалета, мне пришлось пройти через весь зал. У од-
ного из столиков я задержался - несколько пьяных гостей пытались поднять
какую-то девицу на столик, чтобы она им спела. Девица отбивалась и виз-
жала. При этом она опрокинула столик, и вся компания повалилась на пол.
Я ждал, пока освободится проход. Вдруг меня словно ударило током. Я оце-
пенел, кафе куда-то провалилось, не было больше ни шума, ни музыки. Кру-
гом мелькали расплывчатые, неясные тени, но необыкновенно резко и отчет-
ливо вырисовывался один столик, один-единственный столик, за которым си-
дел молодой человек в шутовском колпаке и обнимал за талию охмелевшую
соседку. У него были стеклянные тупые глаза, очень тонкие губы. Изпод
стола торчали ярко-желтые, начищенные до блеска краги...
Меня толкнул кельнер. Как пьяный, я прошел несколько шагов и остано-
вился. Стало невыносимо жарко, но я трясся, как в ознобе, руки повлажне-
ли. Теперь я видел и остальных, сидевших за столиком. С вызывающими ли-
цами они что-то распевали хором, отбивая такт пивными кружками. Меня
снова толкнули.
- Не загораживайте проход, - услышал я.
Я машинально двинулся дальше, нашел туалет, стал мыть руки и, только
когда почувствовал резкую боль, сообразил, что держу их под струей ки-
пятка. Затем я вернулся к Кестеру.
- Что с тобой? - спросил он.
Я не мог ответить.
- Тебе плохо? - спросил он.
Я покачал головой и посмотрел на соседний столик, за которым сидела
блондинка и поглядывала на нас. Вдруг Кестер побледнел. Его глаза сузи-
лись. Он подался вперед.
- Да? - спросил он очень тихо.
- Да, - ответил я.
- Где? Я кивнул в сторону столика, за которым сидел убийца Готтфрида.
Кестер медленно поднялся. Казалось, кобра выпрямляет свое тело.
- Будь осторожен, - шепнул я. - Не здесь, Отто.
Он едва заметно махнул рукой и медленно пошел вперед. Я был готов
броситься за ним. Какая-то женщина нахлобучила ему на голову красно-зе-
леный бумажный колпак и повисла у него на шее. Отто даже не заметил ее.
Женщина отошла и удивленно посмотрела ему вслед. Обойдя вокруг зала, От-
то вернулся к столику.
- Его там нет, - сказал он.
Я встал, окинул взглядом зал. Кестер был прав.
- Думаешь, он узнал меня? - спросил я.
Кестер пожал плечами. Только теперь он почувствовал что на нем бумаж-
ная шапка, и смахнул ее.
- Не понимаю, - сказал я. - Я пробыл в туалете не более одной-двух
минут.
- Более четверти часа.
- Что?.. - Я снова посмотрел в сторону столика. - Остальные тоже уш-
ли. С ними была девушка, ее тоже нет. Если бы он меня узнал, то наверня-
ка исчез бы один.
Кестер подозвал кельнера:
- Здесь есть второй выход?
- Да, с другой стороны есть выход на Харденбергштрассе.
Кестер достал монету и дал ее кельнеру.
- Пойдем, - сказал он.
- Жаль, - сказала блондинка за соседним столиком. - Такие солидные
кавалеры.
Мы вышли. Ветер ударил нам в лицо. После душного угара кафе он пока-
зался нам ледяным.
- Иди домой, - сказал Кестер.
- Их было несколько, - ответил я и сел рядом с ним.
Машина рванулась с места. Мы изъездили все улицы в районе кафе, все
больше удаляясь от него, но не нашли никого. Наконец Кестер остановился.
- Улизнул, - сказал он. - Но это ничего. Теперь он нам попадется рано
или поздно.
- Отто, - сказал я. - Надо бросить это дело.
Он посмотрел на меня.
- Готтфрид мертв, - сказал я и сам удивился своим словам. - От этого
он не воскреснет...
Кестер все еще смотрел на меня.
- Робби, - медленно заговорил он, - не помню, скольких я убил. Но
помню, как я сбил молодого английского летчика. У него заело патрон, за-
держка в подаче, и он ничего не мог сделать. Я был со своим пулеметом в
нескольких метрах от него и ясно видел испуганное детское лицо с глаза-
ми, полными страха; потом выяснилось, что это был его первый боевой вы-
лет и ему едва исполнилось восемнадцать лет. И в это испуганное, беспо-
мощное и красивое лицо ребенка я всадил почти в упор пулеметную очередь.
Его череп лопнул, как куриное яйцо. Я не знал этого паренька, и он мне
ничего плохого не сделал. Я долго не мог успокоиться, гораздо дольше,
чем в других случаях. С трудом заглушил совесть, сказав себе: "Война
есть война!" Но, говорю тебе, если я не прикончу подлеца, убившего
Готтфрида, пристрелившего его без всякой причины, как собаку, значит,
эта история с англичанином была страшным преступлением. Понимаешь ты
это?
- Да, - сказал я.
- А теперь иди домой. Я хочу довести дело до конца. Это как стена. Не
могу идти дальше, пока не свалю ее.
- Я не пойду домой, Отто. Уж если так, останемся вместе.
- Ерунда, - нетерпеливо сказал он. - Ты мне не нужен. - Он поднял ру-
ку, заметив, что я хочу возразить. - Я его не прозеваю! Найду его одно-
го, без остальных! Совсем одного! Не бойся.
Он столкнул меня с сиденья и тут же умчался. Я знал - ничто не сможет
его удержать. Я знал также, почему он меня не взял с собой. Из-за Пат.
Готтфрида он бы не прогнал.
Я пошел к Альфонсу. Теперь я мог говорить только с ним. Хотелось по-
советоваться, можно ли что-нибудь предпринять. Но Альфонса я не застал.
Заспанная девушка сообщила мне, что час назад он ушел на собрание. Я сел
за столик и стал ждать.
В трактире было пусто. Над пивной стойкой горела маленькая лампочка.
Девушка снова уселась и заснула. Я думал об Отто и Готтфриде и смотрел
из окна на улицу, освещенную полной луной, медленно поднимавшейся над
крышами, я думал о могиле с черным деревянным крестом и стальной каской
и вдруг заметил, что плачу. Я смахнул слезы.
Вскоре послышались быстрые тихие шаги. Альфонс вошел с черного хода.
Его лицо блестело от пота.
- Это я. Альфонс!
- Иди сюда, скорее! - сказал он.
Я последовал за ним в комнату справа за стойкой. Альфонс подошел к
шкафу и достал из него два старых санитарных пакета времен войны.
- Можешь сделать перевязку? - спросил он, осторожно стягивая штаны.