Лицо без подбородка. Шишковатый лоб. Беспокойно бегающие, лихорадоч-
ные глазки.
- Я здесь в гостях, - сказал я. - А вы разве нет?
- На это он и ловит женщин, - продолжал он, не слушая меня. - Только
на это он их и ловит. И вот эту малышку тоже поймал.
Я промолчал.
- Кто это? - спросил я Пат, когда он отошел от нас.
- Музыкант. Скрипач. Безнадежно влюблен в эту испанку. Так влюбиться
можно только в горах. Но она и знать его не хочет. Любит своего русско-
го.
- И я бы на ее месте так.
Пат рассмеялась.
- По-моему, в такого мужчину нельзя не влюбиться. Ты не находишь? -
сказал я.
- Нет, не нахожу, - ответила она.
- Ты здесь никогда не была влюблена?
- Не очень.
- Впрочем, мне это безразлично, - сказал я.
- Вот так признание! - Пат выпрямилась. - А я-то думала, что это тебе
никак не должно быть безразлично.
- Да я не в таком смысле. Даже не могу объяснить тебе, в каком. Не
могу потому, что так и не понял, что, собственно, ты во мне нашла.
- Уж это моя забота, - ответила Пат.
- Но ты-то сама это понимаешь?
- Не совсем точно, - ответила она с улыбкой. - Иначе это уже не было
бы любовью.
Бутылки с водкой русский оставил на комоде. Я налил себе и выпил нес-
колько рюмок. Царившее здесь настроение угнетало меня. Очень тяжело было
видеть Пат среди всех этих больных.
- Тебе тут не нравится? - спросила она.
- Не слишком. К этому нужно привыкнуть.
- Бедненький ты мой, дорогой... - Она погладила мою руку.
- Я не бедненький, если ты рядом, - сказал я.
- А Рита, по-твоему, не красавица?
- Не нахожу, - сказал я. - Ты красивее.
На коленях молодой испанки лежала гитара. Девушка взяла несколько ак-
кордов. Потом запела, и мне показалось, что в полумраке вдруг откуда-то
появилась и парит неведомая темная птица. Рита пела испанские песни, пе-
ла негромко, чуть хрипловатым и ломким, больным голосом. И я не мог по-
нять - то ли из-за этих непривычных и грустных напевов, то ли из-за бе-
рущего за душу и какого-то вечернего голоса девушки, то ли из-за теней,
отбрасываемых больными, сидевшими в креслах или прямо на полу, то ли,
наконец, из-за выразительного, крупного и смуглого лица нашего русского
хозяина, - не знаю отчего, но вдруг мне показалось, что все происходящее
- не более чем слезное и тихое заклинание судьбы, притаившейся там, за
занавешенными окнами, не более чем мольба, крик и страх, боязнь остаться
наедине с неслышно подтачивающим тебя небытием...
Наутро Пат, оживленная и радостная, перебирала свои платья.
- Слишком широкими стали... слишком широкими... - машинально бормота-
ла она, стоя перед зеркалом. Потом повернулась ко мне: - Ты привез с со-
бой смокинг, милый?
- Нет, - сказал я. - Не думал, что он мне здесь понадобится.
- Тогда пойди к Антонио. Он тебе одолжит. У вас совершенно одинаковые
фигуры.
- А он что наденет?
- Он наденет фрак. - Она прихватила булавкой складку на платье. -
Кроме того, пойди покатайся на лыжах. Мне нужно поработать. А при тебе я
не смогу.
- Несчастный Антонио, - сказал я. - Я его просто граблю. Что бы мы
делали без него.
- Он хороший парень, правда?
- Да, это правда, - ответил я. - Именно хороший парень.
- Не знаю, как бы я обошлась без него, когда была тут одна-одине-
шенька.
- Не надо вспоминать об этом. С тех пор прошло столько времени.
- Правильно. - Она поцеловала меня. - А теперь иди кататься.
Антонио уже ждал меня.
- Признаться, я и сам догадался, что вы приехали без смокинга, - ска-
зал он. - Примерьте-ка мой.
Смокинг был чуть узковат в плечах, но в общем подошел.
- Завтра повеселимся на славу, - заявил он. - К счастью, вечером в
конторе будет дежурить маленькая секретарша. Старая Рексрот ни за что не
выпустила бы нас. Ведь официально все это запрещено. Но неофициально мы,
разумеется, уже не дети.
Мы пошли на лыжах. Я уже довольно прилично овладел ими, и не имело
смысла снова тренироваться на учебной поляне. Нам встретился мужчина с
бриллиантовыми кольцами на пальцах, в клетчатых штанах, с пышной бабоч-
кой на шее - так одеваются художники.
- И чего только здесь не увидишь, - сказал я.
Антонио улыбнулся.
- Этот как раз довольно важная персона. Он - сопроводитель трупов.
- Как это? - не понял я.
- Сопроводитель трупов, - повторил Антонио. - Ведь сюда стекаются ту-
беркулезники со всего света. Особенно много из Южной Америки. А
большинство семей желает хоронить своих близких на родине. И вот такие
сопроводители, конечно, за приличное вознаграждение доставляют цинковые
гробы к месту назначения. Так они постепенно богатеют и разъезжают по
всему свету. А вот этого смерть сделала настоящим денди, в чем вы могли
убедиться.
Еще некоторое время мы поднимались вверх, потом встали на лыжи и пом-
чались. Белые склоны вздымались и опускались, а за нами, неистово тявкая
и повизгивая, утопая по грудь в снегу, красно-коричневым шариком несся
Билли. Он снова привык ко мне, хотя в пути частенько поворачивал обратно
и с развевающимися ушами летел напрямик к санаторию.
Я отрабатывал поворот "христиания". Всякий раз, когда я скользил вниз
по склону и, готовясь к развороту, расслаблялся всем телом, я загадывал:
"Если получится, если устою на ногах, то Пат выздоровеет". Ветер свистел
мне в лицо, лыжи зарывались в тяжелый снег, но раз за разом я карабкался
вверх, находил все более крутые спуски, все более пересеченные участки,
и когда опять и опять все выходило как нельзя лучше, я шептал: "Спасе-
на!" Конечно, я понимал, что это глупо, но все-таки радовался, чего со
мной давно уже не бывало.
В субботу вечером состоялся массовый тайный побег. Антонио заказал
сани, которые ожидали нас на спуске, чуть в стороне от санатория. Сам
Антонио, в лакированных туфлях и распахнутом пальто, из-под которого
сверкала белоснежная манишка, сел на салазки и, оглашая воздух ти-
рольскими фиоритурами, скатился по склону прямо к санным упряжкам.
- С ума сошел парень, - сказал я.
- А он часто так, - ответила Пат, - Легкомыслен до беспредельности.
Только это и выручает его. Иначе он бы не мог постоянно пребывать в та-
ком хорошем настроении.
- Понятно. А теперь я тебя как следует укутаю.
Я завернул ее во все пледы и шали, какие нашлись. Затем наш длинный
санный поезд двинулся вниз. Удрали все, кто только мог. Можно было поду-
мать, будто в долину спускается свадебный кортеж, - так празднично колы-
хались при лунном свете пестрые плюмажи на головах лошадей, так много
было хохота и шуток, которыми перебрасывались седоки.
Курзал был убран с расточительной роскошью. Когда мы прибыли, танцы
уже начались. Для гостей из санатория приготовили специальный угол, за-
щищенный от сквозняка. В теплом воздухе пахло цветами, духами и вином.
За нашим столиком сидело довольно много людей: русский, Рита, скри-
пач, какая-то старуха в жемчугах, рядом с ней какая-то размалеванная
маска смерти и нанятый ею жиголо, Антонио и еще кое-кто.
- Пойдем, Робби, - сказала Пат, - попробуем потанцевать.
Паркет медленно закружился. Скрипка и виолончель словно откуда-то
сверху выводили нежную кантилену, выделявшуюся на фоне тихо рокочущего
оркестра. Едва слышно шаркали по полу ноги танцующих.
- Послушай-ка, любимый мой! Вдруг выясняется, что ты отлично танцу-
ешь, - удивленно сказала Пат.
- Ну, уж прямо отлично...
- Правда, отлично. Где ты научился?
- Еще у Готтфрида, - сказал я.
- В вашей мастерской?
- Да, и в кафе "Интернациональ". Ведь для танцев нужны партнерши. Так
вот - Роза, Марион и Валли наводили на меня последний лоск. Боюсь, одна-
ко, что особого изящества они мне так и не привили.
- А вот и привили! - Ее глаза сияли. - Ведь мы с тобой впервые танцу-
ем вдвоем, Робби!
Рядом с нами танцевал русский с испанкой. Он приветливо улыбнулся и
кивнул нам. Испанка была очень бледна. Блестящие черные волосы вороньим
крылом окаймляли ее лоб. Она танцевала с неподвижным серьезным лицом.
Запястье украшал браслет из крупных четырехугольных изумрудов. Ей было
восемнадцать лет. Скрипач, сидевший за столиком, не спускал с нее жадных
глаз.
Мы вернулись к столу.
- А теперь дай мне сигарету, - попросила Пат.
- Лучше воздержись, - осторожно возразил я.
- Только несколько затяжек, Робби. Я так давно не курила.
Она взяла сигарету, но вскоре отложила ее.
- Что-то не нравится мне эта сигарета, Робби. Она просто не вкусна.
Я засмеялся:
- Так бывает всегда, когда человек долго чего-то лишен.
- Но ведь ты и меня был долго лишен.
- Это относится только к ядам, - пояснил я. - Только к водке и куре-
ву.
- Люди, дорогой мой, куда более страшный яд, нежели водка и табак.
Я снова рассмеялся:
- А ты, я вижу, неглупый ребенок, Пат. Соображаешь.
Она положила руки на стол и посмотрела на меня.
- В сущности, ты никогда не принимал меня всерьез, - сказала она.
- Я самого себя никогда не принимал всерьез, - ответил я.
- Но меня ведь тоже нет. Скажи правду.
- Этого я не знаю. Однако нас вдвоем я всегда принимал просто ужасно
всерьез. Вот это я знаю.
Она улыбнулась. Антонио пригласил ее на танец, и они вышли на паркет.
Я смотрел, как Пат танцует. Она улыбалась мне всякий раз, когда оказыва-
лась около меня. Ее серебряные туфельки едва касались пола. В ее движе-
ниях было что-то от грациозности лани.
Русский опять танцевал со своей испанкой. Его крупное смуглое лицо
выражало сдержанную нежность. Скрипач попытался пригласить испанку на
танец, но она отрицательно покачала головой и снова пошла на площадку с
русским.
Длинными костлявыми пальцами скрипач раскрошил сигарету. Вдруг мне
стало его жаль, и я предложил ему другую сигарету. Он отказался.
- Я должен беречь себя, - сказал он срывающимся голосом.
Я кивнул.
- А вот этот, - продолжал он и, хихикнув, указал на русского, - каж-
дый день выкуривает по пятьдесят штук.
- Что ж, один ведет себя так, а другой наоборот, - ответил я.
- Пусть она сейчас не хочет танцевать со мной.
Все равно будет моей.
- Кто будет вашей?
- Рита. - Он придвинулся поближе. - У нас с ней были хорошие отноше-
ния. Мы вместе выступали. А потом приехал этот русский и своими пышными
тирадами увел ее у меня из-под носа. Но ничего - я заполучу ее обратно.
" - Для этого вам придется очень постараться, - сказал я. Он мне опреде-
ленно не нравился.
Скрипач глуповато расхохотался.
- Это мне-то стараться? Наивный вы ангелочек! Не стараться мне нужно,
а просто ждать.
- Что ж, тогда просто ждите.
- По пятьдесят сигарет, - продолжал он. - Каждый день. Вчера я видел
его рентгеновский снимок. Живого места нет - каверна на каверне. Конец!
- Он снова расхохотался. - Сперва мы с ним шли вровень. Его рентгеновс-
кие снимки можно было принять за мои и наоборот.
Посмотрели бы вы, какая теперь разница! Вдобавок я прибавил два фун-
та. Нет, уважаемый, мне нужно только беречь себя и ждать. Я уже предвку-
шаю его следующий снимок. Сестра мне всегда показывает. Понимаете? Он
исчезнет, и настанет мой черед.
- Что ж, и это способ, - сказал я.
- "И это способ"! - передразнил он меня. - Это единственный способ,
птенец вы желторотый! Если бы я активно попытался встать ему поперек пу-
ти, то потом она на меня и смотреть не стала бы. Так что... мотайте на
ус, приготовишка... Надо вести себя дружелюбно и спокойно... Надо уметь
ждать...
В зале становилось душно. Пат закашлялась. Я заметил, что при этом
она боязливо покосилась на меня, и притворился, будто ничего не услышал.
Старуха в жемчугах, погруженная в собственные мысли, сидела не шеве-
лясь и время от времени неожиданно разражалась громким хохотом. Потом
снова успокаивалась и застывала в неподвижности. Размалеванная маска
смерти ссорилась со своим жиголо. Русский курил сигарету за сигаретой.