ти. Давайте пойдем в деревню и выпьем по аперитиву.
- Конечно, пойдем.
- Пошли!
- А не прокатиться ли нам в санях? - спросил Кестер.
- Я вполне смогу дойти пешком, - сказала Пат.
- Это ясно, - сказал Кестер. - Только я никогда еще не садился в та-
кую штуку. Хочется попробовать.
Мы подозвали санного извозчика и по спиральной дороге спустились
вниз, в деревню. Мы остановились перед кафе с небольшой террасой, зали-
той солнечным светом. Здесь было полно народу. Некоторых посетителей я
узнал - они мне запомнились по санаторию. Был тут и Антонио - итальянец
из бара. Он подошел к нашему столику и поклонился Пат. Рассказал, что
прошлой ночью какие-то весельчаки выкатили кровать с лежавшим на ней па-
циентом из его комнаты и втолкнули в палату одной уже совсем ветхой ста-
рушки учительницы.
- А зачем они это сделали? - спросил я.
- Потому что он выздоровел и на днях должен уехать отсюда, - объяснил
Антонио. - В таких случаях здесь всегда устраивают что-нибудь в этом ро-
де.
- Таков, дорогой мой, пресловутый юмор висельников, то есть остающих-
ся, - сказала Пат.
- В горах взрослые дяди превращаются в малых ребят, - как бы извиня-
ясь, сказал Антонио.
"А ведь вылечился, - подумал я. - Кто-то вылечился и едет домой".
- Хочешь выпить, Пат? - спросил я.
- Хочу. Бокал мартини. Сухого мартини.
Заиграло радио. Венские вальсы. Словно легкие светлые флаги, они рит-
мично развевались в прогретом солнцем воздухе. Кельнер принес очень хо-
лодное мартини. Росинки на запотевших бокалах искрились на солнце.
- А ведь как приятно посидеть вот так, правда? - сказала Пат.
- Очень приятно, - ответил я.
- Но иной раз это невыносимо, - сказала она.
Пат пожелала пообедать в деревне. В последнее время она непрерывно
находилась в санатории, и это был ее первый выезд. Она заявила, что если
пообедает в деревне, то почувствует себя вдвойне здоровой. Антонио при-
соединился к нам. После обеда мы вернулись в санях наверх, и Пат ушла к
себе: доктор предписал мне двухчасовой дневной отдых. Мы же с Кестером
выкатили "Карла" из гаража и осмотрели его. Два рессорных моста слома-
лись - надо было их заменить. Хозяин гаража дал нам инструмент, и мы
взялись за работу.
Затем долили масло и смазали все точки шасси. Когда все было готово,
мы вытолкнули "Карла" на улицу. Замызганный грязью, с обвисшими
крыльями, он стоял на снегу.
- А не помыть ли его? - спросил я.
- Нет, в дороге не надо, - сказал Кестер. - Ему это не нравится.
Тут к нам подошла Пат, выспавшаяся и посветлевшая. Собачонка прыгала
вокруг нее и бесновалась.
- Билли! - прикрикнул я. Песик застыл на месте, но оскалился - он не
узнал хозяина и явно смутился, когда Пат указала ему на меня.
- Вот это другое дело, - сказал я. - Слава богу, что людская память
лучше собачьей. А где он был вчера?
Пат засмеялась.
- Вчера все время лежал под кроватью. Кто бы ко мне ни пришел - рев-
нует. Обижается и прячется.
- А ведь ты замечательно выглядишь, - сказал я.
Она посмотрела на меня счастливым взглядом. Потом подошла к "Карлу".
- Хотелось бы мне еще разок сесть в него и прокатиться.
- Естественно, - сказал я. - А ты как, Отто?
- Конечно, прокатимся. На вас теплое пальто, а в машине есть пледы и
шерстяные платки.
Пат уселась впереди, за ветровым стеклом, рядом с Кестером. "Карл"
взревел. В холодном воздухе заклубились бело-голубые выхлопные газы. Мо-
тор еще не прогрелся. Цепи на колесах медленно и с лязгом начали перема-
лывать снег. С громким треском и гулом "Карл" сполз в деревню и, словно
матерый волк, растерявшийся от топота конских копыт и звона бубенцов,
резво побежал по главной улице.
Мы выехали на природу. Уже смеркалось, и заснеженные поля перелива-
лись красноватыми отблесками заходящего солнца. Несколько стогов сена,
стоявших на уклоне, почти до верхушек ушли под снег. Тоненькими взвиваю-
щимися запятыми стремительно неслись в долину.
- Последние лыжники. Они пересекали красное солнце, которое за скло-
ном вновь всплыло огромным темно-раскаленным шаром.
- Вчера вы ехали по этой же дороге? - спросила Пат.
- Да.
На вершине первого подъема Кестер остановил машину. Отсюда открыва-
лась захватывающая панорама. Накануне, когда мы с громом и грохотом мча-
лись сквозь стеклянный синий вечер, мы следили только за дорогой.
За грядой склонов пролегла резко пересеченная долина. Хребты далекого
горного кряжа четко вырисовывались на фоне бледно-зеленого неба и золо-
тисто светились. Золотые пятна лежали и на заснеженных скатах и сияли
так, будто их" почистили да еще и надраили. С каждой секундой бело-баг-
ровые склоны становились все роскошнее, а тени все синее. Солнце висело
прямо в просвете между двумя мерцающими вершинами, а широкая долина с ее
высотками и склонами словно выстроилась для могучего, беззвучного и
сверкающего парада, который принимает солнце - этот исчезающий на глазах
властелин. Фиолетовая полоса шоссе вилась вокруг холмов, пропадала, воз-
никала вновь, темнела на поворотах, минуя деревни и устремляясь прямо к
перевалу на горизонте.
- Я еще ни разу не отъезжала так далеко от деревни, - сказала Пат. -
Это и есть дорога домой?
- Да.
Она молча смотрела вниз, в долину. Потом вышла из машины и, защитив
глаза ладонью, стала смотреть на север, словно могла отсюда различить
башни нашего города.
- А это далеко?
- Около тысячи километров. В мае мы с тобой спустимся с гор, и Отто
приедет за нами.
- В мае, - повторила она. - Боже мой, в мае!..
Медленно садилось солнце. Долина ожила, тени, неподвижно лежавшие в
складках местности, теперь вдруг начали бесшумно вспархивать и караб-
каться все выше и выше, точно какие-то огромные синие пауки. Становилось
прохладно.
- Надо возвращаться, Пат, - сказал я.
Она взглянула на меня, и неожиданно лицо ее словно раскололось от бо-
ли. И тут я понял, что она все знает. Знает, что уже никогда не окажется
за этим безжалостным хребтом на горизонте. Она это знала и хотела скрыть
от нас, так же как мы хотели скрыть это от нее. Но на какое-то мгновение
выдержка изменила ей, и из ее глаз хлынула вся боль мира, все его стра-
дания.
- Поедем еще немного дальше, - сказала она. - Поедем самую малость
вниз.
Я переглянулся с Кестером.
- Поедем...
Она устроилась рядом со мной на заднем сиденье. Я обнял ее одной ру-
кой и укрыл нас обоих пледом.
- Робби, милый, - прошептала она у моего плеча, - теперь мы как будто
бы едем домой, возвращаемся в нашу прежнюю жизнь...
- Да, - сказал я и подтянул плед, укрывая ее с головой.
Чем ниже мы спускались, тем быстрее темнело. Пат полулежала, укутан-
ная пледами. Она просунула руку мне на грудь, под рубашку. Кожей я
чувствовал ее ладонь, потом ее дыхание, ее губы и - слезы.
Осторожно, чтобы Пат не заметила разворота, в следующей деревне Кес-
тер, объехав по большому кругу рыночную площадь, медленно направил Кар-
ла" в обратный путь.
Когда мы вновь переезжали через хребет, солнце уже исчезло, а на вос-
токе между поднимающимися облаками повисла бледная и ясная луна. Мы еха-
ли обратно. Колеса в цепях, монотонно шурша, катились по дороге, стало
совсем тихо, я сидел неподвижно, боясь шелохнуться, и чувствовал на сво-
ем сердце слезы моей Пат, словно там кровоточила рана.
Через час я сидел в холле. Пат была у себя, а Кестер отправился на
метеостанцию - узнать, ожидается ли снегопад. Вечер выдался серый и мяг-
кий, как бархат. Сквозь легкий туман проглядывал месяц в венце. Вскоре
появился и подсел ко мне Антонио. Поодаль от нас, за одним из столиков,
сидело какое-то, я бы сказал, пушечное ядро в грубошерстном спортивном
костюме с чрезмерно короткими штанами "гольф". Младенческое лицо с толс-
тыми губами и холодными глазками венчал круглый, розовокрасный и совер-
шенно лысый череп, голый, как бильярдный шар. Рядом сидела узкокостая
худая женщина с глубокими тенями под глазами и с каким-то молящим, го-
рестным взглядом. Пушечное ядро было явно оживлено, голова его непрерыв-
но двигалась, ладошки описывали в воздухе гладкие и округлые линии.
- Как все-таки чудесно здесь, наверху, просто удивительно хорошо! Это
панорама, этот воздух, это питание! Тут тебе действительно должно быть
просто здорово...
- Бернгард, - тихо сказала женщина.
- Действительно здорово! И мне бы так когда-нибудь. Так тебя лелеют,
так ухаживают за тобой! - Он залился маслянистым хохотком. - Впрочем, ты
достойна этого...
- Ах, Бернгард, - уныло произнесла женщина.
- А что, а что? - радостно гудело ядро. - Ведь лучше и не придумаешь!
Ты здесь просто как в раю! А ты знаешь, что творится там, внизу? Не зна-
ешь! А мне завтра снова надо погрузиться в эту кутерьму! Благодари бога,
что ты так далека от всего этого! Я же очень рад - воочию убедился, как
тебе здесь хорошо.
- Да нехорошо мне, Бернгард, - сказала женщина.
- Что ты, милая, - бодро затараторил Бернгард, - хныкать не надо! Что
же тогда говорить нашему брату! Ни минуты передышки, везде сплошные
банкротства... Не говорю уже о налогах... Хотя работаем-то мы в общем с
охоткой...
Женщина ничего не ответила.
- Экий бодрячок! - сказал я Антонио.
- Да еще какой! Я наблюдаю его с позавчерашнего дня. Любая попытка
жены что-то ему сказать разбивается о его неизменное: "Да здесь же тебе
просто чудесно!" Он, знаете ли, ничего не хочет замечать - ни ее страха,
ни ее болезни, ни ее одиночества. Видимо, давным-давно живет в Берлине с
каким-то себе подобным пушечным ядром женского пола, а сюда приезжает
раз в полгода и, потирая жирные ручки, наносит жене, так сказать, прото-
кольный визит. А сколько жизнелюбия в этом типе, помышляющем только о
том, что удобно ему! Лишь бы ни во что не вникать!.. Такое здесь часто
можно увидеть.
- Эта женщина здесь давно?
- Да уже около двух лет.
Через холл с хохотом прошла стайка молодежи. Антонио засмеялся.
- Они с почты. Послали телеграмму Роту.
- А кто такой Рот?
- Человек, которому вскоре предстоит уехать отсюда. В телеграмме они
ему сообщают, что ввиду эпидемии гриппа в его родных краях отправляться
туда не следует, а надо, мол, побыть еще какое-то время здесь. Такие
шутки тут в ходу. Ведь им-то самим придется остаться, понимаете? Навер-
няка придется.
Я смотрел в окно на серый бархат померкших гор. Все это неправда, по-
думал я, не похоже на действительность, так не бывает. Санаторий - не
более чем сцена, на которой люди немножко играют в смерть. Когда умирают
в самом деле, то это должно быть очень серьезно. Мне захотелось догнать
этих молодых людей, похлопать их по плечу и сказать: "Ведь здесь только
салонная, мнимая смерть, не так ли? Вы просто веселые актеры-любители, и
вам нравится играть в умирание! Потом вы все воскреснете, встанете и бу-
дете раскланиваться, разве нет? Кто же умирает из-за чуть повышенной
температуры или хриплого дыхания? Смерть не бывает без стрельбы, без
ран. Уж это-то я точно знаю..."
- Вы тоже больны? - спросил я Антонио.
- Естественно, - с улыбкой ответил он.
- Какой же тут замечательный кофе, - шумело по соседству пушечное яд-
ро. - Попробуй найди такой в Берлине. Ты живешь в стране молочных рек и
кисельных берегов.
Кестер возвратился с метеостанции.
- Я должен ехать, Робби, - сказал он. - Барометр упал, ночью, вероят-
но, будут снежные заносы, и завтра мне уже не пробиться. Сегодня вечером
у меня последняя надежда выбраться отсюда.
- Хорошо. Мы успеем поужинать вместе?
- Да. Только пойду и уложу чемодан.
- Я с тобой, - сказал я.
Мы собрали вещи Кестера и отнесли их в гараж. Потом вернулись за Пат.
- Если что случится, Робби, сразу звони, мне, - сказал Отто.
Я кивнул.
- Деньги ты на днях получишь. Какое-то время сможешь продержаться.
