- Так это ведь хорошо, - ответил я.
- Нет. - Она облокотилась на подушку. - Я не хочу столько спать.
- Почему же нет? А мне иногда хочется уснуть и проспать ровно пятьде-
сят лет.
- И состариться на столько же?
- Не знаю. Это можно сказать только потом.
- Ты чем-нибудь огорчен?
- Нет, - сказал я. - Напротив. Я как раз решил, что мы оденемся, пой-
дем куда-нибудь и роскошно поужинаем. Будем есть все, что ты любишь. И
немножко выпьем.
- Очень хорошо, - ответила она. - Это тоже пойдет в счет нашего вели-
кого банкротства?
- Да, - сказал я. - Конечно.
XXI
В середине октября Жаффе вызвал меня к себе. Было десять часов утра,
но небо хмурилось и в клинике еще горел электрический свет. Смешиваясь с
тусклым отблеском утра, он казался болезненно ярким.
Жаффе сидел один в своем большом кабинете. Когда я вошел, он поднял
поблескивающую лысиной голову и угрюмо кивнул в сторону большого окна,
по которому хлестал дождь:
- Как вам нравится эта чертова погода? Я пожал плечами.
- Будем надеяться, что она скоро кончится.
- Она не кончится.
Он посмотрел на меня и ничего не сказал. Потом взял карандаш, посту-
чал им по письменному столу и положил на место.
- Я догадываюсь, зачем вы меня позвали, - сказал я.
Жаффе буркнул что-то невнятное.
Я подождал немного. Потом сказал:
- Пат, видимо, уже должна уехать...
- Да...
Жаффе мрачно смотрел на стол.
- Я рассчитывал на конец октября. Но при такой погоде... - Он опять
взял серебряный карандаш.
Порыв ветра с треском швырнул дождевые струи в окно. Звук напоминал
отдаленную пулеметную стрельбу.
- Когда же, по-вашему, она должна уехать? - спросил я.
Он взглянул на меня вдруг снизу вверх ясным открытым взглядом.
- Завтра, - сказал он.
На секунду мне показалось, что почва уходит у меня из-под ног. Воздух
был как вата и липнул к легким. Потом это ощущение прошло, и я спросил,
насколько мог, спокойно, каким-то далеким голосом, словно спрашивал
кто-то другой:
- Разве ее состояние так резко ухудшилось? Жаффе решительно покачал
головой и встал.
- Если бы оно резко ухудшилось, она вообще не смогла бы поехать, -
заявил он хмуро. - Просто ей лучше выбраться отсюда. В такую погоду она
все время в опасности. Всякие простуды и тому подобное...
Он взял несколько писем со стола.
- Я уже все подготовил. Вам остается только выехать. Главного врача
санатория я знал еще в бытность мою студентом. Очень дельный человек. Я
подробно сообщил ему обо всем.
Жаффе дал мне письма. Я взял их, но не спрятал в карман. Он посмотрел
на меня, встал и положил мне руку на плечо. Его рука была легка, как
крыло птицы, я почти не ощущал ее.
- Тяжело, - сказал он тихим, изменившимся голосом. - Знаю... Поэтому
я и оттягивал отъезд, пока было возможно.
- Не тяжело... - возразил я.
Он махнул рукой:
- Оставьте, пожалуйста...
- Нет, - сказал я, - не в этом смысле... Я хотел бы знать только од-
но: она вернется?
Жаффе ответил не сразу. Его темные узкие глаза блестели в мутном жел-
товатом свете.
- Зачем вам это знать сейчас? - спросил он наконец.
- Потому что если не вернется, так лучше пусть не едет, - сказал я.
Он быстро взглянул на меня:
- Что это вы такое говорите?
- Тогда будет лучше, чтобы она осталась.
Он посмотрел на меня.
- А понимаете ли вы, к чему это неминуемо приведет? - спросил он тихо
и резко.
- Да, - сказал я. - Это приведет к тому, что она умрет, но не в оди-
ночестве. А что это значит, я тоже знаю.
Жаффе поднял плечи, словно его знобило. Потом он медленно подошел к
окну и постоял возле него, глядя на дождь. Когда он повернулся ко мне,
лицо его было - как маска.
- Сколько вам лет? - спросил он.
- Тридцать, - ответил я, не понимая, чего он хочет.
- Тридцать, - повторил он странным тоном, будто разговаривал сам с
собой и не понимал меня. - Тридцать, боже мой! - Он подошел к письменно-
му столу и остановился. Рядом с огромным и блестящим столом он казался
маленьким и как бы отсутствующим. - Мне скоро шестьдесят, - сказал он,
не глядя на меня, - но я бы так не мог. Я испробовал бы все снова и сно-
ва, даже если бы знал точно, что это бесцельно.
Я молчал. Жаффе застыл на месте. Казалось, он забыл обо всем, что
происходит вокруг. Потом он словно очнулся, и маска сошла с его лица. Он
улыбнулся:
- Я определенно считаю, что в горах она хорошо перенесет зиму.
- Только зиму? - спросил я.
- Надеюсь, весной она сможет снова спуститься вниз.
- Надеяться... - сказал я. - Что значит надеяться?
- Все вам скажи! - ответил Жаффе. - Всегда и все. Я не могу сказать
теперь больше. Мало ли что может быть. Посмотрим, как она будет себя
чувствовать наверху. Но я твердо надеюсь, что весной она сможет вер-
нуться.
- Твердо?
- Да. - Он обошел стол и так сильно ударил ногой по выдвинутому ящи-
ку, что зазвенели стаканы. - Черт возьми, поймите же, дорогой, мне и са-
мому тяжело, что она должна уехать! - пробормотал он.
Вошла сестра. Знаком Жаффе предложил ей удалиться. Но она осталась на
месте, коренастая, неуклюжая, с лицом бульдога под копной седых волос.
- Потом! - буркнул Жаффе. - Зайдите потом!
Сестра раздраженно повернулась и направилась к двери. Выходя, она на-
жала на кнопку выключателя. Комната вдруг наполнилась серовато-молочным
светом. Лицо Жаффе стало землистым.
- Старая ведьма! - сказал он. - Вот уже двадцать лет, как я собираюсь
ее выставить. Но очень хорошо работает. - Затем он повернулся ко мне. -
Итак?
- Мы уедем сегодня вечером, - сказал я.
- Сегодня?
- Да. Уж если надо, то лучше сегодня, чем завтра. Я отвезу ее. Смогу
отлучиться на несколько дней.
Он кивнул и пожал мне руку.
Я ушел. Путь до двери показался мне очень долгим.
На улице я остановился и заметил, что все еще держу письма в руке.
Дождь барабанил по конвертам. Я вытер их и сунул в боковой карман. Потом
посмотрел вокруг. К дому подкатил автобус. Он был переполнен, и из него
высыпала толпа пассажиров. Несколько девушек в черных блестящих дождеви-
ках шутили с кондуктором. Он был молод, белые зубы ярко выделялись на
смуглом лице. "Ведь так нельзя, - подумал я, - это невозможно! Столько
жизни вокруг, а Пат должна умереть!"
Кондуктор дал звонок, и автобус тронулся. Из-под колес взметнулись
снопы брызг и обрушились на тротуар. Я пошел дальше. Надо было предупре-
дить Кестера и достать билеты.
К двенадцати часам дня я пришел домой и успел сделать все, даже отп-
равил телеграмму в санаторий.
- Пат, - сказал я, еще стоя в дверях, - ты успеешь уложить вещи до
вечера?
- Я должна уехать?
- Да, - сказал я, - да. Пат.
- Одна?
- Нет. Мы поедем вместе. Я отвезу тебя.
Ее лицо слегка порозовело.
- Когда же я должна быть готова? - спросила она.
- Поезд уходит в десять вечера.
- А теперь ты опять уйдешь?
- Нет. Останусь с тобой до отъезда.
Она глубоко вздохнула.
- Тогда все просто, Робби, - сказала она. - Начнем сразу?
- У нас еще есть время.
- Я хочу начать сейчас. Тогда все скоро будет готово.
- Хорошо.
За полчаса я упаковал несколько вещей, которые хотел взять с собой.
Потом я зашел к фрау Залевски и сообщил ей о нашем отъезде. Договорился,
что с первого ноября или даже раньше она может сдать комнату Пат. Хозяй-
ка собралась было завести долгий разговор, но я тут же вышел из комнаты.
Пат стояла на коленях перед чемоданом-гардеробом, вокруг висели ее
платья, на кровати лежало белье. Она укладывала обувь. Я вспомнил, что
точно так же она стояла на коленях, когда въехала в эту комнату и распа-
ковывала свои вещи, и мне казалось, что это было бесконечно давно и буд-
то только вчера.
Она взглянула на меня.
- Возьмешь с собой серебряное платье? - спросил я.
Она кивнула.
- Робби, а что делать с остальными вещами? С мебелью?
- Я уже говорил с фрау Залевски. Возьму к себе в комнату сколько смо-
гу. Остальное сдадим на хранение. Когда вернешься - заберем все.
- Когда я вернусь... - сказала она.
- Ну да, весной, когда ты приедешь вся коричневая от солнца.
Я помог ей уложить чемоданы, и к вечеру, когда стемнело, все было го-
тово. Было очень странно: мебель стояла на прежних местах, только шкафы
и ящики опустели, и все-таки комната показалась мне вдруг голой и пе-
чальной... Пат уселась на кровать. Она выглядела усталой.
- Зажечь свет? - спросил я.
Она покачала головой:
- Подожди еще немного.
Я сел возле нее:
- Хочешь сигарету?
- Нет, Робби. Просто посидим так немного.
Я встал и подошел к окну. Фонари беспокойно горели под дождем. В де-
ревьях буйно гулял ветер. Внизу медленно прошла Роза. Ее высокие сапожки
сверкали. Она держала под мышкой пакет и направлялась в "Интернацио-
наль". Вероятно, это были нитки и спицы, - она постоянно вязала для сво-
ей малышки шерстяные вещи. За ней проследовали Фрицци и Марион, обе в
новых белых, плотно облегающих фигуру дождевиках, а немного спустя за
ними прошлепала старенькая Мими, обтрепанная и усталая.
Я обернулся. Было уже так темно, что я не мог разглядеть Пат. Я
только слышал ее дыхание. За деревьями кладбища медленно и тускло начали
карабкаться вверх огни световых реклам. Светящееся название знаменитых
сигарет протянулось над крышами, как пестрая орденская лента, запенились
синие и зеленые круги фирмы вин и ликеров, вспыхнули яркие контуры рек-
ламы бельевого магазина. Огни отбрасывали матовое рассеянное сияние, ло-
жившееся на стены и потолок, и скользили во всех направлениях, и комната
показалась мне вдруг маленьким водолазным колоколом, затерянным на дне
моря. Дождевые волны шумели вокруг него; а сверху, сквозь толщу воды,
едва проникал слабый отблеск далекого мира.
Было восемь часов вечера. На улице загудел клаксон.
- Готтфрид приехал на такси, - сказал я. - Он отвезет нас поужинать.
Я встал, подошел к окну и крикнул Готтфриду, что мы идем. Затем вклю-
чил маленькую настольную лампу и пошел в свою комнату. Она показалась
мне до неузнаваемости чужой. Я достал бутылку рома и наспех выпил рюмку.
Потом сел в кресло и уставился на обои. Вскоре он снова встал, подошел к
умывальнику, чтобы пригладить щеткой волосы. Но, увидев свое лицо в зер-
кале, и забыл об этом. Разглядывая себя с холодным любопытством, я сжал
губы и усмехнулся. Напряженное и бледное лицо в зеркале усмехнулось мне
в ответ.
- Эй, ты! - беззвучно сказал я. Затем я пошел обратно к Пат.
- Пойдем, дружище? - спросил я.
- Да, - ответила Пат, - но я хочу еще раз зайти в твою комнату.
- К чему? В эту старую халупу...
- Останься здесь, - сказала она. - Я сейчас приду.
Я немного подождал, а потом пошел за ней. Заметив меня, Пат вздрогну-
ла. Никогда еще я не видел ее такой. Словно угасшая, стояла она посреди
комнаты.
Но это длилось только секунду, и улыбка снова появилась на ее лице.
- Пойдем, - сказала она. - Уже пора.
У кухни нас ждала фрау Залевски. Ее седые букли задрожали. На черном
шелковом платье у нее была брошь с портретом покойного Залевски.
- Держись! - шепнул я Пат. - Сейчас она тебя обнимет.
- В следующее мгновение Пат утонула в грандиозном тоске. Огромное
заплаканное лицо фрау Залевски судорожно подергивалось. Еще несколько
секунд - и поток слез залил бы Пат с головы до ног, - когда матушка За-
левски плакала, ее глаза работали под давлением, как сифоны.
- Извините, - сказал я, - но мы очень торопимся! Надо немедленно отп-
равляться!
- Немедленно отправляться? - Фрау Залевски смерила меня уничтожающим
взглядом. - Поезд уходит только через два часа! А в промежутке вы хоти-
те, наверно, напоить бедную девочку!
Пат не выдержала и рассмеялась:
- Нет, фрау Залевски. Надо проститься с друзьями.
Матушка Залевски недоверчиво покачала головой.
