нула голову и закрыла глаза. Она сидела не шевелясь, подставив лицо
солнцу.
- Ты устала? - спросил я.
Она покачала головой:
- Нет, Робби.
- Вот идет поезд, - сказал я.
Маленький черный паровоз, затерявшийся в бескрайнем дрожащем мареве,
пыхтя, подошел к вокзалу. Мы сели в почти пустой вагон. Вскоре поезд
тронулся. Густой дым от паровоза неподвижно повис в воздухе. Медленно
проплывал знакомый ландшафт, деревня с коричневыми соломенными крышами,
луга с коровами и лошадьми, лес и потом домик фройляйн Мюллер в лощине
за дюнами, уютный, мирный и словно уснувший.
Пат стояла рядом со мной у окна и смотрела в сторону домика. На пово-
роте мы приблизились к нему. Мы отчетливо увидели окна нашей комнаты.
Они были открыты, и с подоконников свисало постельное белье, ярко осве-
щенное солнцем.
- Вот и сама фройляйн Мюллер, - сказала Пат.
- Правда! Она стояла у входа и махала рукой. Пат достала носовой пла-
ток, и он затрепетал на ветру.
- Она не видит, - сказал я, - платочек слишком мал и тонок. Вот,
возьми мой.
Она взяла мой платок и замахала им. Фройляйн Мюллер энергично ответи-
ла.
Постепенно поезд втянулся в открытое поле. Домик скрылся, и дюны ос-
тались позади. Некоторое время за черной полосой леса мелькало сверкаю-
щее море. Оно мигало, как усталый, бодрствующий глаз. Потом пошли нежные
золотисто-зеленые поля, мягкое колыхание колосьев, тянувшихся до гори-
зонта.
Пат отдала мне платок и села в угол купе. Я поднял окно. "Кончилось!
- подумал я. - Слава богу, кончилась! Все это было только сном! Прокля-
тым злым сном!"
К шести мы прибыли в город. Я взял такси и погрузил в него чемоданы.
Мы поехали к Пат.
- Ты поднимешься со мной? - спросила она.
- Конечно.
Я проводил ее в квартиру, потом спустился вниз, чтобы вместе с шофе-
ром принести чемоданы. Когда я вернулся, Пат все еще стояла в передней.
Она разговаривала с подполковником фон Хаке и его женой.
Мы вошли в ее комнату. Был светлый ранний вечер. На столе стояла ваза
с красными розами. Пат подошла к окну и выглянула на улицу. Потом обер-
нулась ко мне:
- Сколько мы, собственно, отсутствовали, Робби?
- Ровно восемнадцать дней.
- Восемнадцать? А мне кажется, гораздо дольше.
- И мне. Но так бывает всегда, когда выберешься куда-нибудь из горо-
да.
Она покачала головой:
- Нет, я не об это...
Она отворила дверь на балкон и вышла. Там стоял белый шезлонг. Притя-
нув его к себе, она молча посмотрела на него.
В комнату она вернулась с изменившимся лицом и потемневшими глазами.
- Посмотри, какие розы, - сказал я. - Их прислал Кестер. Вот его ви-
зитная карточка.
Пат взяла карточку и положила на стол. Она смотрела на розы, и я по-
нял, что она их почти не замечает и все еще думает о шезлонге. Ей каза-
лось, что она уже избавилась от него, а теперь он, возможно, должен был
снова стать частью ее жизни.
Я не стал ей мешать и больше ничего не сказал. Не стоило отвлекать
ее. Она сама должна была справиться со своим настроением, и мне каза-
лось, что ей это легче именно теперь, когда я рядом. Слова были беспо-
лезны. В лучшем случае она успокоится ненадолго, но потом все эти мысли
прорвутся снова, и, пожалуй, куда мучительнее.
Она постояла около стола, опираясь на него и опустив голову. Потом
посмотрела на меня. Я молчал. Она медленно обошла вокруг стола и положи-
ла мне руки на плечи.
- Дружище ты мой, - сказал я.
Она прислонилась ко мне. Я обнял ее:
- А теперь разберемся во всем.
Она кивнула и ладонью пригладила волосы.
- Просто что-то нашло на меня... на минутку...
- Конечно.
Постучали в дверь. Горничная вкатила чайный столик.
- Вот это хорошо, - сказала Пат.
- Хочешь чаю? - спросил я.
- Нет, кофе, хорошего, крепкого кофе.
Я побыл с ней еще с полчаса. Потом ее охватила усталость. Это было
видно по глазам.
- Тебе надо немного поспать, - предложил я.
- А ты?
- Я пойду домой и тоже вздремну. Часа через два зайду за тобой, пой-
дем ужинать.
- Ты устал? - спросила она с сомнением.
- Немного. В поезде было жарко... Кстати, мне еще надо заглянуть в
мастерскую.
Больше она ни о - чем не спрашивала. Она изнемогала от усталости. Я
уложил ее в постель и укрыл. Она мгновенно уснула. Я поставил около нее
розы и визитную карточку Кестера, чтобы ей было о чем подумать, когда
проснется. Потом я ушел.
По пути я остановился у телефона-автомата. Решил сразу же перегово-
рить с Жаффе. Звонить из дому было трудно: в пансионе любили подслуши-
вать.
Я снял трубку и назвал номер клиники. К аппарату подошел Жаффе.
- Говорит Локамп, - сказал я, откашливаясь. - Мы сегодня вернулись.
Вот уже час, как мы в городе.
- Вы приехали на машине? - спросил Жаффе.
- Нет, поездом.
- Так... Ну, как дела?
- Хороши, - сказал я.
Он помолчал немного.
- Завтра я зайду к фройляйн Хольман. В одиннадцать часов утра. Вы
сможете ей передать?
- Нет, - сказал я. - Я не хотел бы, чтобы она знала о моем разговоре
с вами. Она, вероятно, сама позвонит вам завтра. Может быть, тогда вы ей
и скажете.
- Хорошо. Пусть так. Скажу ей.
Я механически отодвинул в сторону пухлую захватанную телефонную кни-
гу. Она лежала на небольшой деревянной полочке. Стенка над ней была ис-
пещрена телефонными номерами, записанными карандашом.
- Можно мне зайти к вам завтра днем? - спросил я.
Жаффе не ответил.
- Я хотел бы узнать, как она.
- Завтра я вам еще ничего не смогу ответить, - сказал Жаффе. - Надо
понаблюдать за ней по крайней мере в течение недели. Я сам извещу вас.
- Спасибо. - Я никак не мог оторвать глаз от полочки.
Кто-то нарисовал на ней толстую девочку в большой соломенной шляпе.
Тут же было написано: "Элла дура!"
- Нужно ли ей теперь какое-нибудь специальное лечение? - спросил я.
- Это я увижу завтра. Но мне кажется, что дома ей обеспечен неплохой
уход.
- Не знаю. Я слышал, что ее соседи собираются на той неделе уехать.
Тогда она останется вдвоем с горничной.
- Вот как? Ладно, завтра поговорю с ней и об этом.
Я снова закрыл рисунок на полочке телефонной книгой.
- Вы думаете, что она... что может повториться такой припадок?
Жаффе чуть помедлил с ответом.
- Конечно, это возможно, - сказал он, - но маловероятно. Скажу вам
точнее, когда подробно осмотрю ее.
Я повесил трубку. Выйдя из будки, я постоял еще немного на улице. Бы-
ло пыльно и душно. Потом я пошел домой.
В дверях я столкнулся с фрау Залевски. Она вылетела из комнаты фрау
Бендер, точно пушечное ядро. Увидев меня, она остановилась:
- Что, уже приехали?
- Как видите. Ничего нового?
- Ничего. Почты никакой... А фрау Бендер выехала.
- Вот как? Почему же? Фрау Залевски уперлась руками в бедра:
- Потому что везде негодяи. Она отправилась в христианский дом приз-
рения со своей кошкой и капиталом в целых двадцать шесть марок.
Она рассказала, что приют, в котором фрау Бендер ухаживала за младен-
цами, обанкротился. Священник, возглавлявший его, занялся биржевыми спе-
куляциями и погорел на них. Фрау Бендер уволили, не выплатив жалованья
за два месяца.
- Она нашла себе другую работу? - спросил я бездумно.
Фрау Залевски только посмотрела на меня.
- Ну да, конечно, не нашла, - сказал я.
- Я ей говорю: оставайтесь здесь, с платой за квартиру успеется. Но
она не захотела.
- Бедные люди в большинстве случаев честны, - сказал я. - Кто посе-
лится в ее комнате?
- Хассе. Она им обойдется дешевле.
- А с их прежней комнатой что будет? Она пожала плечами.
- Посмотрим. Больших надежд на новых квартирантов у меня нет.
- Когда она освободится?
- Завтра. Хассе уже переезжают.
Мне вдруг пришла в голову мысль.
- А сколько стоит эта комната? - спросил я.
- Семьдесят марок.
- Слишком дорого.
- По утрам кофе, две булочки и большая порция масла.
- Тогда это тем более дорого. От кофе, который готовит Фрида, я отка-
зываюсь. Вычтите стоимость завтраков. Пятьдесят марок, и ни пфеннига
больше.
- А вы разве хотите ее снять? - спросила фрау Залевски.
- Может быть.
Я пошел в свою комнату и внимательно осмотрел дверь, соединявшую ее с
комнатой Хассе. Пат в пансионе фрау Залевски! Нет, это плохо придумано.
И все же я постучался к Хассе.
В полупустой комнате перед зеркалом сидела фрау Хассе и пудрилась. На
ней была шляпа.
Я поздоровался с ней, разглядывая комнату. Оказалось, что она больше,
чем я думал. Теперь, когда часть мебели вынесли, это было особенно за-
метно. Одноцветные светлые обои почти новые, двери и окна свежевыкраше-
ны; к тому же очень большой и приятный балкон.
- Вероятно, вы уже знаете о его новой выдумке, - сказала фрау Хассе.
- Я должна переселиться в комнату напротив, где жила эта знаменитая осо-
ба! Какой позор.
- Позор? - спросил я.
- Да, позор, - продолжала она взволнованно. - Вы ведь знаете, что мы
не переваривали друг друга, а теперь Хассе заставляет меня жить в ее
комнате без балкона и с одним окном. И все только потому, что это дешев-
ле. Представляете себе, как она торжествует в своем доме призрения!
- Не думаю, чтобы она торжествовала!
- Нет, торжествует, эта так называемая нянечка, ухаживающая за мла-
денцами, смиренная голубица, прошедшая сквозь все огни и воды! А тут еще
рядом эта кокотка, эта Эрна Бениг! И кошачий запах!
Я изумленно взглянул на нее. Голубица, прошедшая сквозь огни и воды!
Как это странно: люди находят подлинно свежие и образные выражения
только когда ругаются. Вечными и неизменными остаются слова любви, но
как пестра и разнообразна шкала ругательств!
- А ведь кошки очень чистоплотные и красивые животные, - сказал я. -
Кстати, я только что заходил в эту комнату. Там не пахнет кошками.
- Да? - враждебно воскликнула фрау Хассе и поправила шляпку. - Это,
вероятно, зависит от обоняния. Но я и не подумаю заниматься этим переез-
дом, пальцем не шевельну! Пускай себе сам перетаскивает мебель! Пойду
погуляю! Хоть это хочу себе позволить при такой собачьей жизни!
Она встала. Ее расплывшееся лицо дрожало от бешенства, и с него осы-
палась пудра. Я заметил, что она очень ярко накрасила губы и вообще рас-
фуфырилась вовсю. Когда она прошла мимо меня, шурша платьем, от нее пах-
ло, как от целого парфюмерного магазина.
Я озадаченно поглядел ей вслед. Потом опять подробно осмотрел комна-
ту, прикидывая, как бы получше расставить мебель Пат. Но сразу же отбро-
сил эти мысли. Пат здесь, всегда здесь, всегда со мной, - этого я не мог
себе представить! Будь она здорова, мне такая мысль вообще бы в голову
не пришла. Ну, а если все-таки... Я отворил дверь на балкон и измерил
его, но одумался, покачал головой и вернулся к себе.
Когда я вошел к Пат, она еще спала. Я тихонько опустился в кресло у
кровати, но она тут же проснулась.
- Жаль, я тебя разбудил, - сказал я.
- Ты все время был здесь? - спросила она.
- Нет. Только сейчас вернулся.
Она потянулась и прижалась лицом к моей руке:
- Это хорошо. Не люблю, чтобы на меня смотрели, когда я сплю!
- Это я понимаю. И я не люблю. Я и не собирался подглядывать за то-
бой. Просто не хотел будить. Не поспать ли тебе еще немного?
- Нет, я хорошо выспалась. Сейчас встану.
Пока она одевалась, я вышел в соседнюю комнату. На улице становилось
темно. Из полуоткрытого окна напротив доносились квакающие звуки военно-
го марша. У патефона хлопотал лысый мужчина в подтяжках. Окончив крутить
ручку, он принялся ходить взад и вперед по комнате, выполняя в такт му-
зыке вольные движения. Его лысина сияла в полумраке, как взволнованная
луна. Я равнодушно наблюдал за ним. Меня охватило чувство пустоты и пе-
чали.
Вошла Пат. Она была прекрасна и свежа. От утомления и следа не оста-
лось.
- Ты блестяще выглядишь, - удивленно сказал я.
