змей в сказке, в подлинной народной русской сказке, никогда не описывается. Мы
знаем, как выглядит змей, но знаем это не по сказкам. Если бы мы пожелали
нарисовать змея только по материалам сказки, то это было бы затруднительно. Но
некоторые черты внешнего облика змея все же могут быть вырисованы.
Змей прежде всего и всегда -- существо многоголовое. Число голов различно,
преобладают 3, 6, 9, 12 голов, но попадаются и 5 и 7. Это -- основная,
постоянная, непременная черта его. Все другие черты упоминаются лишь иногда,
иногда они и не приводятся, так, например, не всегда говорится, что змеи --
существо летучее. Он летает по воздуху: "Вдруг видят: в версте от них летит
змей" (Аф. 131). "Прилетел змей, начал виться над царевною" (171). Но тем не
менее крылья его почти никогда в связи с полетом не упоминаются, можно бы
думать, что он витает по воздуху без крыльев. Тело его сказкой также не
описывается.
299
Чешуйчатый ли он или гладкий или покрытый шкурой -- этого мы не знаем. Когтистые
лапы и длинный хвост с острием, излюбленная деталь лубочных картинок, в сказках,
как правило, отсутствуют. Полет змея иногда напоминает полет яги. "Поднималась
сильная буря, гром гремит, земля дрожит, дремучий лес долу преклоняется: летит
трехглавый змей" (Аф. 129, вариант). Во всем афанасьевском сборнике крылья
упоминаются только один раз: змей уносит царевну "на своих огненных крыльях"
(131).
По-видимому, такое отсутствие описания свидетельствует о том, что сказочнику
образ змея не совсем ясен. Он иногда ассимилируется с обликом героя и
представлен всадником. Под змеем в этих случаях конь обычно спотыкается.
Змей существо огневое. "Летит на него лютый змей, огнем палит, смертью грозит"
(155). Как извергается этот огонь -- мы опять не знаем. О коне, например, мы
подробно знаем, что огонь, искры и дым исходят из ноздрей и ушей. Здесь этого
нет. Тем не менее можно сказать, что эта связь змея с огнем -- постоянная черта
его. "Змей пламенем палит, когтями рвет" (Худ. 119). Этот огонь змей носит в
себе и извергает его: "Тут змей испустил из себя пламя огненное, хочет сжечь
царевича" (Аф. 562). "Я твое царство огнем сожгу, пеплом развею" (271). Это --
постоянная формула угрозы змея. В одном случае змею соответствует огненный царь
(206): "Не доезжая до его царства, верст 30 уж огнем жжет".
2. Связь с водой в сказке.
Но есть и другая стихия, с которой связан змей. Эта стихия -- вода. Он не только
огненный царь, но и водяной царь. Эти две черты вовсе не исключают друг друга,
они часто соединяются. Так, например, водяной царь присылает письмо за тремя
черными печатями и требует Марфу-царевну, он грозит, что "людей всех прибьет и
все царство огнем сожжет" (125). Таким образом, водяная и огненная стихии не
исключают друг друга. Эта водяная природа змея сказывается даже в его имени. Он
"змей черноморский". Он живет в воде. Когда он подымается из воды, то за ним и
вода подымается. "Тут утка крякнула, берега звякнули, море взболталось, море
всколыхалось, -- лезет чуда-юда мосальская губа" (136). "Вдруг змей начал
выходить, вода за ним хлынула на три аршина" (125). В одной сказке он спит на
камне в море, он храпит, "и як храпе, да того на семь верст аж волна бье" (132).
3. Связь с горами.
Но змей имеет и другое название -- он "Змей-Горыныча". Он живет в горах. Такое
местопребывание не мешает ему в то же время быть морским чудовищем. "Вдруг туча
надвинулась, ветер зашумел, море всколыхалося -- из синя моря змей выходит, в
гору подымается" (155). И хотя слова "в гору" и могут означать просто "на
берег", но все же двух
300
типов змея, горного и водяного, установить нельзя. Иногда он живет на горах, но
когда герой к нему приближается, он выходит из воды. "Едут год они, едут два,
проехали три царства, синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные:
то земля змея лютого" (Аф. 560). Пребывание на горах обычная черта змея.
4. Змей-похититель.
Каковы же теперь действия змея? В основном змею свойственны две функции. Первая:
он похищает женщин. Похищение обычно бывает молниеносно и неожиданно. У царя три
дочери, они гуляют в прекрасном саду. "Вот змий черноморский и повадился туда
летать. Однажды дочери царские припоздали в саду, засмотрелись на цветы; вдруг
-- откуда ни взялся -- змий черноморский, и унес их на своих огненных крыльях"
(131).
Но змей -- не единственный похититель. Он не может быть рассмотрен без некоторых
других похитителей, которые действуют совершенно так же, как и змей. В роли
похитителя может фигурировать, например, Кощей Бессмертный. "В некотором
царстве, в некотором государстве жил-был царь. У этого царя было три сына, все
они были на возрасте. Только мать их вдруг унес Кош Бессмертный" (156).
Иногда похитителем является птица. "На ту пору прилитела Жар-Птиця, схватила их
матушку и унесла за тридевять земель, за тридевять морей в свое царство" (См.
31).
Особенно часто в качестве воздушного похитителя является ветер или вихрь. Однако
сопоставление подобных случаев показывает, что за вихрем обычно кроется или
змей, или Кощей, или птица. Вихрь может быть рассмотрен как похититель,
потерявший свой животный или змеиный или иной образ. Похищает вихрь, а когда
герой разыскивает царевну, то оказывается, что Она во власти змея (См. 160).
"Ведь это не вихрь, а змей лютый", -- прямо говорится в сказке (Аф. 560). Такие
выражения, как "Кощей страшным вихрем вылетел в окно" (159), показывают, какими
путями шла потеря животного образа. "Вдруг сделался сильный ветер, поднялся
клубом песок, вырвало из рук няньки дитятю и унесло неизвестно куда" (Худ. 53).
Здесь нет животного облика, однако разысканная царевна оказывается во власти
орла.
Когда дальше в роли похитителя выступают черти, нечистые духи и г. д., то эти
случаи представляют собой дальнейшую деформацию под влиянием современных
сказочнику религиозных представлений.
5. Поборы змея.
Функции змея не ограничиваются тем, что он пожирает или уносит девушку, или в
виде нечистой силы вселяется в живую и мучает ее, или -- в мертвую и заставляет
ее пожирать живых. Иногда он является с угрозами, осаждает город и требует себе
женщину для супружества или для съедения насильно, в виде дани. Этот мотив
вкратце можно назвать побо-
301
рами змея. Мотив этот очень распространен, и черты его довольно единообразны. В
основном дело сводится к следующему:
герой попадает в чужую страну, видит, что все люди ходят "такие кручинные", и от
случайных людей он узнает, что змей ежегодно (или каждый месяц и т. д.) требует
по девушке, и что ныне настала очередь царской дочери. В этих случаях -- это
нужно подчеркнуть -- змей всегда выступает как водяное существо. Царевна уже
выведена к морю. "Ему сказали, что у царя их одна и есть дочь -- прекрасная
царевна Полюша, и ее-то и поведут завтра к змею на съедение; в этом царстве дают
каждый месяц семиглавому змею по девице... Ныне наступила очередь до царской
дочери"; ее ведут к морю (Аф. 171).
6. Змей - охранитель границ.
В этих случаях змей пребывает у реки. Часто эта река огненная. Через речку ведет
мост. Речка эта имеет свое название: она называется река Смородинка, мост всегда
калиновый. Герой поджидает змея под мостом. "Приходит самая полночь, и пошли они
под калиновый мост, на огненную реку" (134). Эта река -- граница. Через мост
перейти невозможно. Змей охраняет этот мост. Перейти через него можно, только
убив змея. "И поехали... путем-дорогой, и подъехавши к Крашеному мосту, по
которому никто благополучно не проезжал, привелось им тут ночевать" (См. 150).
Здесь вспоминается яга: она тоже хранитель входа. Яга охраняет периферию, змей
охраняет самое сердце тридесятого царства. Некоторые аксессуары особенно ярко
напоминают ягу: "Приехали они к огненной реке, через реку мост лежит, а кругом
реки огромный лес" (Аф. 138). У реки иногда стоит избушка. Но в ней уже никто не
обитает, в ней не расспрашивают и не угощают. Тем не менее она иногда
ассимилируется с избушкой яги, она иногда стоит на курьих ножках. Забора нет,
кости не насажены на колья, а валяются кругом: "Приезжают к реке Смородине; по
всему берегу лежат кости человеческие, по колено будет навалено! Увидали они
избушку, вошли в нее -- пустехонька, и вздумали тут остановиться" (137). И уже
только после боя о герое говорится: "Сам пошел через мост на другую сторону"
(562).
7. Змей-поглотитель.
Эта сторожевая роль змея иногда особо подчеркнута: "Там есть широкая река, через
реку калиновый мост, под тем мостом живет 12-главый змей. Не пропускает он ни
конного, ни пешего, всех пожирает" (562). Намерение змея выражено гораздо резче,
чем намерение яги; его цель -- проглотить, съесть героя. "Прощайся теперь с
белым светом да полезай скорей сам в мою глотку -- тебе же легче будет" (155).
"Съем тебя и с косточками". Змей, обладающий царевной, также стремится
проглотить героя, о чем царевна его предупреждает: "он тебя съест". Такие
выражения, как "хочет совсем проглотить его" (562), повторяются очень часто.
Даже после боя эта опасность еще не совсем миновала. Наоборот, имен-
302
но после боя эта опасность становится особенно страшной. Уже после того, как
змей убит, сказка вводит мать или тещу змея, единственная функция которой --
угроза проглотить героя, и угроза эта иногда осуществляется. Итак, образ змея
двоится. Мы имеем здесь змеиху-поглотительницу. Она преследует героя, нагоняет
его, "поспешает за ним третья змея, и пустила свою пасть от земли до неба... как
спастись?" Он бросает ей в пасть трех коней, потом трех соколов и трех хортов
(борзых). Она все же нагоняет. Он бросает ей в пасть двух товарищей. Наконец, он
доходит до кузнецов, которые хватают ее горячими клещами за язык и тем спасают
его (Аф. 134).
В другой сказке герой бросает ей в пасть три пуда соли (135). Есть сказка, в
которой змеиха обращается огромной свиньей и проглатывает двух братьев вместе с
конями. Герой опять спасается у кузнецов. Они тащат ее клещами за язык и бьют
прутьями. "Взмолилась ему свинья: "Буря-богатьгрь, пусти мою душеньку на
покаяние!"... -- "А зачем моих братьев проглотила?" -- "Я твоих братьев сейчас
отдам". Он схватил ее за уши; свинья харкнула -- и выскочили оба брата и с
лошадьми" (136).
8. Опасность сна.
При встрече со змеем одна опасность подстерегает героя: опасность сна,
засыпания. Эту опасность мы видели также и при встрече с ягой. "Шли они, шли, и
пришли в дремучий густой лес. Только взошли в него, сильный сон стал одолевать
их. Фролка-Сидень вытащил из кармана табакерку, постукал, открыл ее и пихнул в
нос охапку табаку, потом зашумел:
"Эй, братцы, не уснем, не воздремаем, идите дальше!" (131). Этот сон --
наваждение. "Царевич стал по мосту похаживать, тросточкой постукивать, выскочил
кувшинчик и начал перед ним плясать; он на него засмотрелся и заснул крепким
сном". Ложный герой засыпает, истинный герой -- никогда. "Буря-богатьгрь
наплевал -- нахаркал на него и разбил на мелкие части" (136). В сказке,
записанной на Онежском заводе, мать змеев, помогающая героям, говорит им:
"Теперь вы отправляйтесь в дорогу... Ну только спать не ложитесь у моря, а то
мой сын будет лететь и увидит коней и вас, и вы будете спавши, вы будете
побижены, а если не будете спать, то он с вами ничего не сделает, не осилеет он
вас двоих" (Он. зав. 144). Во время боя братья героя находятся в избушке и
неизменно засыпают, несмотря на предостережение героя. Деформацию этого мотива
мы имеем, когда братья с вечера напиваются пьяными и просыпают встречу со змеем,
тогла как герой бьется.
9. Изначальный противник.
Самому бою обычно предшествуют хвастливые перебранки. Хвастает змей, но и герой
за словом в карман не лезет: "Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну
другою -- костей не найдут" (Аф. 560).
В течение этой перебранки оказывается, однако, одно очень важное обстоятельство:
противник змею есть: этот противник --
303
герой сказки. Змей каким-то образом знает о существовании героя. Мало того, он
знает, что он погибнет от руки именно этого героя. Можно выразиться еще точнее:
