специальные дома или шалаши, имеющие форму животного, причем дверь представляла
собой пасть. Тут же производилось обрезание. Обряд всегда совершался в глубине
леса или кустарника, в строгой тайне. Обряд сопровождался телесными истязаниями
и повреждениями (отрубанием пальца, выбиванием некоторых зубов и др.). Другая
форма временной смерти выражалась в том, что мальчика символически сжигали,
варили, жарили, изрубали на куски и вновь воскрешали. Воскресший получал новое
имя, на кожу наносились клеима и другие знаки пройденного обряда. Мальчик
проходил более или менее длительную и строгую школу. Его обучали приемам охоты,
ему сообщались тайны религиозного характера, исторические сведения, правила и
требования быта и т. д. Он проходил школу охотника и члена общества, школу
плясок, песен, и всего, что казалось необходимым в жизни.
Таковы в схематическом изложении основные черты обряда. Подробности постепенно
раскроются перед нами. Обратим только особое внимание на то, что посвящаемый
якобы шел на смерть и был вполне убежден, что он умер и воскрес. С изучением
подробностей нам постепенно раскроется и смысл этого обычая, откроется цель,
которая при этом преследовалась. Мы
150
увидим, что он вызван производственными интересами.
Вернемся теперь к сказке. До сих пор мы всегда исходили из сказки и приводили
исторический материал вслед за изложением сказочного материала. Здесь, в целях
более удобного и легкого изложения, мы иногда будем поступать наоборот. Способ
аргументации не меняется, меняется иногда последовательность изложения.
Идя "куда глаза глядят", герой или героиня попадает в темный, дремучий лес. Лес
-- постоянный аксессуар яги. Мало того, даже в тех сказках, где нет яги
(например в сказке "Косоручка"), герой или героиня все же непременно попадают в
лес. Герой сказки, будь то царевич или изгнанная падчерица, или беглый солдат,
неизменно оказывается в лесу. Именно здесь начинаются его приключения. Этот лес
никогда ближе не описывается. Он дремучий, темный, таинственный, несколько
условный, не вполне правдоподобный.
Здесь перед исследователем открывается целый океан материалов, связанных с
представлениями о лесе и его обитателях. Чтобы здесь не заблудиться, необходимо
строго придерживаться только тех представлений, которые связаны со сказкой. Так,
сказкой почти не отражены лешие и русалки. Русалка во всем афанасьевском
сборнике встречается всего один раз, и то в присказке. Леший всегда есть не что
иное, как переименованная яга. Тем теснее связь сказочного леса с тем лесом,
который фигурирует в обрядах инициации. Обряд посвящения производился всегда
именно в лесу. Это -- постоянная, непременная черта его по всему миру. Там, где
нет леса, детей уводят хотя бы в кустарник.
Связь обряда посвящения с лесом настолько прочна и постоянна, что она верна и в
обратном порядке. Всякое попадание героя в лес вызывает-вопрос о связи данного
сюжета с циклом явлений посвящения. Когда мы в современной сказке читаем: "Отец
его отвез в леса, в особенную избушку, и он богу молился 12 лет" (ЗП 16) или
"Пойдем в лес, там есь для нас дом" (ЗП 41) и т. д., то связь здесь еще
достаточно прозрачна и легко может быть разработана. Но, все же надо сказать,
что непосредственно в самой сказке пока не видно никаких других признаков леса,
позволяющих сделать это сближение. Но дело меняется, когда мы рассмотрим
функциональную роль этого леса. Лес в сказке вообще играет роль задерживающей
преграды. Лес, в который попадает герой, непроницаем. Это своего рода сеть,
улавливающая пришельцев. Такая функция сказочного леса ясна в другом мотиве -- в
бросании гребешка, который превращается в лес и задерживает преследователя.
Здесь же лес задерживает не преследователя, а пришельца, чужака. Сквозь него не
пройти. Мы увидим, что герой получает от яги коня, на котором он пе-
151
релетает через лес. Конь летит "выше лесу стоячего".
Здесь мы наталкиваемся на недостаточность изученности вопроса в этнографии.
Почему во всем мире, везде, где этот обряд производился, он непременно всегда
производился в лесу или в кустарнике? Гадать об этом можно сколько угодно,
например -- утверждать, что лес давал возможность производить обряд тайно. Он
скрывал мистерию. Правильнее будет придерживаться материалов; а материалы
показывают, что лес окружает иное царство, что дорога в иной мир ведет сквозь
лес. В американских мифах есть сюжет о человеке, отправляющемся искать свою
умершую жену. Он попадает в лес и обнаруживает, что он в стране мертвецов
(Dorsey 1904, 74). В мифах Микронезии за лесом находится страна солнца
(Frobenius 1898, 203). Более поздние материалы, когда обряд уже давно вымер
вместе с создавшим его строем, показывают, что лес окружает иное царство, что
дорога в иной мир ведет сквозь лес.
Это ясно еще в античности, и на это давно обращено внимание. "Большей частью
входы в подземный мир были окружены непроницаемым девственным лесом. Этот лес
был постоянным элементом в идеальном представлении о входе в Аид" (Roscher); об
этом же говорит Овидий в "Метаморфозах" (IV, 432, VII, 402). В 6-й книге Энеиды
описывается нисхождение в Аид Энея.
"Свод был высокий пещеры, зевом широким безмерной, Каменной, озером черным и
сумерком леса хранимой"
(Вергилий VI, 237-238).
Как Овидий, так и Вергилий, дают литературное отражение представлений, но по
этим отражениям видно, что представления эти были.
Эти материалы позволяют сделать следующее пока чисто предварительное заключение:
сказочный лес, с одной стороны, отражает воспоминание о лесе как о месте, где
производился обряд, с другой стороны -- как о входе в царство мертвых. Оба
представления тесно связаны друг с другом.
Эта связь пока еще не доказана. Посмотрим теперь, что происходит с героем
дальше.
5. Избушка на курьих ножках.
Лес как отдельный изолированный элемент еще ничего не доказывает. Но что этот
лес не совсем обычен, видно по его обитателям, видно по избушке, которую вдруг
видит перед собой герой. Идя "куда глаза глядят" и невзначай подняв взор, он
видит необычайное зрелище, -- избушку на курьих ножках. Эта избушка как будто бы
давно знакома Ивану: "Нам в тебя лезти, хлеба-соли ести". Он нисколько не
удивлен ею и знает, как себя держать.
Некоторые сказки сообщают, что избушка эта "крутится", т. е.
152
вращается вокруг своей оси. "Стоит перед ней избушка на курьих ножках и
беспрестанно повертывается" (Аф. 235). "Стоит и вертитце" (К. 7). Такое
представление получилось от неправильного понимания слова "повертывается".
Некоторые сказки уточняют: когда надо -- повертывается. Повертывается она,
однако, не сама собой. Герой должен заставить ее повернуться, а для этого нужно
знать и произнести слово. Опять мы видим, что герой нисколько не удивлен. Он за
словом в карман не лезет и знает что сказать. "По старому присловию, по мамкину
сказанью: "Избушка, избушка, -- молвил Иван, подув на нее, -- стань к лесу
задом, ко мне передом". И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка
седая старушка" (Аф. 560). "Избушка, избушка, повернись к лесу глазами, а ко мне
воротами: мне не век вековать, а одна ноць ноцевать. Пусти прохожего" (К. 7).
Что же здесь происходит? Почему нужно избушку повернуть? Почему нельзя войти
просто? Часто перед Иваном гладкая стена -- "без окон без дверей" -- вход с
противоположной стороны. "У этой избушки ни окон, ни дверей, -- ничего нет"
(17). Но отчего же не обойти избушки и не войти с той стороны? Очевидно, этого
нельзя. Очевидно, избушка стоит на какой-то такой видимой или невидимой грани,
через которую Иван никак не может перешагнуть. Попасть на эту грань можно только
через, сквозь избушку, и избушку нужно повернуть, "чтобы мне зайти и выйти" (См.
1).
Здесь интересно будет привести одну деталь из американского мифа. Герой хочет
пройти мимо дерева. Но оно качается и не пускает его. "Тогда он попытался обойти
его. Это было невозможно. Ему нужно было пройти сквозь дерево". Герой пробует
пройти под деревом, но оно опускается. Тогда герой с разбега пускается прямо на
дерево, и оно разбивается, а сам герой в ту же минуту превращается в легкое
перо, летающее по воздуху (Kroeber 1907, I, 1984). Мы увидим, что и наш герой из
избушки не выходит, а вылетает или на коне, или на орле, или превратившись в
орла. Избушка открытой стороной обращена к тридесятому царству, закрытой -- к
царству, доступному Ивану. Вот почему Иван не может обойти избушку, а
поворачивает ее. Эта избушка -- сторожевая застава. За черту он попадет не
раньше, чем будет подвергнут допросу и испытанию, может ли он следовать дальше.
Собственно, первое испытание уже выдержано. Иван знал заклинание и сумел подуть
на избушку и повернуть ее. "Избушка поворотилась к ним передом, двери сами
растворилися, окна открылися" (Аф. 14; Kroeber I, 84). "Избушка стала, двери
открылись" (Аф. 114). Это пограничное положение избушки иногда подчеркивается:
"За той степью -- дремучий лес, а у самого лесу стоит избушка" (140). "Стоит из-
153
бушка -- а дальше никакого хода нету -- одна тьма кромешная; ничего не видать"
(272). Иногда она стоит на берегу моря, иногда -- у канавы, через которую надо
перепрыгнуть. Из дальнейшего развития сказки видно, что яга иногда поставлена
стеречь границу стоящими над ней хозяевами, которые ее бранят за то, что она
пропустила Ивана. "Как смела ты пропустить негодяя до моего царства?" (172) или:
"Для чего ты приставлена?" (176). На вопрос Царь-Девицы "Не приезжал ли тут
кто?", она отвечает: "Что ты, мы не пропускаем муху".
В этом примере уже сквозит, что даритель волшебного средства охраняет вход в
царство смерти. По ранним материалам это видно яснее: "Когда он некоторое время
пробродил, он вдали увидел дымок, и когда он подошел поближе, то увидел в прерии
дом. Там жил пеликан. Тот спросил его: "Куда ты идешь?" Он ответил: "Я ищу свою
умершую жену". -- "Это трудная задача, внук мой, -- сказал пеликан. -- Только
мертвые могут найти этот путь с легкостью. Живые только с большой опасностью
могут достичь страны мертвых". Он дал ему волшебное средство, чтобы помочь ему в
его предприятии и научил его, как пользоваться им" (Boas 1895, 4).
Здесь мы имеем и выспрашивание. Отметим, что даритель здесь имеет животный
облик. Это наблюдение нам еще пригодится. К этой же категории относятся такие,
например, случаи. В долганской сказке читаем: "В одном месте им (шаманам-гусям)
пришлось пролететь через отверстие в небе. Около этого отверстия сидела старуха,
подстерегала пролетающих гусей". Эта старуха оказывается хозяйкой вселенной. --
"Пусть ни один шаман не пролетает в эту сторону. Хозяйке вселенной это неугодно"
(Долганский фольклор).
Отмечаем еще, что во всех случаях герой -- не мертвец, а живой или шаман,
желающий проникнуть в царство мертвых.
Здесь, однако, нет вращающейся избы. В объяснение образа вращающейся избы можно
напомнить, что в древней Скандинавии двери никогда не делались на север. Эта
сторона считалась "несчастной" стороной. Наоборот, жилище смерти в Эдде
(Настранд) имеет дверь с северной стороны. Этой необычностью расположения дверей
и наша избушка выдает себя за вход в иное царство. Жилище смерти имеет вход со
стороны смерти.
Некоторыми особенностями обладает избушка в женских сказках. Девушка, раньше,
чем идти к яге, заходит к своей тетушке, и та предупреждает ее о том, что она
увидит в избушке и как себя держать. Эта тетушка -- явно привнесенный персонаж.
Выше мы видели, что герой всегда сам знает, как себя держать и что делать в
избушке. Внешне такое знание ничем не мотивировано, оно мотивировано, как мы
увидим, внутренне.
154
Художественный инстинкт заставляет сказителя мотивировать это знание и ввести
тетушку-советчицу. Эта тетушка говорит следующее: "Там тебя, племянушка, будет
березка в глаза стегать -- ты ее ленточкой перевяжи; там тебе ворота будут
скрипеть и хлопать -- ты подлей им под пяточки маслица; там тебя собаки будут
рвать -- ты им хлебца брось; там тебе кот будет глаза драть -- ты ему ветчины
