невестка. Невестка становится врагом сестры, брат увозит ее в лес. Родители,
таким образом, изводят детей не сами. Примеров вражды мачехи и падчерицы я
приводить не буду, они известны. Но увозит дочь в лес все-таки отец, причем он
играет здесь самую жалкую роль. "Думал, думал наш мужик и повез свою дочь в лес"
(Аф. 102). "Старику жалко было старшей дочери, он любил ее... да не знал старик,
чем пособить горю. Сам был хил, старуха ворчунья..." (95). "Старик затужил,
заплакал, однако посадил дочку на сани" (96). Спрашивается: почему же мачеха
сама не может извести падчерицу или пасынка? Почему, при всей своей лютости и
ярости, она сама не уводит детей в лес своей властной рукой? Она вполне могла бы
сделать это логически, но она исторически этого не может, так как исторически
177
детей уводит в лес всегда только отец или брат или дядя, но этого никогда не
делала женщина. Это мог делать только мужчина, и мужчина в этой роли не вполне
вытеснен в сказке.
14. Похищенные дети.
Другая форма отправки в обряде представляет собой действительное или
инсценированное похищение детей. "Часто бывает, что мальчика схватывает так
называемый дьявол и уводит его в лес Гри-Гри, причем никто об этом не знает, но
об этом догадываются" (Frobenius 1898a, 119). Матери в таких случаях говорят,
что их унес дух. Употребление слов "черт" и "дух" доказывает, что мы имеем или
позднее явление или плохую запись. Существа, являвшиеся из леса, были
маскированы животными или птицами, изображали их и подражали им. В лесу
раздавался шум трещоток, все в ужасе разбегались. После увода необрезанных
говорили, что "Марсаба" проглотил мальчиков и вернет их не раньше, чем людьми
будут сделаны обильные подношения свиньями и таро (Webster 103). Страх перед
этими существами и таинственными церемониями, связанными с ними, был так велик,
что он продолжался долго после введения христианства и прекращения этих обрядов
(168). Страх перед этими существами служил воспитательным средством. "Вместо
того, чтобы наказывать телесно, мать племени навахо грозит непослушному ребенку
местью этих масок" (187, 178). Этот страх и эта угроза пережили века и дошли до
наших дней. Такие угрозы имелись в античности. Существом, похищавшим детей, была
Ламия. Ламия, по-видимому, общее название, и Мормо, Гелло, Карко, а также Эмпуса
-- отдельные Ламии (Rohde 410; о запугивании детей: Dieterich 1893, 48). Вера в
подобные существа в Европе исследована Маннгардтом, и здесь нет необходимости
повторять его материалы и доказывать родство этих существ с нашей ягой,
похищающей детей.
15. Запродажа.
Кроме прямого увода или инсценированного похищения была еще одна форма отправки
в лес, но чтобы понять эту форму, необходимо внести некоторое уточнение в наше
изложение обряда и его значения. До сих пор дело представлялось так, что
мальчик, прошедший обряд посвящения, возвращался домой, мог жениться и пр.
Необходимо указать, что посвященные представляли собой некоторую организацию,
обычно называемую "мужским союзом", или, по английской терминологии, "тайным
союзом". Слово "тайный" не совсем удачно, так как существование союза не было
тайной, тайной была (для непосвященных) внутренняя организация и внутренняя
жизнь этого союза. Союзы играли огромную и очень разнообразную роль в жизни
племени. Им часто принадлежала политическая власть. Могло быть несколько союзов,
которые отличались друг от друга степенями. Обряд посвящения был одновременно
обрядом приема в союз. Не только вступление в союз, но и переход из союза одной
степени в высшую степень сопровождались по-
178
священием в тайны этого союза. Формальное (но еще не фактическое) вступление в
союз совершалось сразу при рождении, а может быть даже еще до рождения ребенка.
При рождении ребенка его -- мы бы сейчас сказали -- "приписывали" к союзу.
Другими словами, ребенок как бы запродавался. Отец при этом вносил в союз
некоторую плату, а с наступлением срока отдавал мальчика в союз, причем мальчик
подвергался обряду посвящения. "Мальчики уже в детстве принимаются в союз, хотя
они лишь позже обучаются соответствующей пляске и принимают в ней участие"
(Parkinson 599). Шурц выражается точнее: "И дети могут запродаваться
(eingekauft), но они изучают пляски только по достижении соответствующего
возраста". То же происходит при вступлении в знаменитый союз "Дук-Дук" (Schurtz
384, 371). Мальчики могут запродаваться сразу после рождения, но их вступление
происходит не раньше достижения 16-летнего возраста. В точном соответствии с
этим в русской сказке говорится: "Родитсе сын или дщерь, -- до 16 лет твой, а с
16 пропиши мне" (Ж. ст. 247).
Другими словами, данное соответствие бросает свет на мотив "отдай то, чего дома
не знаешь". Этот мотив можно назвать мотивом запродажи. Общая схема этого мотива
такова: человек вне дома попадает в какую-нибудь неожиданную беду. Например:
вдруг на море останавливаются его корабли, или он нагнулся напиться, и из воды
высовывается чудовище и хватает его за бороду, или человек заблудился в лесу,
или он в чужом волшебном саду сорвал цветок для своей дочери и т. д. Мотивировок
очень много, и их рассмотрение для наших целей несущественно. Второй момент
этого мотива: морской царь или старик в пруду или владелец сада, черт и т. д.
требует от попавшего в беду "отдай то, чего дома не знаешь". Не зная, что он
делает, он обещает чудовищу своего ребенка и, откупившись, уходит домой, а дома
узнает, что у него родился сын.
Этот мотив специально исследовался Баумгартнером, но автор вынужден прийти к
заключению, что "сущность" и корни его недостаточно ясны" (Baumgartner 240-249).
Однако если всмотреться в то, что происходит в сказке, то мы имеем следующее:
мы имеем совершение сделки при рождении ребенка, в силу которой ребенок
поступает в распоряжение таинственного лесного или водяного существа. Рассмотрим
эту сделку несколько ближе. Она обставлена глубочайшей тайной. Вещи не
называются их именами. Ребенок при этом никогда не назван. "То, чего дома не
знаешь" -- иносказательное выражение. Эта иносказательность в системе
засекреченной организации, обставленной целым рядом строжайших табу, -- весьма
вероятный исторический факт. Второе обстоятельство -- водяной или лесной
характер одной из договаривающихся сторон. Этот характер таинственного
179
старика сейчас еще не может быть освещен -- он станет яснее, когда мы увидим,
куда мальчик в этих случаях попадает. Наконец, третья и для нас самая важная
сторона сделки -- это сроки ее. После сделки мальчик до известного возраста все
же остается при отце, и только после наступления "срока" уходит. Что это за
срок? Какая выгода старику требовать себе мальчика и почему он не берет его себе
сразу? Все становится ясным, если предположить, что "срок" есть срок наступления
зрелости. "Родится у тебя сын, только с одним условием, если ты мне его отдашь,
когда ему будет 17 лет" (Сад. 99). Сказочник иногда сам недоумевает, откуда
такая отсрочка и понимает ее по-своему: "Дай мне сына ростить до 12 лет: я хоть
полюбуюсь на него" (Сад. 11), т. е. сказочник видит в этой не понимаемой им
отсрочке некоторое снисхождение. Сын уходит с такими, например, словами:
""Прощай, папа! Куда ты меня обещал, туда и посылай! Благословляйте, пришло
время!". Отец и мать плакали и не отпускали. Но все-таки отпустили, и он ушел"
(3В 118). ""Тятинька, теперь прошшай, я не ваш!" -- "Куды жо ты сын теперь
отправишша?' -- Сказал сын: "Я теперь к чуду лесному отправляюсь на пожрание""
(ЗП 24).
Иногда отправляемый уходит к своему крестному. Это -- очень интересная
деформация, исторически вполне оправданная, так как обряд крещения и обряд
посвящения стоят в исторической связи. Крестный заменил учителя и руководителя
более древних времен. "И наказал послать к нему кресницу, когда она подрастет"
(См. 73). Крестный в этих случаях иногда пытается съесть крестницу.
К запродаже очень близка продажа -- вернее, отдача сына какому-нибудь
таинственному или неожиданно появившемуся колдуну, ремесленнику, черту и др. С
характером этого учителя мы еще познакомимся ниже. У женщины сын дурачок.
Приходит старик. ""Ну, аддай, -- говорит, -- ты мне ево, я его абуцу". -- Ну,
она и отдала" (См. 221). ""Отдай его мне -- говорит встречный, -- я его в три
года выучу всем хитростям"" (Аф. 249). К этим таинственным учителям относится и
Ох, который является (иногда из могилы), стоит только сказать "ох!". Кречмер
видит в нем посланца или воплощение смерти, что вполне согласуется с затронутым
здесь кругом явлений (Kretschmer). ""Куда пошел, старик? Куда сына повел?" -- "В
лес, оставить: ись нечево стало". -- "Отдай мне сына-та, три года учить ево
буду"" (3В 30). Итак, ушедши из дома, герой часто попадает в "учение".
Посмотрим, что это за учение.
16. Била-била.
Что же происходило с мальчиками, попавшими в лесу к страшному духу, который
должен был их съесть? В центре обряда посвящения повсеместно, как указано,
стояло обрезание. Но обрезание -- только небольшая часть тех действий,
180
которые производятся над мальчиками. Здесь, в лесу, они подвергаются страшнейшим
пыткам и истязаниям. Многие путешественники с ужасом описывают те вопли, которые
раздаются в этой избушке (Webster 33). Что детей подвергают действию огня, мы
увидим ниже. Другим способом истязания было сдирание кожи, нанесение глубоких
ран с целью вызвать рубцы. И Шурц и Вебстер говорят о рассечении спины от шеи
вниз. "Видимым символом такого посвящения является рассечение кожи спины от шеи
вниз" (Webster 26; Schurtz 97). Иногда под кожу спины и груди пропускались
ремни, за которые мальчиков подвешивали (Webster 185). Особой жестокостью
отличались эти обряды в южной Америке. Здесь мальчикам в рану втирали перец, как
это известно и в нашей сказке (Schurtz 98). Эти действия сопровождались побоями.
В сказке точно так же именно, в избушке и именно лесным духом истязаются герои.
Яга "схватила толкач, начала бить Усынюшку; била, била, под лавку забила, со
спины ремень вырезала, поела все дочиста и уехала" (Аф. 141). "Вдруг едет старый
дед в ступе толкачом подпирается... За него берется, крючком да в ступу --
толк-толк! Снял у него со спины полосу до самых плечей, взял половою натер да
под пол бросил..." (139).
На вопрос о смысле этих жестокостей исследователи отвечают, что эти действия
должны были приучить к абсолютному послушанию старшим, что здесь получали
закалку будущие воины и т. д. Сами туземцы объясняют их иногда желанием
уменьшить население, так как в результате этих "посвящений" известный процент
детей погибал. Все эти объяснения кажутся мало убедительными. По-видимому, эти
жестокости должны были, так сказать, "отшибить ум". Продолжаясь очень долго
(иногда неделями), сопровождаясь голодом, жаждой, темнотой, ужасом, они должны
были вызвать то состояние, которое посвящаемый считал смертью. Они вызывали
временное сумасшествие (чему способствовало принятие различных ядовитых
напитков), так что посвящаемый забывал все на свете. У него отшибало память
настолько, что после своего возвращения он забывал свое имя, не узнавал
родителей и т. д. и, может быть, вполне верил, когда ему говорили, что он умер и
вернулся новым, другим человеком.
Явление временной смерти и временного безумия подробнее займет нас несколько
ниже, формы его очень разнообразны. Приведем еще одну любопытную деталь.
"Сам-с-нокоть взял усыню богатыря, принял ево трепать; до того его ухайкал, и
под лавку запехнул, а писчу у них нагадил, только в роде ополоски оставил" (ЗП
22). Шурц и другие авторы говорят о том, что в мальчиках возбуждали отвращение.
Они должны были пить мочу своего учителя и пр. (Loeb 253) Их сажали в яму с
навозом и водой, обсыпали их испражнениями животных (Schurtz 385).
181
Не вдаваясь в частности, Шурц говорит, что "наряду с перенесением боли часто
требовалось преодоление отвращения". Момент "под лавку забила" может
соответствовать потере сознания, провалу в темноту, ощущению смерти и темноты.
