ние народа, оставались лишь инвалидные команды, со стариками-коменданта-
ми в крепостях, похожих на землянки. Но и те отряды, что посланы против
Пугачева, переходили на сторону восставших. Бухгалтерия была простая:
Румянцев имел под рукой 25 тысяч солдат, зато под знаменем Пугачева соб-
ралось людей гораздо больше. Внутри государства, связанного войною, отк-
рылся второй фронт, ставший намного опаснее турецкого...
- Сам черт угораздил Дидро приехать именно сейчас!
Пришлось распечатать тайну самозванца перед народом, чтобы затем ми-
лостивым обращением уклонить народные толпы от приставания к армии повс-
танцев. Мало того, семейный раскол между сыном и матерью мог стать при-
чиною для разлада в самом дворянстве - об этом следовало помнить! Екате-
рина снова собрала Совет.
- Слухи вздорные, - сказала она, - притчею во языцех сделались, будто
покойный супруг мой из гроба восстал. На каждый роток не накинешь пла-
ток, а полиция с ног сбилась, смутьянов из кабаков выволакивая. Москва
уже неспокойна... Послы иноземные молчат и ничего не спрашивают, но по
их улыбочкам вижу, как они смутам нашим возрадовались. Здесь два мнения
возникло: "маркиз де Пугачев" может поспешить на заводы сибирские, чтобы
усилить общество свое работными людьми, или тронется вверх по Волге...
Манифестом пора народ образумить!
При писании манифеста решили сослаться на Лжедмитрия, сравнивая его с
Пугачевым, но воспротивился князь Григорий Орлов:
- Как можно расстригу с Емелькой равнять? Тогда все государство в
смятении было...
Впервые за последние годы пятеро братьев Орловых собрались вместе.
Мрачной злобой пресыщен был Алехан.
- Катьку-то профукал! - набросился он на брата.
- Отстань! Мы еще всех при дворе перещелкаем...
Большая часть имении Орловых, дарственных от Екатерины, располагалась
на Волге, и братья были озабочены - застрянет ли Пугачев под Оренбургом
или решится идти на Казань? Иван Орлов, как хороший счетовод, за ужином
подсчитал, что президент Академии наук и генерал-фельдцейхмейстер (Во-
лодька с Гришкою) наели и напили за один только присест на сорок рублей
сразу.
- Перестаньте жрать! - осатанел он. - Не таковы сейчас дела, чтобы
деньгами сорить. Того и гляди, приберут мужики именьишки наши - тогда в
кулаки-то еще насвистимся.
На все время "пугачевщины" братья дали клятву, что, играя в карты, не
станут делать ставки более ста рублей.
- Отныне в один роббер играть помалу. Коли увидишь, что карта пошла
дурная, - бросай игру ко всем псам...
За выпивкой они говорили, что Кара надо бы повесить.
- Без Суворова тут не обойтись! Да вот закавыка - Румянцев не отдаст
его, этот мозглявый чудак больно всем нужен стал...
Гришка Орлов иногда начинал пороть явную чепуху, и Алехан Орлов-Чес-
менский, подозрительный, спрашивал братьев:
- Что это с ним? Никак, заговаривается?
- Да нет, приду ривается, - отвечали ему.
Время таково, что и спятить можно...
Екатерина встретила Дидро очаровывающей улыбкой:
- Волшебный миг настал - я вижу вас у себя! Не слишком ли досадила
вам жесткая невская вода? Садитесь и потолкуем...
Пренебрегая придворным обычаем - иметь цветное платье, гость явился в
том самом черном костюме, в каком дома хаживал в чулан за бутылкой вина
или куском окорока. И политически Дидро тоже обставил себя неважно: он
жил у Нарышкина (сторонника "орловщины", врага Панина), охотно общался с
княгиней Дашковой, всегда неприятной для императрицы, но Екатерина от-
несла все эти промахи за счет наивности ученого.
- Так расскажите, что обо мне болтают в Париже?
- Говорят о душе Брута в облике Клеопатры.
Екатерина ответила, что сейчас у нее нет Антония.
- Правда, я взяла на воспитание молодого человека, Васильчикова, но,
поверьте, я отношусь к нему, скорее, по-матерински. Меня уже давно вол-
нует вопрос о совершенствовании нравов! В этом особенно молодые люди
нуждаются...
Через свое посольство Дидро уже известился о делах Пугачева, но в до-
ме повешенного не принято говорить о веревке. Дидро заранее решил избе-
гать всяких бесед и о внешней политике, но тут Екатерина сама стала жа-
ловаться, что Франция ее плохо знает, что в Париже решили, будто она не-
навидит французов.
- Нелепость! - возражала Екатерина. - Версаль много вредил нам, о чем
вы и сами извещены достаточно, но вины Шуазеля или Вержена я не стану
перекладывать на головы всех французов.
Дидро был вечным сторонником вечного мира.
- Неужели вам не надоело еще воевать? - спросил он.
- Надоело! - отвечала Екатерина со вздохом и далее заговорила о но-
вом, лучшем издании Энциклопедии. - Я хотела бы видеть в ней побольше
статей о России, и надобно исправить все ошибки, особенно о Сибири, о
которой Европа привыкла болтать одни ужасы... Вы не смейтесь, но мы,
русские, еще не потеряли надежды встретить где-либо живого мамонта, а
библейские кедры Ливана - сущая безделица по сравнению с кедрами сибирс-
кими!
Перебирая российских знаменитостей, Дидро не оставил своим вниманием
и Леонарда Эйлера. Екатерина сказала, что после пожара она велела пост-
роить Эйлеру новый дом, что операция по снятию у него катаракты прошла
успешно, что ученый овдовел и, будучи в преклонных летах, все же решил
свататься к сестре покойной жены.
- Он по-прежнему занят изучением света и Луны, Петербург уже заимел
первый хронометр. Я в этом плохо смыслю, - сказала Екатерина, - но моря-
ки утверждают, что Эйлер много помогает им в освоении навигации и астро-
номии, а флот наш, слава богу, от берегов оторвался - перед нами пролег-
ли океаны!
Дидро выразил недоумение по поводу того, что абстрактное мышление ге-
ниального математика вдруг нашло практическое применение для нужд Рос-
сии, на что Екатерина ответила ему:
- А знаете ли вы, что наш великий Эйлер служит на русском флоте?..
Да, да! Он уже давно в чине лейтенанта флота.
- Но почему же он тогда не адмирал?
- Эйлер - офицер береговой службы...
Екатерина считала себя принадлежащей к литературному цеху и потому
заговорила о критике: она была яркой сторонницей мнения, что положи-
тельные результаты в совершенствовании общества возможны лишь в том слу-
чае, если искусство станет показывать положительные примеры. Дидро-на
примере Вольтера! - доказывал, что, описывая отрицательные явления, ху-
дожник достигает более значительных результатов, нежели в создании ха-
рактеров положительных. Как выяснилось, Дидро критику вообще презирал.
"Против меня, - говорил он, - как литератора и человека, написана уже
тысяча критик, но, куда они все девались, никому не известно, а писатель
и человек занимает по-прежнему то высокое место, какое ему и предназна-
чено"... Невиданно экспансивный, Дени Дидро рассуждал слишком пылко и в
доказательство своей правоты, бурно жестикулируя, больно хлопал Екатери-
ну по колену.
- Ах, простите, мадам! - говорил он при этом.
- Не беда, - отвечала Екатерина. - Если вам так удобнее выражать свои
мысли, то можете лупить меня без пощады... Наверное, я, великая грешни-
ца, только того и стою!
Она писала мадам Жоффрен: Дидро - человек гениальный, но "после каж-
дой беседы с ним у меня все бедра смятые и черные от синяков, уж я пос-
тавила стол между нами..." Она все прощала Дидро, ибо он не посол Верса-
ля, а полномочный и чрезвычайный посланник Великой Энциклопедической
Республики!
При дворе создалось напряжение, какого давно не бывало, и граф Никита
Панин, видя страхи, одолевавшие императрицу, втайне радовался: чем
сильнее делался Пугачев, тем больше укреплялось его положение при дворе.
Сейчас он явно искал опоры в "малом" дворе, отдаляя его от "большого". К
осколкам стекол, попавших в тарелку с сосисками, Екатерина отнеслась те-
перь серьезнее, подозревая в этом чью-то провокацию, рассчитанную на
окончательный разрыв Павла с матерью. Между тем граф Никита Иванович
внушал ей, что Орловых следует окончательно задвинуть в угол, а расправу
над восставшим народом вверить полководческому опыту его брата. Но импе-
ратрица не была расположена давать ходу Петру Панину, чтобы не усилива-
лось влияние Никиты Панина, - она ответила:
- Если угроза от "маркиза" столь уж велика, так я сама выступлю в по-
ход, приняв главное командование над армией.
Екатерина вскоре призвала генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова,
напомнив, что промедление становится опасно:
- Злодеи под Оренбургом застряли, голодом его в осаде изнуряя, но от-
ряды мужиков всюду шастают... Тебе и поручаю расправиться с "маркизом де
Пугачевым"!
Утром Бибиков еще додремывал сны, когда в передней его дома на Горо-
ховой улице началась возня, послышались голоса:
- Не пущай... кто его знает-то! Пошел, пошел...
- Да пустите меня до аншефа! Не от безделья ж я!
Накинув халат, Бибиков вышел из опочивальни на антресольки. Под ним,
в обширном вестибюле, адъютанты удерживали офицера, рвавшегося из рук, и
Александр Ильич сверху повелел:
- Не держите его! Пусть подымется... - Вблизи он рассмотрел прапорщи-
ка-преображенца и по скудности мундира его, по жалкой амуниции догадал-
ся, что этому бедолаге не до жиру, быть бы живу. - Чего надобно от меня?
- спросил генерал-аншеф.
Прапорщик назвался Гаврилою Державиным:
- Прослышал я, что монархия указала вам в края волжские ехать, а сам
я из тех же краев и нравы тамошни мне знакомы. До тридцати лет дожил,
лишь недавно в первый чин вышел... Избавьте меня от ложности положения
горестного, доставьте случай при высокой особе вашей отличиться усердием
служебным.
Бибиков просморкался в надушенный фуляр:
- Державин?.. Хм. Но я Державиных никого не знаю.
- В том-то и беда моя, - чуть не зарыдал прапорщик, - что никто меня
не знает и никто слушать не хочет. Кроме насмешек над бедностью, не ис-
пытал ничего от людей. Влиятельной родни сызмала лишен. Младость посвя-
тил казармам солдатским, познав нуждишку прискорбную. Уж вы не оставьте
меня, будьте благодетелем моим!
- Ладно, - сказал Бибиков. - Собирайся... в Казань.
Державин поискал глазами икону:
- Господи, никак, и матушку свою повидаю?
- Не думаю, чтобы она тебе обрадовалась, - зевнул Бибиков. - Экий ты
дурень, братец! Скажи кому-нибудь - ведь не поверят, что мужику четвер-
тый десяток пошел, а он едва до прапорщика вытянул... Фу! Пудра у тебя
затхленька.
- Да не пудра то! Мукою блинной в пекарне обсыпался...
Внизу, под антресольками, измывались над ним адъютанты. Державин про-
шел мимо знатных господ, полусгорбленный от унижения.
Страшными зигзагами рисуется жизнь человеческая!
Что для нас этот Бибиков? И что нам Державин!
В эти сумбурные дни дежурные драбанты в Зимнем дворце, распалясь,
чуть не спустили с лестницы подозрительного старикашку с недобрым лицом.
Выяснилось, что это был Степан Шешковский, которого в своих покоях ожи-
дала растерянная императрица.
После свидания с Бибиковым, обнадеженный в успешной карьере, Держа-
вин, дабы услужить своему патрону, поспешил отъехать в Казань.
Александр Ильич Бибиков тоже отъехал в Казань, его карета была зава-
лена пачками свежеотпечатанного манифеста Екатерины, в котором она при-
зывала народ - Пугачеву не верить! Державин встретился с Бибиковым пос-
реди дороги между Москвой и Петербургом. Генерал сказал поэту:
- Охти мне, Гаврила! Чую, за солдатами присмотр нуженкак бы к самоз-
ванцу не переметнулись... Ты, Гаврила, старайся: коли Емельку словим,
быть тебе в поручиках!
Державин в Казани даже маменьку обнять не успел-сразу отъехал в Сим-
бирск и далее. Бибиков обязал поэта надзирать за "вольным духом" среди
солдат и населения.
Восставшие калмыки уже захватили Ставрополь - со всем начальством и
пушками. Державин взялся писать увещевательный манифест-ко всем калмы-
