Отец невесты требовал от Екатерины, чтобы ему дали чин русского
фельдмаршала, как Румянцеву, он хотел получить в свое владение Курляндию
с Лифляндией (почти всю Прибалтику), где собирался держать гессенский
полк в 4000 штыков. Екатерину даже передернуло от подобной наглости:
- Если ландграф сошел с ума, то я-то еще не рехнулась, чтобы за одну
тряпичную куклу отдавать провинции своей империи...
Она не была расположена затягивать смотрины, поставив сыну условие,
что дает ему для выбора лишь три дня сроку. Екатерина имела основания
торопиться, ибо Григорий Орлов начал серьезно увиваться за смазливой
принцессой Луизой, которая, присмотрсвшись к жизни "русс-бояр", очевид-
но, практично рассудила, что быть княгиней Орловой гораздо сытнее, неже-
ли остаться в Европе в роли герцогини. Из Петергофа гости и свита переб-
рались в столицу. Павел предложил руку и сердце Вильгельмине. Он позвал
Разумовского, объединив три руки в едином пожатье:
- Прошу, граф, по-прежнему быть настойчивым в исправлении моего ха-
рактера и полюбите не только меня, но и ее.
- Полюбите вы нас! - взмолилась Вильгельмина...
Екатерина всегда была очень далека от подобной лирики.
В эти дни она призвала своих лейб-медиков:
- Вы, господа, провели осмотр невесты?
- Насколько возможно, ваше величество.
- Отчего такая неуверенность в вашем ответе?
- Августейшая невеста Вильгельмина рыдала, не даваясь осмотру. Она
всячески скрывала от нас естество свое... стыдясь!
Екатерина почесала нос. Неуверенно хмыкнула:
- За что ж я вам, господа, деньги плачу?..
Впрочем, она была абсолютно равнодушна к будущему счастью сына, и
случись, лейб-медики высказали бы свои подозрения, наверняка бы отмахну-
лась от них: "Что за беда?" Но, беседуя с невестой, Екатерина внушила
ей, что главное условие добрых отношений между ними - скорейшее познание
русского языка:
- Без этого вы не будете иметь моей дружбы, а русский народ - помните
об этом всегда - народ гордый, и ему есть чем гордиться... Вы попали в
удивительную страну. Поздравляю вас!
Она одарила невесту парюрой из дивных бриллиантов.
С первых же шагов по русской земле Вильгельмина стала открыто выра-
жать презрение к русскому народу и его обычаям, на что, очевидно, и
рассчитывал Фридрих II, желавший иметь в Петербурге своего агента, кото-
рый бы воздействовал на Павла в должном духе. Выраженные на портрете не-
померное высокомерие и расчетливый, почти циничный эгоизм подтвердились.
Французский посол Дюран сообщал в Версаль: "Она задает несколько по-
верхностных вопросов и даже не дожидается на них ответов. Русские мстят
ей тем, что находят ее весьма недалекой и очень плохо сложенной". Зато
наследник престола таял от любви, не покидая невесту ни на шаг, а все
ласки и нежности Павла невеста воспринимала с холодным видом... На ба-
лах, среди множества танцующих, Вильгельмина выискивала стройную фигуру
загорелого и подвижного капитан-лейтенанта. Вот его она любила! Однажды,
в шуме пышного празднества, невеста цесаревича, улучив минуту, свободную
от внимания навязчивого жениха, властно потребовала от Андрея Разумовс-
кого: когда он сможет проделать с нею все то, что уже проделал в каюте
флагманского фрегата "Святой Марк"?
- Да хоть сейчас, - со смехом отвечал тот...
А вечером в Аничковом дворце его навестили послы. Послы двух могу-
щественных католических держав - Испании и Австрии, решивших доломать
"Северный аккорд", придуманный Паниным.
- Нам известно, какое место занимаете вы в сердце будущей русской им-
ператрицы, - сказали они согласно. - Или вы будете услужать политике на-
ших дворов, чтобы оторвать Россию от прежних ее союзов, или... Или уго-
дите под кнут Степана Шешковского!
Разумовский был человеком очень дерзким:
- Если я сейчас свистну, из подвалов дворца прибегут мои верные запо-
рожцы, и никакая полиция никогда не сыщет даже ваших костей. Но я прини-
маю ваш вызов. Сколько станете мне платить?
Послы были поражены его беспардонностью:
- Но вы же, граф, и без того человек очень богатый!
- Потому и брать с вас я буду не как бедный...
В действие вступал извечный закон всех монархических правлений: любой
придворный вывих мог отразиться на делах внешней политики государства.
Так что граф Андрей Разумовский, лучший друг Павла, вел опасную игру с
огнем.
4. ЧЕРНОМОРСКОМУ ФЛОТУ - БЫТЬ!
Изгнав Шагин-Гирея, татары с нетерпением ожидали турецкий флот, но,
сколько ни вглядывались в синеву Черного моря, горизонт оставался пусты-
нен. Только в июне Крым радостно оживился - издалека плыли белые паруса;
татары в радости бегали по берегу, воздавая хвалу Аллаху. Но вот корабли
подошли ближе, и вмиг опустел берег, все, подобрав полы халатов, разбе-
жались...
Черноморского флота мать-Россия еще не имела.
Это шел не флот-это шла Черноморская эскадра!
Старые верфи в Таврове, Воронеже и Павловске строили корабли, в Азове
их ремонтировали, килевали с борта на борт, словно переворачивая не-
объемные туши китов, смоляными факелами прожигали обнаженные днища, дабы
замедлить неизбежное гниение.
Прошка Курносов представил рапорт адмиралу Сенявину:
- Днища кораблей надо бы обшивать листами медными.
- А где взять меди? - спросил Алексей Наумович.
Весною шкипер получил распоряжение от Сенявина - собрать походную ар-
тель корабельных плотников, комендоров и парусников.
Прошке, честно говоря, жаль было покидать свою юную Камертаб, ставшую
для него Аксиньей: растрогавшись, глядел он, как турчанка тащит домой
громадный мешок со стружками - для растопки печи.
- Плохо тебе со мной, - сказал он грустно. - Небось у янычара своего
жила, как у Аллаха за пазухой, только ногти красила... Понимаешь ли, что
я говорю-то?
Аксинья уже понимала, но привыкала к русской речи с трудом, слушать
ее ответы было смешно. Прошка оставил ей денег на проживание, указал,
как хозяйство вести, и ушел в море. Капитан второго ранга Кинсберген был
единственным иностранцем среди черноморцев. Он сам просил адмирала Сеня-
вина, чтобы при нем находился шкипер Курносов, благо голландец русского
языка не мог быстро освоить. Кинсберген объявил по команде, что он
"впервые в своей жизни плавает на таких плохих кораблях, но с такими чу-
десными моряками, каковы есть русские!" Под его флагом два суденышка -
"Корона" и "Таганрог", несущие на себе по 16 пушек малого калибра. Они
крейсировали между Кафой и Балаклавой, чтобы не допустить высадки в Кры-
му турецких десантов; если же враг умудрится проскочить, его должны
сбросить обратно в морс войска под управлением безвестного капитана Ми-
хаила Илларионовича Голенищева-Кутузова...
В один из дней, когда Прошка отсыпался, дежурный кают-вахтер потащил
его за ногу с койки:
- Раздрай очи свои, десанты идут... быстро!
С моря ползли два линейных "султана" и две шебеки, настолько перегру-
женные войсками, что еле двигались. Кинсберген закончил подсчет: "178
турецких пушек противу 32 русских".
Противник уверенно лежал на устойчивом курсе.
- На Балаклаву! - определил Прошка по компасу.
Кинсберген велел объявить комендорам, чтобы не увлекались пальбой по
рангоуту, а целились в гущу пехоты на палубах. Последовал крутой разво-
рот при упругом ветре! Два маленьких вертких корабля оказались внутри
чужого строя, ловко галсируя, они зашибали картечь по верху палуб, без-
жалостно калеча турецкую пехоту и кавалерию. Лошади рвались с коновязей,
красивые кони прыгали в море, со ржаньем, щемящим душу, уплывали к бере-
гу. На "султанах" началась суматоха. Прошка помогал комендорам заряжать
пушки, из ведра оплескивал их стволы уксусом, чтобы не раскалились. Во-
нища стояла страшная - от пороховой гари с уксусом. Внутренним чутьем
шкипер слышал, как застревают в бортах турецкие ядра, но плотники не по-
кидали глубины трюмов, готовые заглушить пробоины, а корабли, осиянные
залпами, крушили вокруг себя стеньги и реи, паруса "султанов" лопались с
гулом. Турки отвернули, а догнать их не под силу.
- С такими молодцами, - орал Кинсберген, - я бы самого черта выгнал
из ада, но разве ж это корабли? Корыта-белье стирать!
Под его диктовку Прошка составлял рапорт для Сенявина: "Легче было бы
мне поймать Луну, нежели догнать парусные судп с моими двумя плоскодон-
ными машинами. Ах, - восклицал Кинсберген, - если бы у меня был еще фре-
гат!" Но фрегат "Первый" адмирал Сенявин придерживал у Керчи-на случай
подмоги...
Прошка надеялся, что Кинсберген отпустит его на жену поглядеть, но
началось новое крейсерство. В одну из лунных ночей вдалеке возникли бе-
лые горы - это Кавказ воздевал свои пики над морем. Был уже конец авгус-
та, когда эскадра вышла на траверз Суджук-Кале, здесь ее отыскал сеня-
винский адъютант Муравьев с новым приказанием. Прошка сам переводил раз-
говор Муравьева с Кинсбергеном, еще не догадываясь, что этот разговор
сделается историческим:
- Адмирал извещает, что вскоре здесь пройдет турецкая эскадра, чтобы
от крепости Суджук-Кале развернуться на Крым, где корабли султана выса-
дят сразу шесть тыщ войска.
Кинсберген лакомился крупным и чистым виноградом.
- Спроси: сколько наших войск в Крыму?
- Тыщи три, не больше. Продолжаю, - говорил Муравьев, - адмирал про-
сит вашу милость спешно отойти от Суджук-Кале, ибо неприятель силен и
вам с ним не совладать. Сенявин уже собрал корабли у Керчи, но их задер-
живают противные ветры.
По трапу спустился капитан-лейтенант Басов:
- С южных румбов-эскадра! Восемнадцать вымпелов.
Итак, приказано отходить на Керчь, но дорога туда и обратно займет
несколько дней. Тем временем турецкая эскадра десантируст войска в Кафе,
а русская армия в Крыму будет разгромлена.
Кинсберген угостил виноградом Муравьева:
- Есть у вас письменное распоряжение от Сенявина?
- Лишь словесное! Ибо писать адмиралу некогда...
Вдали вытягивалась линия эскадры противника.
- Словесное еще не письменное, - произнес Кинсберген. - Могло слу-
читься, что вы, адъютант, что-либо нечаянно и перепутали. Не смею ду-
мать, что вы изменник. На всякий, случай, во избежание роковой ошибки, я
на время сражения вас арестую...
Муравьев разгадал мысли капитана и, не протестуя, сложил кортик на
стол. Офицеры и экипажи разбежались. По палубам, по мачтам, по плутон-
гам. Впереди турецкой эскадры плыли сразу четыре "султана", фрегаты и
шебеки, за ними десантные корабли под конвоем судов бомбардирских. Побе-
дить эту эскадру обычным путем невозможно. Но остановить было необходи-
мо!
Кинсберген послал один из кораблей забежать в голову колонны, чтобы
рассеять внимание турок. Остальными судами он сразу атаковал линию про-
тивника. При этом сказал: "Не ручаюсь за корабли, но ручаюсь за их ко-
манды". Первый удар был впечатляющ! Русские смяли вражеский авангард.
Турки стремились выдержать линию, но Черноморская эскадра ее разрушила.
Корабли противника сбились в неряшливую кучу, обкладываемые ядрами и
брандскугелями. Два ядра, связанные обрывком цепи, когда они выскочат из
пушки, летят, вращаясь и стукаясь, неразрывные одно от другого, а потом,
угодив в рангоут, начинают крушить все подряд, ломая мачты и реи, прев-
ращая паруса в горящие тряпки. Однако ружейным огнем турки успели пе-
рестрелять всех рулевых, и Прошка Курносов, вовремя подоспев, взялся за
рукоятку штурвала. В грохоте боя он улавливал порывы ветра, который ни-
как нельзя потерять. Иначе - гибель!
Кинсберген кричал по-голландски:
- Так держи... молодец, мой мальчик! Теперь правее...
Никто не ожидал, что ветер вдруг переменится сразу на три румба, на-
полняя паруса уже не русские, а турецкие. Потом штурвал окрасило кровью.
Прошка увидел свои пальцы. Это его пальцы лежали на палубе, жалко скрю-
ченные. Не было сил взглянуть на свою левую руку.
