- Прощай, топоры... отмахался! - сказал он себе.
Но тут в спину вонзилось что-то безжалостно-острое, и с гневным кри-
ком, теряя сознание, он покатился по наклонной палубе. Ему не дано было
видеть, как турецкие "султаны", пользуясь выигрышем в ветре, быстро от-
бегали под защиту батарей Суджук-Кале, где Кинсберген не мог их пресле-
довать, после чего корабли Черноморской эскадры, вздрогнув разом, будто
птицы перед полетом, изменили курс на другие румбы и, забирая в пазухи
парусов как можно больше нужного ветра, с креном уходили - на Керчь.
Только сейчас вступили в исполнение приказа адмирала.
Муравьеву был возвращен кортик.
Шкипер очнулся. Кинсберген дал ему хлебнуть рому.
- Больно, - пожаловался Прошка по-голландски. - Очень больно, - доба-
вил на английском. Потом выругался по-испански я закрепил тираду крепкою
русскою бранью...
Искалеченную руку замотали в тряпицу. По спине текла кровь. Он просил
матросов посмотреть - что там за беда? Дюжий плотник взял кузнечные кле-
щи для выдергивания гвоздей и вырвал из мяса острую щепу от мачты. Прош-
ка баюкал свою несчастную руку.
Синие прохладные вихри несло за бортами кораблей.
- Ой, как схватило... больно. Вот уж не повезло!
Матросы убирали палубы после боя. Вместе с мусором и осколками ядер
полетели за борт и его оторванные пальцы. Обычная корабельная жизнь про-
должалась как ни в чем не бывало. И никто ведь еще не думал, что сегодня
произошло важное для страны событие...
Новая Россия обрела новый героический флот.
Суджук-Кале - это будущий славный Новороссийск!
Первые подвиги первых черноморцев нуждались в достойном награждении.
Кинсберген и все его офицеры сделались кавалерами. В числе прочих Кинс-
берген представил к ордену Анны и шкипера, но Адмиралтейств-коллегия имя
П. А. Курносова в списках похерила на том основании, что негоже людей,
из плотников происшедших, в кавалерство производить. Екатерина сама под-
писывала указы. Она вспомнила непорочный лес из Казани, праздничный
спуск фрегатов на Неве - и восстановила имя парня, выговорив адмиралам:
- Вы его не знаете, так я знаю. Зачем же с самого начала обижать че-
ловека старавшегося? Что заслужил, пусть и получит!
Вместо Аннинского ордена она утвердила за ним Георгиевский четвертой
степени. Прошка ничего не знал (об орденах он вообще не думал). На левой
руке остались только большой и указательный пальцы - жить можно! Полгода
парень не видел дома, беспокоясь за свою женушку. Намучился в керченском
флотском лазарете, спасибо Феде Ушакову - тот иногда навещал.
Ушаков и поздравил Прошку с высокой наградой:
- Теперь ты рыцарь славного Георгиевского ордена! А с таким орденом в
дворяне тебе выходить со всем потомством.
- Да не смеши ты меня, Феденька!
- Чего доброго, - продолжал лейтенант, - под конец службы на верфях
намаявшись, и мужиками с деревеньками обрастешь.
Прошка послушал, как за окнами шумит море.
- Нет, Федя, я в воле родился, живу вольно и на чужую волю покушаться
не стану. У нас, средь поморов, таких губительных порядков не водится.
Мы и собак-то на цепи не держим...
Лишь поздней осенью из лазарета выбрался он в Азов; шагал от пристани
мимо мастерских, бережно неся свою руку, и заметил, что рабочие и матро-
сы глядят на него что-то уж больно сочувственно. "Уж не случилось ли че-
го дома?.." Аксинья встретила его возле землянки - худенькая, тихонькая,
ласковая, смущенная.
- Ну, принимай меня, - сказал ей Прошка. - Вишь, пальцевто не стало.
В море похоронены. На животе сплю, а на спине больно.
Новая мебель - колыбель: в ней лежат два младенца и пузыри пускают,
рты разинув, ножками суча. Прошка на пороге и сел.
- Крестила ль? - спросил после долгого молчания.
- Да. Петром и Павлом нарекли.
- Попу-то сколько за крестины дала?
- Рупь...
- Петр и Павел - имена толковые, - сообразил Прошка. - Что-либо одно
сосункам нашим выпадет: или в Петропавловске на Камчатке навоюются, или
в Петропавловской крепости насидятся... Куда ни кинь, а нам с тобой за-
бот теперь хватит до скончания веку. Игрушек нету - хоть бы кота завес-
ти, детишкам в забаву!
Ночью проснулся от боли; тускло горела свеча на блюдечке; прекрасная
Камертаб сидела возле постели, одна рука покоилась на мужней груди, ле-
вою она дремотно покачивала колыбель с двойняшками. Прошка здоровой ла-
донью тихо погладил "янычарку" по черным волосам. Впервые подумалось: "А
что бы я без тебя делал?" Только сейчас освоил он в сознании все проис-
шедшее - и жестокий бой у Суджук-Кале, и свое орденское кавалерство, и
то чувство отцовства, которое ко многому обязывало... Очень хотелось
жить! Чтобы не только в мечтах обшить корабельные днища медью. Чтобы
создать стопушечный корабль с той продольной прочностью, какой судостро-
ение еще не знало. А в конце жизни пусть в утеху душевную останется ми-
лая, заросшая травкой Соломбала, пусть в зимние вечера кружится снег -
мягонький, пушистенький...
Боль пришла и ушла. Прошка заснул.
Спокойной ночи вам, господин кавалер Курносов!
5. ПРИЗНАКИ ГРОЗЫ
Энциклопедия была закончена. Поездка в Санкт-Петербург стала для до-
моседа Дидро его единственным в жизни путешествием. Прощаясь в Париже с
друзьями, он заверил их, что увидит Екатерину лишь дважды: в день приез-
да и в день отъезда. Сознательно минуя Берлин, чтобы Фридрих II не вов-
лек его в свои политические интриги, ученый ехал в удобной карете камер-
гера Семена Нарышкина, чудака и щеголя, создателя шумных роговых оркест-
ров в России...
Нарышкин за Ригою сознался Дидро:
- Давным-давно я этой же дорогой вез из-за границы маленькую принцес-
су Фике с ее матерью, а теперь везу вас к этой девочке, ставшей великой
императрицей.
- Вы, наверное, хорошо ее знаете?
- А кто ее хорошо знает? - резко отвечал камергер. - Но смею заверить
вас, что не было в мире актрисы более гениальной.
- Говорят, ей сильно докучают разные самозванцы?
- О нет! Екатерина - не леди Макбет...
Когда Дидро спрашивали о цели его визита в Петербург, он отвечал, что
не имеет иной цели, кроме желания отблагодарить императрицу за поддержку
в издании его Энциклопедии. В пути он дважды перемог болезни, приехав в
русскую столицу поздней осенью. Нарышкин от чистого сердца предложил
ученому остановиться в его доме. Но Дидро не хотел обидеть Этьена
Фальконе, еще раньше предложившего ему свое гостеприимство:
- Мы ведь с ним старые друзья, еще по Парижу...
Однако скульптор, едва завидев на пороге своей мастерской парижского
друга, сразу же раскричался:
- Зачем вы впутали меня в политические дрязги? Я приехал в Россию
только работать, а не заниматься хлопотами императрицы, которая спит и
видит, как бы уничтожить на кострах скандальную книжку этого проходимца
Рюльера...
Дидро стало не по себе. И он даже испугался, увидев над собой вздер-
нутые копыта жеребца... Фальконе небрежно пояснил:
- Это еще заготовка: всадник пока не медный, глиняный...
В приюте ученому мастер отказал очень резко, и больной энциклопедист
был растерян. Он спросил Фальконе:
- Но я не много и прошу - только постель.
- Нет у меня постели. Ваша постель уже занята.
- Может, вы женились на своей ученице Колло?
- Хуже! - воскликнул Фальконе, чуть не плача. - Ко мне приехал мой
шалопай-сын и женился на ней...
Дидро выручил Нарышкин, приславший за ним карету, которая и увезла
ученого на Исаакиевскую площадь, в тепло и уют старинного барского дома.
Сонм лакеев охотно услужал гостю, сразу же был вызван лейб-медик Роджер-
сон. Дидро не успевал благодарить любезных хозяев. Утром он был разбужен
ошеломляющим грохотом артиллерийских салютов и по наивности решил, что
пушки стреляют в честь его прибытия...
Семен Кириллович Нарышкин взахлеб смеялся.
- Почти так! - сказал он. - Лишь маленькая поправка: эти салюты пред-
назначены едущим к венцу жениху и невесте...
Под окнами Дидро проехала карета императрицы.
Екатерине было сейчас не до Дидро: Румянцев, загубив свою репутацию,
отвел армию обратно за Дунай, а Гришке Орлову взбрело в голову, что он
подобно цесаревичу может составить счастье принцессы Луизы, для которой
его ухаживания кончились непоправимой девической катастрофой. Ландграфи-
ня-мать была смущена, а Екатерину душила запоздалая ревность. Объясняясь
с бывшим фаворитом, императрица с некоторым испугом заметила что-то не-
нормальное в его рассуждениях... Она ускорила события. Вильгельмина была
миропомазана с новым именем Наталья Алексеевна, что дало повод Фридриху
съязвить: "Екатеринизировстные русские произвели натализацию моей
родственницы". За кулисами брака цесаревича скрывалось сильное влияние
самого короля и графа Панина: они совместно укрепляли пруссофильство
наследника престола, а молоденькая жена должна побудить Павла к активной
борьбе за власть. За неделю до свадьбы Екатерина объявила Панину, что
отныне воспитание наследника закончено, двор больше не нуждается в его
услугах. Она рассчитывала, что Панин, оскорбясь, сразу запросит отставки
от дел иностранных, однако граф решил не сдаваться. "Она мне давно уже
не нужна, - сказал он Денису Фонвизину, - но я-то нужен Европе!" В канун
свадьбы Екатерина спросила митрополита Платона, в каких грехах исповеда-
лась Natalie перед миропомазанием.
- Ваше величество, тайна церковной исповеди нерушима.
- Только не для меня, - пунцово вспыхнула Екатерина...
Влюбленный Павел не мог дождаться свадьбы. С чувством прижимал он к
сердцу руки Андрея Разумовского:
- Друг мой, только не покиньте меня в счастье!
- И меня... тоже, - просила верткая невеста.
Разумовский охотнсйше заверял обоих:
- Я всегда буду между вами, друзья мои...
...Карста императрицы, провожаемая взглядом Дидро, скрылась за пово-
ротом. Пушки гремели, колокола звонили. Екатерина была молчалива. Вро-
вень с каретой скакали кавалергарды, получившие приказ от Григория Орло-
ва: "Ежели начнут орать во славу Павлушки здравицы, наскакивай и руби...
чего там долго думать!" На выходе из храма Екатерина дала понять цесаре-
вичу:
- Любезный сын мой, не думайте, что так легко жить. Частная жизнь
иногда сложнее управления государством. Это говорю вам я, а все знают,
что я-отчаянная оптимистка... И все-таки я вам повторяю: семейная
жизнь-большая наука, и очень сложная!
Вечером Natalie изнемогала от тяжести парчи из серебра, выносливости
ее хватило лишь на два менуэта. Екатерина отослала се в спальню, остав-
шись ужинать с сыном, уже облаченным в халат. Заметив его жениховское
нетерпение, она с явной брезгливостью, презирая его в этот момент, ска-
зала по-французски:
- Идите! Вас там, кажется, ожидают наслаждения...
Играя в карты с ландграфиней, она придвинула к ней горку изумрудов,
подарила свою табакерку, сняла с пальца драгоценный перстень. Обещала
дать еще денег и мехов. Амалия с Луизой получили от нее на приданое по
50000 рублей, за что нищие принцессы благодарили, упав на колени и про-
ливая слезы. Затем императрица выпроводила их вон из России, а милейшая
невестушка наградила свекровь первым притворным обмороком.
Екатерина, подобрав юбки, перешагнула через лежащую:
- Не понимаю. Или вам захотелось отдохнуть?..
"Мой дом очищен", - сообщала она в эти дни. Но опустевшие покои графа
Панина дразнили воображение молодой четы, и вскоре Павел с Natalie яви-
лись к Екатерине с просьбою.
- Мы так благодарны вам, - сказали новобрачные, держась за руки, как
дети, - но сделайте нас счастливыми до конца. Пусть граф Андрей Разу-
мовский займет наши соседние апартаменты.
- Ты этого хочешь? - спросила Екатерина сына.
- Да, ваше величество. Разумовский мой лучший друг.
- И ты? - спросила она невестку.
- О да! Граф такой забавный, он так смешит меня...
