правоверные, забрасывая реформатора камнями и собачьим дерьмом... Его
спасло появление Александра Прозоровского.
- Дайте мне войско для подавления мятежа! - попросил он.
- Этого не дадим, - отказал Прозоровский. - Мы пришли не бить татар,
а лишь ради защиты татар от гнева турецкого...
Под конвоем калгу отправили в Полтаву, где князь Василий Михайлович
Долгорукий-Крымский принял его за самоваром:
- Молодой человек, ну кто ж так делает, чтобы, не отведав похлебки и
жаркого, сразу за десерты хвататься?
- Но ваш-то царь Петр Первый...
- Сравнил ты русских со своими татарами!
Шагин-Гирею давали по тысяче рублей в месяц, но он не желал остаться
полтавским помещиком. Он тревожил Панина и Екатерину письмами: утвердить
дружбу Крыма с Россией, доказывал он, можно лишь в том случае, когда я
стану самостоятельным ханом. Это было верное решение, но сейчас Петер-
бург не мог поддержать сокола в полете, чтобы не нарушать условий мира с
татарами.
- Я сам напишу ему, - рассудил Панин, - чтобы сидел в Полтаве и ждал,
когда политические обстоятельства переменятся. А это случится не раньше,
чем мир с Турцией заключим. По всему видно, что дороги наши в Бахчисарай
не скоро еще от крапивы и чертополоха избавятся... Полоть нам да полоть!
Будущая Таврида пока оставалась диким ханским Кырымом,
2. ГОРЬКАЯ СЛАВА
Один и тот же странный сон одолевал Потемкина: с моря плывет большая
галера с золотыми бортами, выгребая из волн серебряными веслами; над нею
полощутся сатанинские паруса из пурпурной парчи, и некто, голый и страш-
ный, заросший непотребными волосами, окликает его с галеры по имени -
голосом тонким, женским, знакомым, после чего Потемкин просыпался в ужа-
се:
"К чему бы эта галера и кому надобен я?.."
Потемкин уже не раз побывал за Дунаем - как партизан: набежал, уда-
рил, разбил, вернулся! Ранней весной Григорий Александрович удостоился
чина генерал-поручика. Война сделала его ближайшим соратником Румянцева,
который без жалости посылал камергера в самые гиблые места, заведомо ве-
ря, что Потемкин извернется, а викторию добудет. Румянцевская школа была
жестокой, но полезной. Не имея поддержки при дворе, Потемкин делал блес-
тящую карьеру зрело, настойчиво и доблестно, не раз подставляя голову
под пули, а шею под ятаганы. Слава приходила к нему с другой стороны Ду-
ная, занятой турками, которые в минуты затишья не раз подскакивали к
русскому бивуаку, а драгобаш их кричал через реку:
- Пусть этот кривой делибаш с длинными, как у бабы, волосами не дума-
ет, что живым останется. Мы и второй глаз ему выколем...
Приятно знать, что противник побаивается тебя! Весна застала конницу
Потемкина возле Силистрии; над широкими дунайскими поймами тучами вились
комары; правее, напротив Журжи, стояли войска графа Ивана Салтыкова (сы-
на покойного фельдмаршала); Румянцев из Фокшан доругивался с Петербургом
и лично бранился с Екатериной, настаивавшей, чтобы в этом году Рубикон
был перейден. Дунай - как сочная зеленая ветка, которую турки обвешали
тяжелыми гроздьями крепостей; по мнению многих генералов, мысливших оди-
наково с фельдмаршалом, надо было думать не о форсировании Дуная, а за-
ботиться о том, как бы сами турки не перешли Дунай, чтобы изгнать русс-
кие армии из Валахии... Но Петербург настаивал, и Румянцев приступил к
делу, наказав Потемкину:
- Первый удар делать твоей бригаде.
Потемкин отвечал, что от его дивизий останутся яйца всмятку, но Ру-
мянцев утешил: мол, Суворов поддержит с фланга поиском на Туртукай...
Здесь, под зыканьс пуль и под гудение комаров, встретились два человека,
которым суждено было до конца быть вместе, деля взаимную любовь и осле-
пительную вражду! При знакомстве Суворов с интересом обозрел Потемкина -
храброго кавалериста с замашками беспечного сибарита. Потемкин же с
большим любопытством приглядывался к Суворову, о котором на Дунае уже
знали, что чудак подвижен, дерзок, победоносен, зато наделен странностя-
ми характера. Они как-то сразу понравились один другому, от самого нача-
ла величаясь по имени-отчеству. Оба они, и Потемкин и Суворов, заметно
выделялись небрежностью в одежде, никогда не стесняя себя застегнутыми
пуговицами и поясами, не придирались в соблюдении формы к своим подчи-
ненным. "Война - это не парад, а только работа, причем тяжкая..." - в
этом они были солидарны!
Очень далеко, по изгибам зеленых холмов Валахии, протягивались пунк-
тирные цепочки утомленных верблюжьих караванов. На другом берегу Дуная
гарцевали спаги - великолепные наездники, сидящие в деревянных седлах,
как на стульях, их вздернутые колени почти касались подбородков. Издали
пущенная стрела воткнулась в землю между ног Потемкина и Суворова.
- Александр Василич, ты такого еще не видел, - сказал Потемкин. - Бе-
регись: стрела пули страшнее, она бьет сильней и дальше ружья, а рана
очень опасна... Крючки-во такие!
Суворов прибыл на Дунай после инспекционной поездки вдоль северных
рубежей государства. Румянцев своих генералов держал в черном теле, а
тут явился "новичок", но уже с такой упроченной славой, какой фельдмар-
шал своим генералам не давал. Румянцеву явно мешало, что Суворов был на
виду у самой императрицы и она его поддерживала, а Румянцева поругива-
ла... Приступая к поиску на Туртукай, Александр Васильевич был недоволен
заданием.
- Кажется, - сказал он Потемкину, - мог бы я сделать и большее! За
что ж меня в никудышное место посылают?
Был лишь восьмой день пребывания Суворова на Дунае; ему дали свобод-
ный отряд в две тысячи человек; сейчас не лавры важны - успех! Он еще
раз продумал все. От него ожидают поиска (иначе - рекогносцировки, точ-
нее - набега на Туртукай, где засели 5000 турецкого воинства). Ну что ж!
Пора, пора.
За ним катились четыре жалкие пушчонки...
Александр Васильевич решил так: лодки погрузить на телеги и тихонько,
без колесного скрипа, перевезти их за семь верст от лагеря, а войску
следовать за ними - скрытно. Пришли на место переправы, Суворов объявил
всем отдых, накрылся плащом и быстро, как Македонский, заснул под
всплески волн. Его разбудили вопли - страшные, леденящие кровь:
"Ля-иль-Алла!" Турецкие спаги, нежданно свершив переправу, теперь нес-
лись тучей. Крепко сидя на своих "стульях", они резво смяли донских ка-
заков.
- Во, бесы! - удивился Суворов. - Как ловко воюют!
Он с трудом поспел к карабинерам, которые метким огнем загнали спагов
обратно в лодки. Среди пленных достался Суворову знатный старец Бим-па-
ша, мучимый нервной жаждой.
- Дать старцу водки, - велел Суворов и спросил, кто главный в Турту-
кае, на что Бим-паша, выпив водки, сказал, что в крепости засел любимец
султана, паша Сари-Махмед, из мамелюков. - Это правда, что он очень кра-
сивый человек? - спросил Суворов.
- Да, он достоин кисти вашего Рафаэля...
Этот писаный красавец лишил Суворова главного - внезапности. По сути
дела, его планы уже разоблачены. Любой на месте Суворова занял бы оборо-
ну, усилил пикеты и переждал время. Но Суворов решил иначе: он вернул
войска на исходные позиции - встал опять напротив Туртукая! Будь в голо-
ве Сари-Махмеда даже крупица разума, он будет ждать нападения где угод-
но, но только не здесь...
- Варить кашу, - распорядился Суворов. Кашу сварили. - Теперь ешьте
ее, - велел Суворов. Кашу съели. - Ложитесь и спите.
Пока люди спали, он послал гонца к Потемкину за сикурсом, и тот обе-
щал прислать две тысячи запорожцев со всеми причиндалами коша - с сабля-
ми и песнями, с горилкой и бандурами. Суворов ждал-пождал - не слыхать
их песен, не звенят за горой бандуры. А пока он ждал, Румянцев сразил
его новым приказом: оставить Туртукай в покое, дабы поберечь войско от
истребления.
- Я такого приказа не получал, - решил Суворов.
Ночью он посадил пехоту на лодки, конница тихо вошла в воду, казаки,
держась за хвосты и гривы, погрузились в теплые волны Дуная. Еще на се-
редине реки их стали обстреливать с батарей, но люди, даже не знавшие
суворовской хватки, вдруг поверили, что этот маленький, болезненный че-
ловек, скорый в речах и жестах, в ночной сорочке на голос тело с распах-
нутым воротом и пренебрегавший шляпою, этот человек попусту не станет
бросать их на гибель: они уверенно плыли дальше... Суворов выскочил на
берег одним из первых!
- Заряжай, - велел он, увидев брошенную турками пушку.
Забили ядро потуже, засыпали порох, поднесли фитиль - трах! - и пушку
разнесло вдребезги, всех вокруг перекалечило. Суворов, ничего не слыша
от контузии, долго ловил пальцами шпагу, отброшенную взрывом в песок,
побежал дальше. Бородатый верзилаянычар прыгнул на него сверху, как мед-
ведь на комара. Суворов увернулся от ятагана, ткнул врага шпагой в гор-
ло, крикнул:
- Хватай его, ребята! - и, прихрамывая, бежал дальше, туда, где буше-
вала гроза и где он (именно он!) был крайне необходим...
Приказ Румянцева не был исполнен - Туртукай взяли.
- Нам здесь не жить, - сказал Суворов солдатам, - а посему, ребята,
бери, что видишь, все наше, а потом - зажигай!
Тяжелые пушки утопили в реке, легкие утащили с собой. "Солдатам дос-
талась столь богатая добыча, что после молебна они горстями сыпали в
церковную кружку червонцы". Десять знамен и бунчуков были наградой за
дерзость. Суворов отправил Румянцеву донесение; смолоду жаждая поэтичес-
кой славы, он рапортовал стихами:
Слава Богу, слава Вам!
Туртукай взят, и я там!
Только теперь зазвенели бандуры запорожцев.
Суворов отметил про себя: Потемкин позорно медлителен...
Золотая галера вплывала в кошмарные дунайские сны.
- Кто зовет меня? - мучился Потемкин. - Господи, неужели это смерть
подплывает ко мне? Умирать-то вроде и тяжко...
Румянцсвская армия дружно форсировала Дунай... Потемкин спрыгнул с
понтона на вражеский берег, турецкая бомба, крутясь и воняя запахом,
взрыла неподалеку прибрежный песок... Взрыв! А сзади крики: "Назад, на-
зад!.." Что происходит, черт побери? Румянцев, оказывается, решил, что
место переправы выбрано неудачно, и отодвинул армию обратно. Снова бро-
сок. В конце его Потемкин, уже ошалевший от команд и крови, сидел под
кустом, гребнем вычесывал из волос зловонную речную тину и водоросли.
При этом он матерно ругался. В самом деле, когда врага начинают бить од-
ними "демонстрациями", враг разбит никогда не будет. Только в июне диви-
зиям Потемкина удалось взломать фронт под Силистрией.
- Один черт, - не удержимся, - накаркал он Салтыкову.
- Видит Бог, что так, - отвечал тот Потемкину...
Балканы оставались недоступны, а там, за Балканами, их так ждали сла-
вяне. Силистрия не сдавалась. Румянцев приказал: отходить снова за Ду-
най. Здесь фельдмаршала настиг рапорт Суворова: "Слава Богу, слава
Вам!.." Понятен и гнев Румянцева: ведь так могут рапортовать люди, ре-
шившие над ним позлорадствовать.
Он принял Суворова в своем походном шатре.
- Какой был отдан мною приказ?
- Оставить поиск Туртукая и уйти за Дунай.
- А что сделано?
- Я не ушел и Туртукаишко взял.
- Клади шпагу на стол. - Суворов положил. - Под суд тебя! Все...
Суворов отъехал в Яссы и заболел. Не "дипломатической" болезнью, а
самою настоящей. Потемкин разыскал его в каком-то грязном хлеву, где
вокруг ложа квохтали куры с цыплятами. Суворов жалобным голосом сказал,
что, если он виноват, пусть и расстреливают себе на здоровье.
- Утешусь тем, что за Дунаем все-таки побывал.
- Ты погоди, - удержал его Потемкин. - С Румянцевым служить никогда
не скушно, зато трудненько. Был тут при штабе такой капитан Михаила Ла-
рионыч Голенищев-Кутузов, тоже великий пересмешник. Румянцев анекдотов
его не стерпел, и Кутузов в Крыму оказался - берег у Ялты сторожит! Я
тоже, брат, немало шутил, так Румянцев грозился меня на оглоблях пове-
