бимых мосек, мартышек и попугаев... Средства легкие, но они очень помо-
гали Екатерине сживаться с русским обществом, в котором к ней уже стали
привыкать, как к своему человеку. Она не фальшивила в своем поведении:
от души веселилась на святках, каталась на санках с ледяных гор, играла
с фрейлинами в жмурки, крестила чужих детишек - и все это делала с при-
ятным лицом, радостно-шаловливая, неизменно отзывчивая к любым мелочам
чужой жизни. В результате: Петр Федорович своими поступками терял во
мнении общества - Екатерина же Алексеевна, напротив, много приобрета-
ла...
Царица между тем все чаще заводила речь о бесплодии. Она не раз под-
сылала к Екатерине повитуху, а к Петру своих врачей, чтобы доложили на-
учно: кто из супругов более виноват? Елизавета даже приставила к племян-
нику бойкую вдову живописца Гроота, обещая ей в мужья генерала, если су-
меет побудить Петра к любовным прихотям. Но Екатерина осталась в прежнем
положении, и тогда у нее состоялся деловой разговор с императрицей.
- Вот что, миленькая! - объявила Елизавета. - Не знаю, каково уж вы
там столько лет миндальничали, но толку-то от ваших высочеств, как с
козла молока... А ежели от мужа нет явного пособления, так его надобно
на стороне сыскивать. И не воротись от меня - эдак-то всегда при дворах
знатных поступали!
После чего в придворном штате "малого" двора появился новый камер-юн-
кер, и Екатерина отметила: "Прекрасен, как ясный день". А звали его Сер-
геем Салтыковым...
Елизавета Петровна, как дневальный у ящика с казенными деньгами, бод-
ро стояла на страже нравственности придворных, карая блудолюбивых дам и
кавалеров остриженном волос или коленостоянием в углу на сухом горохе.
Но так как сама-то она являла образец обратного тому, что от других тре-
бовала, то по этой причине веселый, неугасающий и даже бесшабашный разв-
рат стал при дворе Петербурга делом привычным и, пожалуй, даже вмененным
в прямую обязанность придворных... Екатерина от первых шагов по русской
земле была окружена людьми, в лексиконе которых преобладало слово "ма-
хаться". Вокруг великой княгини влюблялись, разводились и сходились -
когда с трагическим надрывом, когда с комическим легкомыслием. Трепетали
от амурных "маханий" едва окрепшие девочки-фрейлины, даже маститые кава-
лерственные дамы, имевшие внуков сержантами в гвардии, пускались во все
тяжкие, и это уже никого не удивляло. Конечно, молоденькой женщине было
нелегко в этом вертепе, но Екатерина лишь кокетничала с мужчинами, ни-
когда не переступая границ дозволенного. Только на маскарадах, где все
равны под масками, Екатерина с пунцовой розой в черных волосах, загрими-
рованная под пажа, вакханкой висла на шеях рослых гвардейцев, интригуя
отчаянно:
- Поцелуй меня, маска, только поцелуй через маску...
Дабы назначение Салтыкова не слишком бросалось в глаза, смышленая
Елизавета прислала к "малому" двору и Левушку Нарышкина, забавлявшего
Екатерину всякими дурачествами. И пока этот "шпынь" увеселял придворных,
Сергей Салтыков рисовал перед Екатериной упоительную картину тайных нас-
лаждений. Она вздыхала:
- Откуда вам знать - свободно ли мое сердце?..
Этот разговор состоялся весной 1752 года, и все лето Екатерина успеш-
но отбивала настойчивые атаки красавца. Салтыков даже силой пытался про-
никнуть в ее спальню, но великая княгиня загородила двери комодом - и
спаслась от штурма!
- Ваша смелость способна погубить меня, - сказала она дерзкому. - Не
забывайте, что я жена наследника престола...
В августе двор табором отъехал в подмосковное Раево, где на острове
была устроена охота на зайцев. Лошадей переправили водой на пароме, гос-
ти добирались на остров в лодках. Салтыков бдительно держался возле по-
дола Екатерины, словно приклеенный, но она, спрыгнув на берег первой,
татаркой вскочила в седло, вихрем понеслась в сторону леса - за отдален-
ным лаем гончих собак. Салтыков настиг ее на солнечной поляне, густо
покрытой ромашками, вокруг не было ни души.
- Уйдите, наконец! - взмолилась Екатерина.
Но внимательнее, чем обычно, выслушала признания в любви. ("Он рисо-
вал мне продуманный план, как держать в глубокой тайне то счастие, кото-
рым можно наслаждаться в подобном случае. Я не проронила ни слова...")
Салтыков настаивал:
- Сознайтесь, что вы ко мне неравнодушны.
"Он начал перебирать всех придворных и заставил меня согласиться, что
он лучше других; из этого он заключил, что мой выбор должен пасть на не-
го..." Разговор затянулся, сделавшись мучительным для обоих. Лошади пе-
реступали нетерпеливо.
- Езжайте прочь, - строго велела Екатерина.
Салтыков не повиновался великой княгине:
- Я отъеду лишь в том случае, если услышу от вас, что вы думаете обо
мне гораздо чаще, нежели вам хотелось бы...
Екатерина, изогнувшись в седле, взмахнула хлыстом. Ударила лошадь
салтыковскую, потом стегнула и свою.
- Вы победили! - вскричала она. - Только убирайтесь к чертовой мате-
ри, чтобы я вас больше никогда не видела.
Строптивые кони разнесли их в разные концы поляны.
- Слово вами дано, - услышала Екатерина издалека.
- Нет, нет, нет! - отвечала она, чуть не плача.
- Да, да, да! - донеслось из леса.
По неопытности она не обратила внимания на первые изменения в орга-
низме. Зима закружила ее в праздниках, летом 1753 года отъехала из Моск-
вы в село Люберцы, и здесь Екатерина, загорелая и жилистая, как дьяволи-
ца, с ружьем гонялась по лесам, охотясь. На именинах мужа танцевала до
упаду, а после танцев выкинула мертвого ребенка... Это случилось на би-
вуаке, в походной палатке, под гудение комаров! Восемь недель жизнь ее
была в опасности. Оправясь, Екатерина с новой силой отдалась удо-
вольствиям. Левушка Нарышкин, совершенно безразличный к нравственной
стороне жизни, говорил Екатерине откровенно:
- Вы не спрашивайте меня - можно ли то, что хочется. Вы спрашивайте -
как получить скорее то, что хочется, и я для вашего высочества в лепешку
расшибусь, а все сделаю...
"Шпынь" был предан Екатерине даже не беззаветно, а, скорее, бессо-
вестно! Вскоре у великой княгини появилась и подруга, графиня Прасковья
Брюс, шептавшая горячо и призывно:
- Доверься моему опыту, милая Като, и я сегодня же ночью обещаю тебе
самые жгучие тайные удовольствия.
Ночью Нарышкин скребся в двери, мяукая по-кошачьи.
- Мрр... мрррр, - мурлыкала Екатерина.
Это значило, что она готова к рискованным похождениям. В мужских кос-
тюмах, подобрав волосы под шляпы, подруги воровски исчезали из дворца,
до зари пропадая... где? Весной Екатерина доложила императрице о новой
беременности и рассчитала, что родит в последних числах сентября 1754
года.
- Ишь какая точная стала! - отвечала Елизавета с ехидцей. - Мне твои
расчеты уже знакомы. Но теперь крутиться по палаткам не дам. Кончай тан-
цевать и посиди-ка в карантине...
Чтобы невестка не порхала, она приставила к ней Александра Шувалова -
великого инквизитора империи, а Салтыкова публично обозвала "сопляком" и
выпроводила красавца за границу...
8. НАЧИНАЕТСЯ ЕКАТЕРИНА
С тех пор как Фике вступила на русскую землю, ее всюду подстерегали
опасности. Иногда даже со смертельным риском. Болезни в счет не идут! Но
не бывало года, чтобы не стряслось беды. Почти в каждой поездке "несли"
ее лошади, вдребезги разбивало кареты, под Екатериной проваливались в
реки мосты. А однажды в Гостилицах рухнуло здание, погребя под развали-
нами 19 человек, и только случайность спасла Екатерину от гибели. В пла-
мени пожаров она теряла свои гардеробы, мебель, книги. От частых столк-
новений с опасностями осмелела, говоря:
- Приговоренная к веревке не сгорит и не утонет!
Но летом 1754 года Екатерину с великим бережением доставили из Москвы
в Петербург; лошади ступали шагом, проезжали за день не более 30 верст
(эта дорога взяла у нес месяц жизни). Шувалов не спускал с нее глаз.
Ближе к осени, когда двор вернулся из Петергофа в столицу, он отвел бе-
ременную женщину в пустую комнатушку Летнего дворца, где было много пыли
и мало мебели.
- Желаю вашему высочеству, - сказал Шувалов, - в сем милом убежище
порадовать ея величество родами легкими и приятными...
Екатерина поняла, что в этой конуре ей будет так же хорошо, как соба-
ке в будке. Словно перед смертью, простилась она с близкими и, почуяв
первые боли, перешла в камеру своего заточения, сопровождаемая акушеркой
фон Десршарт; по обычаю того времени, рожать следовало на полу, который
и застелили матрасом. В два часа ночи Екатерина всполошила повитуху кри-
ком - начались схватки. Разбудили императрицу, прибежал Шувалов с женою.
Совместно они послушали, как исходится криком Екатерина, и, перекрес-
тясь, удалились... Десять часов мук закончились.
- Кто у меня? - спросила Екатерина.
- Мальчик, - ответила акушерка...
Моментально, будто из-под земли, нагрянули всякие бабки. Елизавета,
командуя ими, опеленала новорожденного голубой лентою ордена Андрея Пер-
возванного, все бабье, охая и причитая, удалилось с младенцем. Следом за
ними скрылась и фон Дершарт.
- Пить... дайте воды, - просила Екатерина.
Никто не подошел, потому что подойти было некому. А встать она была
не в силах. Екатерина лежала в неприятной сырости, мечтая о сухой прос-
тыне и большой кружке холодной воды.
- Люди, где же вы? - звала она, страдая.
Веселая музыка из глубин Летнего дворца была ей ответом. А в соседних
комнатах мужа играли в биллиард и пьянствовали.
- Пить, - металась она. - Ну хоть кто-нибудь...
Великим князем Павлом, правнуком Петра I, она заслонила романовский
престол от посягательств Брауншвейгской династии - ради этого позвали ее
в Россию, не отказывали в забавах и нарядах.
- Люди, помогите же мне, - тщетно взывала она...
Комком собрала под собой мокрые простыни и ногами, плача, ссучила их
в конец матраца. Ликующие водопады, опадая с безмятежной высоты, прох-
ладно шумели в ее ушах, и она - пила, пила, пила... Вдруг явилась графи-
ня Шувалова, безбожно разряженная в пух и прах, сверкая массою драгоцен-
ностей, уже порядком хмельная. ("Увидев меня все на том же месте, она
ужаснулась, сказав, что так можно уморить меня до смерти".)
- Воды, - взмолилась перед ней Екатерина. - Графиня, вы же сами жен-
щина рожавшая... я умираю от жажды.
- Господи, да неужто я вас забуду?
И с этими словами ушла, больше не появившись. Музыка гремела и
буйствовала, а вокруг Екатерины сосредоточилась вязкая, невыносимая и,
казалось, противная на ощупь тишина. Все покинули ее! Летний дворец сод-
рогался от плясок. Шла гульба - дым коромыслом, и никто о ней даже не
подумал. Пьяный муж заглянул в двери, но тут же скрылся, крикнув жене,
что ему очень некогда.
Было утро. И день миновал. Праздник продолжался.
Наступила ночь - уже вторая ночь.
- Пи-иить... пи-ить хочу-у! - осипло кричала Екатерина.
Наконец музыку выплеснуло из глубин дворца, возник меркнущий желтый
свет, она услышала топот множества ног, будто ломилось целое стадо, и
голоса пьяных людей, спешащих к ней... В дверях явилась сама императри-
ца! Елизавета была в розовой робе, отделанной золотым позументом, круже-
ва фиолетовые, а пудра с перламутровым оттенком. Слов нет, она прекрас-
на, но была бы еще прекраснее, если б не была так безобразно пьяна! Впе-
ред выступил камер-лакей, держа на золотом блюде "талон" Елизаветы о
награждении роженицы немалыми "кабинетными" деньгами.
- Сто тыщ... копеечка в копеечку! - выпалила императрица (и, падая,
успела ухватиться за лакея). - Наследника ты родила... вот и жалую! -
Она со смаком расцеловала лакея (очевидно, с кем-то его перепутав) и
спросила: - Чего еще ты желаешь?
- Кружку воды, - ответила ей Екатерина...
Лишь через сорок дней Екатерине было дозволено впервые глянуть на сы-
