жизнь в супружестве не радовала. Французский атташе граф д'Аллион докла-
дывал в Версаль: "Великий князь все еще никак не может доказать супруге,
что он является мужчиной". Екатерина играла по ночам в куклы, которых не
выносила еще в детстве. Иногда Петр ублажал молодую жену партией в карты
на воображаемые ценности. Скинув с головы ночной колпак из бурой флане-
ли, он говорил запальчиво, изображая транжиру-богача:
- Вот вам мои сто миллионов. Сколько ставите против?
Екатерина водружала на стол туфлю с ноги:
- Ах, дьявол вас побери, до чего надоели мне вы со своими фантазия-
ми... Ставлю башмак - в триста миллионов!
Сразу же после свадьбы Петр признался, что безумно влюблен во фрейли-
ну императрицы Катиньку фон Карр.
- На что вам еще и фрейлина, - хмыкнула Екатерина, - если и со сво-
ей-то женой вы не знаете, что делать.
- Ты дура... дура, дура! - закричал Петр, выскочив и приемную, где
читал газеты камер-юнкер Девиер, великий князь стал горячо доказывать
тому, что Екатерину даже нельзя сравнивать с божественной фрейлиной фон
Карр. - Вы же сами видите, граф, как она уродлива, как она коварна и
мстительна.
Девиер осмелился благородно возразить.
- Не возражать! - велел ему Петр. - Ты тоже дурак...
Екатерина хронически не высыпалась. Обормот устраивал на рассветах
"развод караулов", передвигая по комнатам тысячные легионы оловянных
солдатиков, при этом сонные лакеи, держа в руках листы кровельной жести,
разом их встряхивали (дребезжание жести означало салютацию из мнимых пу-
шек). Потом он пристрастился к собакам, разведя в покоях целую свору,
дрессируя их шпицрутенами и плетями. "И когда все это кончится?" - тер-
залась Екатерина, оглушаемая то грохотом жести, то жалобным воем нес-
частных животных. Не в силах выносить собачьего визга, однажды она вышла
в соседнюю комнату, где и застала такую картину: вниз головой, подвешен-
ная за хвост к потолку, висела жалкая собачонка, а муж сек ее плеткой.
Екатерина вырвала из рук мужа хлыст, забросила его к порогу:
- Сударь, неужели вы не способны найти себе дела?
- Хорошо, - покорился ей Петр, - тогда я поиграю немножко на скрипке,
а ты меня послушай...
Как мужу, так и жене абсолютно нечего было делать. С горечью Екатери-
на призналась Кириллу Разумовскому:
- Ожидание праздника лучше самого праздника...
В разговоре с гетманом впервые было произнесено имя Вольтера, оста-
вившее Екатерину постыдно-равнодушной: о Вольтере она ничегошеньки не
знала! От страшной скуки она спасалась в чтении романов (пока только ро-
манов). Она читала о принцессах настолько нежных и тонкокожих, что когда
они пили вино, то было видно, как ярко-красные струи протекают по их
горлам, будто через стеклянные трубки...
В один из дней ее лакей Вася Шкурин провинился. Екатерина спокойно
заложила в романе недочитанную страницу, вышла в гардеробную и - бац,
бац, бац! - надавала Васе пощечин.
- А если тебе еще мало, - заявила она лакею, - так я велю отвести на
конюшню и там выдрать...
Маленькая принцесса Фике, ты ли это?
7. НЕТ, НЕТ - ДА, ДА!
Не в силах сам наладить с Екатериной нормальные супружеские отноше-
ния, Петр начал поощрять мужчин к сближению с нею. Об этой опасности
Екатерину предупредил тот же Вася Шкурин:
- Поостерегись, матушка, на тебя уже собак стали вешать. В городе
сказывали, будто ты с графом Девиером милуешься.
- Этого мне только и не хватало сейчас...
Очень редко Петра тянуло к книгам, привезенным из Голштинии. Половина
его библиотеки - жития апостолов церкви, другая половина - история зна-
менитых разбойников. Почитав о канонизированных в святости, Петр брался
за синодики колесованных, обезглавленных, сожженных на кострах и сварен-
ных в котлах с кипящим маслом... Екатерина читала много. Но скоро все
эти глупые пасторали о любви пастушка к пастушке, бесстыжие Хлои и Даф-
нисы порядком ей надоели. Это была не жизнь, а лишь замена жизни вычур-
ной непристойной выдумкой. С некоторой робостью девушка обратилась к
познанию истории. Но едва прикоснулась к настоящей литературе, как сразу
же - почти с ужасом! - сама увидела, насколько она необразованна: читала
и не понимала, что читает. Кирилла Разумовский, всегда смотревший на нее
несытыми глазами, подсказал, что надо бы на досуге перелистать Пьера
Бсйля... Екатерина не постеснялась спросить:
- Бейль... А кто это такой?
Бейль оказался философом-еретиком прошлого столетия (он был предтечею
энциклопедистов, от него до Монтескье и Вольтера оставался один шаг). И
целых два года Екатерина изучала "Философско-критический словарь" Бейля,
от которого можно двигаться дальше, уже не боясь заблудиться в литера-
турных дебрях... Письма мадам Севинье сразу захватили искренностью чело-
веколюбивых убеждений. Екатерина, взволнованная чтением, наспех выводила
собственные сентенции: "Свобода - душа всего на свете, без тебя все
мертво. Желаю, чтобы люди повиновались законам, но не рабски. Стремлюсь
к общей цели - сделать всех счастливыми!" Потом она взялась за Брантома,
поразившего ее цинизмом придворных нравов Европы в XVI веке. Любую мерз-
кую гадость Брантом возводил в дело доблести, и Екатерина подсознательно
усвоила для себя на будущее, что мораль, как и политика, есть ценность
изменчивая. Самый низкий инстинкт может заслужить в истории одобрение,
если его оправдать тезисом - ради чего это сделано! Вслед за Брантомом
великая княгиня изучила одиннадцать томов германской истории, дойдя на
последних страницах уже до своих современников, и вынесла из этих книг
подозрительное внимание к вороватой Пруссии, ставшей в ее глазах разру-
шительницей германской общности. Наконец Екатерина открыла и жизнеописа-
ние Генриха IV, над которым смеялась, ликовала, завидовала и плакала...
Развратный сластолюбец, пьяница и бабник, но монарх мудрейший, он вывел
Францию, раздираемую распрями, в число ведущих держав мира, но был глу-
боко несчастен в семейной жизни. Этот безобразный и гениальный король
стал любимым героем Екатерины... В руки попалось что-то и Вольтера, но,
зевая, Екатерина забросила его подальше: до понимания Вольтера она еще
не доросла!
А однажды ночью Петр взобрался к ней на постель, противно липкий от
пива, и стал рассуждать о том, как очаровательна горбатая принцесса Гед-
вига Бирон, недавно бежавшая в Петербург от своего отца из ярославской
ссылки:
- Вот если бы и ты была такой!
- Такой же горбатой?
Петр ударил ее. Екатерина вздрогнула:
- Это что? Уроки драгуна Румбера?
Еще удар. Прямо в лицо. Екатерина смолчала. "Боже, сколько в мире
прекрасных мужчин..."
Поздно (даже слишком поздно!) в Екатерине стало пробуждаться женское
начало - она с радостью ощутила, что способна нравиться. Изредка кавале-
рам удавалось во время танцев нашептать ей на ушко, какой у нее стройный
стан, как волшебно сияют ее глаза. Екатерина, лишенная мужского внима-
ния, впитывала такие слова, как воду пересохшая губка. К двадцати годам
она развилась в статную, крепкую женщину с сильными мышцами рук и ног.
Теперь даже ей самой было ясно, что обликом она пошла в мать: такое же
удлиненное лицо с выступающим подбородком, продолговатый прямой нос и
крохотный ротик, который при напряжении мысли или нервов сжимался в одну
яркую точечку.
Екатерина быстро освоилась с суровым климатом России; как и всем здо-
ровым людям, ей пришлись по вкусу трескучие морозы, бурные весенние лив-
ни и летняя истомляющая теплынь, насыщенная ягодным и цветочным духом.
Ее часто видели скачущей на коне в окрестных лесах Петербурга - она была
способна, как лихой гусар, по тринадцать часов в сутки проводить в сед-
ле. Когда до императрицы дошло, что Екатерина ездит, сидя в седле
по-мужски, она вызвала невестку к себе - ради выговора:
- Ежели еще раз сведаю, что по-татарски ездишь, велю лошадей у тебя
забрать. - Императрица сказала, что от такой позы женщина становится
бесплодна. - А я уж заждалась от вас, когда вы меня наследником престола
порадуете...
Екатерина изобрела особое седло: в публичных местах скакала по-анг-
лийски, свесив ноги на одну сторону, а когда вокруг никого не было -
рраз! - и левая нога перекидывалась через луку, следовал укол шпорою, и
Екатерина проносилась дальше, не разбирая дороги, отважно перемахивая
через кусты и канавы, возбужденная, с длинными растрепанными волосами...
Проживая в Ораниенбауме, она вставала с первыми птицами, вылезала в ок-
но. Внизу ее поджидал верный егерь Степан, они шагали к устью канала,
заросшего высоким тростником, где охотились на уток. И был у Екатерины
верный рыбак-чухонец, дядюшка Микка, который не раз выгребал утлую ладью
в море так далеко, что не виднелись берега. Освеженная и бодрая, в сол-
датских штанах в обтяжку, неся ружье и ягдташ с добычей, Екатерина возв-
ращалась в Китайский дворец, где еще только продирал глаза ее разлюбез-
ный. Истерзанный жестоким похмельем, Петр отпивался крепким кофе, бегал
на двор блевать и сосал вонючие трубки. Рядом с цветущей, жизнерадостной
супругой Петр казался вышедшим из гарнизонного госпиталя, где его лечи-
ли-лечили, да так и выпустили на волю, не долечив...
Муж-ребенок требовал от жены постоянного присмотра. Великокняжеские
покои в Летнем дворце на Фонтанке соприкасались с комнатами императрицы.
И вот как-то, услышав за стеною голоса, Петр Федорович, не долго размыш-
ляя, схватил коловорот и просверлил в стене дырки. Увиденное на половине
тетушки так ему понравилось, что он стал созывать фрейлин, истопников,
лакеев и горничных - понаблюдать за интимной жизнью императрицы. А чтобы
наблюдать было удобнее, Петр велел расставить напротив дырок кресла, как
в театре.
- А ты почему не смотришь? - спросил он жену.
- Какая подлость! - отвечала Екатерина. - Сейчас же убирайтесь все
отсюда, пока я не позвала гофмаршала...
Елизавете о дырках донесли. Явившись, она отхлестала племянника по
лицу. При этом, обуянная гневом праведным, она сказала, не выбирая выра-
жений, что у ее батюшки Петра Первого был сынок, царевич Алексей, кото-
рый тоже немало чудил:
- Так спроси у Штелина - что с ним сталось?..
Слово за слово, и возник семейный скандал. Елизавета кричала, что ес-
ли "дохляк" добра людского не ценит, так она всегда сыщет способы, чтобы
от него избавиться:
- Ты жену слушайся, урод несчастный! У тебя умишка хватило лишь на
то, чтобы стенку расковырять, а жена-то умнее тебя, она подглядывать не
полезла...
Дырки залепили хлебным мякишем. После этого случая канцлер Бестужев
сочинил инструкцию для Петра, как вести себя в обществе. Наследнику со-
ветовали не выливать остатки пива на головы лакеев, не корчить рожи пе-
ред духовнослужителями и послами иноземными, в разговоре не дергаться
всеми членами тела, а внимать собеседнику с видом благонравным. Инструк-
ция деликатно внушала: "брачную поверенность между обоими императорскими
высочествами неотменно соблюдать". Сие значило - как можно скорее родить
наследника!
Елизавета накануне перлюстрировала письмо нового прусского посла Фин-
кенштейна к королю. "Надобно полагать, - сообщал посол, - великий князь
никогда не будет царствовать в России... он так ненавидим всеми русски-
ми, что непременно должен лишиться короны. Непонятно, как принц его лет
может вести себя столь ребячески. Великая же княгиня ведет себя совер-
шенно иначе!" Это правда: Екатерина, не теряя времени зря, завоевывала
симпатии в свете. Пожилых статс-дам расспрашивала о здоровье, с почтени-
ем внимала рассказам генералов о битвах, наизусть знала, у кого в какой
день именины, не забывая принести поздравления. Екатерина осваивала ге-
неалогию русской знати, чтобы познать изнутри сложную структуру
родственных отношений; навещала больных старушек, помнила клички их лю-
