дала за дочерью, сидящей рядом с королем. А она с мужем вынуждена была
жаться в сторонке.
Накормив одну лишь Фике, король отпустил их.
16 января ангальтское семейство покинуло Берлин.
Европа давно не помнила такой зимы - суровой и бесснежной; за карета-
ми по замерзшим колдобинам тащились пустые сани на привязи, что придава-
ло процессии нелепый вид. В Шведте-на-Одере семья разделилась: отцу
ехать на Штеттин, а мать с дочерью поворачивали на восток. Сильный зно-
бящий ветер развевал флаги над форштадтами. Отец снял треуголку и вдруг
разрыдался. Он плакал, а его напутствия дочери звучали на ветру, как бо-
евые приказы:
- Милостивыми взорами наделяйте слуг и фаворитов государыни, с русс-
кими наедине не говорите, чтобы не вызвать дурных подозрений. Избегайте
расточительной игры в карты, деньги карманные держите в кошельке, выда-
вая прислуге самую малость. Кошелек ночью кладите в чулок, а чулок с
деньгами прячьте между стеной и постелью, чтобы русские не стащили. В
тяжбах и ссорах ни за кого не вступайтесь, дабы не нажить себе лишних
врагов...
Это была его "политическая" программа! Фике сердцем вдруг поняла, что
больше никогда не увидит этого человека. С криком она бросилась на шею
отцу. Христиан стащил с головы парик и вытирал им слезы - свои и дочер-
ние.
Кареты разъехались. Мать даже всплакнула:
- Всегда вы умудряетесь доводить страсти до критических крайностей.
Ах, Фике, как хорошо знать золотую середину...
18 января, спасаясь от мороза, "графини Рейнбек" натянули на лица
шерстяные маски с прорезями для глаз. Дороги были ужасны, а постоялые
дворы Пруссии - в состоянии плачевном. Герцогиня депешировала мужу: "Мы
спали в свинятнике; вся семья, дворовая собака, петух, дети в колыбелях,
другие за печкой - все вперемежку... мы с Фике устроились на скамье, ко-
торую я велела поставить посреди комнаты, спасаясь от клопов". Миновав
Данциг, 24 января форсировали Вислу и на третий день - прибыли в Кенигс-
берг, откуда и повернули на Мсмель. Здесь на целый аршин лежали глубокие
снега, экипаж переставили на санные полозья. Для сокращения пути ехали
прямо через залив Куриш-гаф; президент магистрата пустил перед ними мно-
жество саней с рыбаками, чтобы "графини Рейнбек" не угодили в полынью.
За Мемелем почтовый тракт кончился, до Либавы катили на обывательских
санях. 5 февраля, измученные холодом и неудобствами, путешественницы
прибыли в Митаву, столицу Курляндского герцогства, владелец которого,
герцог Бирон, был заточен Елизаветою в Ярославле, - отсюда до Риги оста-
вался один переезд. Громадный митавский замок (дивное создание Растрел-
ли) был еще в строительных лесах. Фике впервые увидела деревянные из-
бы...
Отночевали в Митаве еще под именем "графинь Рейнбек", а утром просну-
лись от зычного голоса полковника Тимофея Вожакова, который, приветствуя
их по-немецки, назвал уже настоящими именами, потом показал на часы:
- К полудню нас ждут в Риге - поспешите!
Закутанная до глаз, Фике спустилась во двор и удивилась, что - вчера
еще пустынный - он заполнен множеством всадников: их встречали почетным
эскортом. Морды лошадей были в пушистом серебре, иней покрывал и латы
всадников. Драгуны были первыми русскими, которых увидела Фике. Румяные
от мороза и водки, рослые и усатые, все с крепкими зубами, они сразу
понравились девочке почти карнавальною красотой. Фике поразилась - всад-
ники были без перчаток, будто холода не замечали. Юный офицер склонился
из высокого седла, что-то долго говорил ей, и речь его рокотала как во-
допад. Фике застенчиво улыбнулась:
- Простите, я не знаю русского языка...
Хлопнула дверца кареты. Вожаков гаркнул:
- Драгунство, палаши... вон! На шенкелях па-а шли!
По бокам возка тронулся эскорт всадников, звенящих промерзлою амуни-
цией, сверкающих клинками наголо, а за ними вихрилась снежная пыль.
"Россия, Россия... вот какая она, Россия!" Драгуны сидели на массивных
лошадях столь плотно, что казались девочке сказочными кентаврами из ан-
тичных мифов. А тот юный офицер скакал вровень с каретой и, заметив в
окошке лицо принцессы, подмигнул ей - совсем по-приятельски, и от этого
Фике стало вдруг легко-легко, как не бывало еще никогда в жизни...
Девочка весело рассмеялась. Ей было 15 лет.
Вскоре за широкой рекой показался угрюмый замок, шпицы соборных хра-
мов, над острыми крышами домов плыли синие уютные дымы обывательских ку-
хонь. Это была Рига - западный фасад России!
4. БЕСПРИДАННИЦА
А вот и первый зловещий факт: за два часа до въезда будущей Екатерины
в Россию из крепости Дюнамюндешанц, что расположена в рижских пред-
местьях, был секретно вывезен малолетний император Иоанн Антонович,
сверженный Елизаветой Петровной.
Едва кони скатили карету на двинский лед, сразу же салютовали кре-
постные пушки, раздались звуки рогов и бой барабанов - их встречали.
Но... как? В рижском замке, жарко протопленном, царило столь пышное
оживление, что в глазах герцогини сразу и навсегда померкли краски бер-
линских и брауншвейгских празднеств.
- А ведь это еще только Рига, - шепнула она дочери. - Я сгораю от лю-
бопытства: что-то будет с нами в Петербурге?
Фике растерялась среди важных персон, отпускавших низкие поклоны,
среди осыпанных бриллиантами дам, делающих перед нею величавые реверан-
сы. Слышалась речь - русская, немецкая, польская, французская, английс-
кая, сербская, молдавская, даже татарская. У герцогини закружилась голо-
ва от обилия золота и бархата, серебра и шелка, алмазов и ароматных ку-
рений. Палочкой-выручалочкой в этом заколдованном замке стал для приез-
жих камергер царицы Семен Нарышкин, который с ленцою русского барина
проводил их в отдельные комнаты, небрежно дернул сонетку звонка, нагляд-
но демонстрируя, как вызвать его или прислугу.
- А государыня - в Москве, куда и вам следует ехать.
Лакеи внесли легковесную шубу из соболей, и Нарышкин с удовольствием
накрыл ею невесту:
- Это вам от государыни, дабы в дороге не мерзли.
Едва он оставил женщин наедине, как Иоганна Елизавета сразу же напя-
лила шубу на себя и кинулась к зеркалам:
- Фике, не забывайте, что я ваша мать, и слишком жестоко с вашей сто-
роны видеть свою мать одетой беднее...
Шуба так и осталась у нее. Быстрая перемена обстановки ошеломила и
девочку. Стоило ей высунуть нос из комнат, как великаны-преображенцы де-
лали "на караул", а на хорах флейты и гобои исполняли пасторальный мо-
тив. Присев к столу, герцогиня уже строчила мужу: "Мне страшно при мыс-
ли, что все это делается для меня, для которой в Германии еле слышно
стучали в барабан, а чаще всего и того не делали..." О дочери она не
упоминала: все почести, оказываемые Фике, мать принимала на свой счет!
Чуть ли не в шесть часов утра Нарышкин был разбужен звонком, призы-
вавшим его в покои принцессы. Камергер застал Фике уже полностью одетой;
казалось, в эту ночь она не спала. С видом необыкновенно серьезным де-
вочка указала вельможе на стол, где были разложены заранее бумага с
перьями и чернила с песочницей.
- Господин камергер, - сказала Фике, чинно приседая, - я не знаю, как
сложится моя судьба в России, но она ведь может сложиться и счастливо. -
Допустив паузу, Фике выждала от Нарышкина покорного поклона. - Садитесь,
- велела ему, - и опишите мне обычаи при русском дворе, русские заветы и
пристрастия...
Нарышкин смолоду был дипломат. Не прекословя, он быстро начертал для
нее все-все, о чем она просила. После чего удалился, поцеловал Фике руку
- уже не просто из этикета, а даже с уважением.
Тронулись! Для матери сон еще продолжался:
- Мы попали в волшебную страну. Смотрите, Фике, вся наша карета выло-
жена соболями, а матрасы в ней обтянуты индийским муслином. В нашем по-
езде скачут метрдотель, легион поваров, личный кофишенк и даже конди-
тер... О-о-о, - заколотилась она, - кажется, я начинаю завидовать даже
сама себе!
А взгляд девочки был устремлен за окно кареты, где посвистывали сыпу-
чие русские снега. Тяжко ухали в твердый наст копыта кавалерийского эс-
корта. Выехав из Риги утром, они еще засветло достигли Дерпта, - дороги
были на диво гладкие, по вечерам каждая верста освещалась бочкой с горя-
щей смолою. Бюргерская Нарва встретила их бесподобной иллюминацией, а за
Нарвою кони рванули напрямик - на Петербург...
Вот и первые русские деревни; Фике обратила внимание на какие-то
строения из высоких столбов с перекладинами.
- Это виселицы? - спросила она Нарышкина.
- Нет, качели, - ответил тот...
Фике не поняла, что это такое (в Германии качелей не знали). А в
русской столице властвовали мороз и солнце, все сверкало от инея. Двор
пребывал в Москве, и потому Петербург заметно опустел от знати, диплома-
тов, поваров, посуды и даже мебели. Однако оставшегося декора вполне
хватило для соблюдения церемониалов, и вечером Иоганна Елизавета записы-
вала: "Здесь мне прислуживают, как королеве. Меня посещали дамы, я уже
играла в карты и ужинала с теми из них, которые признаны того достойны-
ми". В этот день Нарышкин спросил Фике: что бы она желала осмотреть в
Петербурге? Ответ девочки был для него неожиданным:
- Я хочу проделать путь, который свершила ваша императрица Елизавета,
когда шла забирать престол для себя.
И на следующий день в точности повторила маршрут Елизаветы - от Пре-
ображенских казарм до Зимнего дворца. А перед отъездом в Москву Фике
пригласили в отдельную комнату, куда следом вошли трое сосредоточенных
мужчин - это были лейб-медики Санчес, Кондоиди и Каав-Баргаве; врачей
сопровождала статс-дама графиня Румянцева, которая с величественным ви-
дом повелела девочке:
- Сейчас вы ляжете на эту софу, господа должны учинить императрице
подробнейший доклад о вашем природном естестве...
Фике было стыдно. Но следовало подчиниться, дабы не возвращаться в
Цербст, который из заснеженных русских далей показался девочке чужим,
заброшенным и никому не нужным.
- Одевайтесь, - разрешила графиня. - Доклад врачей ея величеству пос-
лужит к вящему удовольствию вашей светлости...
Поехали! На каждой станции торжественный поезд ждали свежие лошади,
свежие простыни, свежий кофе и свежие булочки. 7 февраля на раскате кру-
того поворота сани трахнулись об угол избы с такой силой, что у невесты
искры из глаз посыпались, а герцогиня получила удар по лбу, отчего и
явилась в первопрестольную столицу с великолепным синяком. Было 8 часов
вечера 9 февраля, когда возок с невестою нырнул под кремлевские ворота,
длинный поезд вытянулся под окнами покоев императрицы. С треском разго-
релись смоляные факелы, громко стучали двери - каретные и дворцовые. В
суматохе встречающих, средь разбросанных по сугробам сундуков и баулов,
бродила полная молодая женщина в шубе наопашь, с открытою на морозе го-
ловой, сверкая восточным украшением, вплетенным в прическу. Это была
Елизавета... На лестницах Кремля была страшная суета, одни бежали на-
верх, другие вниз. Елизавета походя разговаривала со всеми, смеялась,
что-то указывала, бранилась, ей возражали, она махала рукой, посылая
всех к черту, и тут же суеверно крестилась. Заведя Фике в свои комнаты,
императрица сама стала расстегивать на Фике дорожный капор. Герцогиня,
ошалевшая от "варварской" простоты приема, стала низко приседать, произ-
нося высокопарную речь о знаках благодеяния, которые... Но Елизавета, не
дослушав ее, хлопнула в ладоши, пухлые, как оладьи, - мигом явился Лес-
ток, лейб-хирург ее двора - и указала ему на синяк герцогини, отливавший
дивным перламутром:
- Смажь! Чтоб к утру этого не было...
Над Москвою с треском лопались пороховые "шутихи", в небе плясали
фонтаны огня. Елизавета сама проводила Фике в спальню, велела при себе
