- Что ж ты, Сашка, за женою плохо глядишь? По всему поветуслых тянет-
ся, будто она молодых приваживает. Гляди сам строже, как бы она тебя,
дряхлого, не извела настойками разными. Ей, думаешь, ты нужен? Не, ей
только поместья твои надобны...
После таких наговоров Потемкин, весь трясясь, безжалостно стегал жену
арапником, как доезжачий на охоте вредную собаку. Лишь однажды Дарья Ва-
сильевна за себя вступилась.
- Зверь! - крикнула она мужу. - Оставь терзать. Ведь я снова пузата.
Рожу вот, а потом уж и добивай...
Настала золотистая осень 1739 года.
16 сентября, под вечер, Дарья Васильевна почуяла близость родов и
удалилась в баню, что ветшала на берегу тихой лесной речушки. Здесь она,
корчась на полоке, и родила сына.
Пришел грозный муж и спросил ее:
- От кого зачала погань сию, сказывай! - Взял ребеночка за ногу, как
лягушонка паршивого, понес топить в речке. - Туда-то ему и дорога, -
приговаривал, о корчаги спьяна спотыкаясь.
Младенец, повисну в вниз головой, даже не пикнул. Потемкин встряхнул
дитятко еще разок над глубоким омутом, в котором тихо колыхались ленивые
сомы и ползали черные раки.
- Так от кого же он? От Глинок иль от Тухачевских?
Звериный вопль матери огласил дремучий лес:
- Потемкин он... Уймись, кобель старый!
Так явился на свет Божий Григорий Александрович Потемкин, светлейший
князь Таврический, генерал-фельдмаршал и блистательный кавалер орденов
разных, включая все иностранные (кроме Золотого Руна, Святого Духа и
Подвязки), генерал-губернатор Новой России, создатель славного Черно-
морского флота, он же его первый главнокомандующий, и прочая, и прочая,
и прочая...
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Маленькая принцесса Фике
Для Екатерины II наступила историческая давность... счеты потомства с
Екатериной II уже давно сведены. Для нас она не может быть ни знаменем,
ни мишенью, - для нас она только предмет изучения!
В. О. Ключевский (т. 5, с. 309, 311} История царствования Екатерины
II еще ждет критического изучения.
Сов. истор. энциклопедия, т. 5, стр. 484
1. ДЕВОЧКА ИЗ ПОМЕРАНИИ
Был апогей ее величия и славы... Парики иноземных послов, склонявших-
ся перед престолом этой удивительной женщины, почти касались буклями
драгоценных паркетов. Она любила хлесткие фразы и сейчас вдруг вспомнила
трагическую обмолвку Дени Дидро, который неосторожно сравнил Россию с
"колоссом на глиняных ногах".
- Философия тоже ошибается: Россия - да, колосс, но покоится на ногах
из чугуна уральского. А ведь это даже не страна...
- Так что же тогда? - пискнул кто-то сдавленно (представляя ничто-
жество Пармы или Тешена, Ганновера или Гессена).
- Вселенная, - отвечала императрица, и скипетр ее отразил сияние дня
в алмазах из сокровищ Надир-шаха, а держава в другой руке озарилась мер-
цанием рубинов сказочной Голконды...
Всегда помня о вечности, она заранее составила автоэпитафию на свою
могилу: "Здесь лежит Екатерина... она ничего не упустила, чтобы иметь
успех. Снисходительная, любившая хорошо пожить, веселая по натуре, рес-
публиканка в душе и доброго сердца, она имела немало друзей; труд для
нее всегда был легок; общество и искусство ей постоянно нравились".
А кто она, эта женщина, откуда явилась к нам?
Любой исторический роман начинается с сомнений.
Еще при жизни Екатерины немецкие историки перерыли архивы церквей и
магистрата Штеттина, так и не найдя ни единой бумажки, подтверждающей
даже сам факт ее рождения. Пропажа официальных актов уже тогда вызвала
подозрения: "Каковы же были серьезные причины, заставившие скрывать ее
появление на свет? Что кроется за семейной тайной? Может, незаконность
рождения?.."
Но мне, автору, не под силу разрешить эту историческую загадку, и мы,
читатель, вынуждены покорнейше следовать тем версиям, которые давно сде-
лались официальными.
Над унылыми дюнами Померании задували протяжные ветры; была запозда-
лая весна 1729 года, когда в доме благочестивого принца Христиана Ан-
гальт-Цербстского и его не менее благочестивой супруги Иоганны Елизаветы
в тихую лунную ночь родилась здоровая девочка, которую в честь ее трех
теток нарекли по лютеранскому обычаю тройным именем - София Августа Фре-
дерика.
Родители стали называть ее кратко - Фике!
Германия в ту пору кишмя кишела худосочными отпрысками немецких кня-
зей, которых расплодилось такое множество, что в их обширных родословных
путались даже всезнающие генеалоги. Потому-то никому в Европе не было
дела до девочки, и, туго запеленав новорожденную, ее доверили дремлющей
от усталости акушерке... Давным-давно древнейший славянский Серпск обра-
тился в германский Цербст, а его владетели забыли славянское происхожде-
ние и даже оскорблялись, если им об этом напоминали. За несколько столе-
тий существования дома Ангальт-Цербстского князья этой захудалой динас-
тии не дали германским хроникам ни одной яркой и даровитой личности, -
напротив, Цербст поставлял к услугам Гогенцоллернов ограниченных офице-
ров, никчемных чиновников и безмозглых ротозеев, которые едва кормились
от доходов своего крохотного княжества.
Фике даже родилась вне дома: ее родиной стал померанский Штеттин, где
квартировал 8-й Ангальт-Цербстский пехотный полк. Этим полком командовал
отец, которому в ту пору было уже под сорок. Матери принцессы исполни-
лось только семнадцать. А разница в возрасте дополнялась различием в ха-
рактерах.
Отец - тугодумный и скупой педант, много видевший, но мало знавший,
набожный лютеранин, любил быт казармы, обожал прусских королей и был до-
волен судьбою потсдамского генералмайора.
Мать - мало видевшая, но уже много чувствовавшая, была оскорблена
жалкою судьбой генеральши в прусской провинции, ей хотелось славы и пок-
лонения, чтобы страждущие мужчины толпою теснились в роскошных апарта-
ментах.
Но король не позволил генералу даже занять комнаты в штеттинском зам-
ке - ангальтцы снимали квартиру в частном доме господина Грейнфейгейма
на углу Большой Соборной улицы.
Маленькая принцесса Фике лежала еще в колыбели, а мир открывался пе-
ред нею окном спальни, в котором виднелась церковь святой Марии, и там
звонили колокола... Иногда появлялась мать - гибкая и вертлявая, бойко
стрекочущая каблуками красных туфель. Она дарила дочери мимолетный поце-
луй и с яростью раздавала нянькам искрометные пощечины:
- Приседайте ниже при появлении моей светлости...
Иоганна почасту и надолго пропадала из Штеттина: ей, в отличие от до-
моседа-мужа, было везде хорошо (только не дома!). Сейчас юную ветреницу
манил Гамбург, где ее поджидал любовник - русский аристократ Иван Бец-
кой.
Влажные ветры Померании задували в широкие окна.
Фике разевала беззубый рот, радуясь жизни.
О, как страшна она станет в неизбежной старости!
После Фике у принцессы Ангальт-Цербстской были еще дети, и к каждой
новой беременности она относилась с предельным отвращением, будто муж
дал ей выпить невыразимой гадости.
- Опять, ваша светлость, вы сделали меня несчастной, - упрекала она
принца, шнуруя талию в тиски корсетов. - Теперь я лишена возможности от-
быть в Берлин, дабы своим присутствием украсить прием у нашего доброго
короля...
(В зрелые годы, вспоминая себя прежней маленькой Фике, Екатерина пи-
сала Дидро: "Взрослые не всегда знают, что думают дети, и трудно узнать
им детей, особливо когда доброе воспитание приучило их слушать взрослых
с покорностью... Бывши ребенком, я часто плакала, когда меня обманыва-
ли!")
Отец не обманывал Фике - ее обманывала мать.
Однажды она с небывалой лаской внушила дочери:
- Вы должны сказать его светлости, что давно хотите навестить Гам-
бург, желая повидать свою любимую бабушку и мою высокочтимую мать - гер-
цогиню Голштинскую...
Девочка вошла в служебный кабинет отца:
- Ваша светлость, мой дражайший родитель, я прошу вас дозволить по-
ездку в Гамбург, чтобы я могла повидать бабушку.
Христиан повернулся к Фике столь живо, что с его короткого парика
слетело белое облачко дешевой солдатской пудры:
- Вас научила просить об этом мать?
- Да, - созналась Фикс...
За столом принц Христиан спросил у супруги:
- Прелестная, вы опять желаете навестить матушку?
- С чего вы взяли это, мой добрый друг? - удивилась жена, сразу обоз-
лившись. - Я совсем не желаю снова тащиться по грязи в Гамбург на полу-
дохлых клячах наших нищенских конюшен.
- Но Фике мне сказала...
- Ах, мало ли что выдумает наша Фике!
А вечером в спальне она больно ударила дочь по лицу:
- Пфуй! Как вы несносны и глупы, дитя мое...
Но Фике не была глупа; исподтишка она пристально наблюдала за поведе-
нием взрослых. Девочка рано научилась угадывать, когда они говорят прав-
ду, а когда лгут. Из частых поездок по Германии Фике вынесла верное суж-
дение: ее мать, такая недоступная дома, в Берлине становилась провинци-
альной дамой нижайшего ранга, а отец, всесильный в Штеттине, - лишь нич-
тожный вассал прусского короля, с почтением лобызающий фалды его запы-
ленного мундира. Между тем Иоганна Елизавета, словно бездомная кукушка,
подкидывала своих детей к родственникам, отсылая их от себя подальше,
чтобы не мешали развлекаться. Желая раз и навсегда избавить себя от хло-
пот о Фике, она приставила к ней гофмейстерину, француженку Кард ель,
обязав ее (заодно уж!) служить и наставницей в делах суровой нравствен-
ности... Фике не однажды спрашивала Кардель:
- Скажите, Бабетта, к чему меня готовят, заставляя танцевать под
скрипку и слушать музыку, которую я не выношу?
- Вас готовят к замужеству, - был честный ответ.
- А что я должна делать в замужестве?
- То же самое, что делает ваша мать.
- Но она ведь никогда и ничего не делает.
- Когда вы станете старше, - заключила гофмейстерина, - вы сами убе-
дитесь, что у женщин вашего круга очень много обязанностей перед светом.
А сейчас поиграйте в куклы...
Фике терпеть не могла кукол. Она выбегала на двор, где верховодила
шайкою уличных мальчишек, устраивая между ними побоища. Совсем неподоба-
юще для принцессы Фике ловко обчищала соседские яблони от недозрелых
плодов. Коленки ее были исцарапаны, движения порывисты - как у мальчика.
Родители наряжали ее лишь в самые дешевенькие платья, рваные чулки тут
же штопали, никаких украшений она не знала, и потому в дни народных гу-
ляний, смешавшись с толпою, девочка-принцесса ничем не отличалась от де-
тей штеттинских горожан.
В 1739 году Фике исполнилось десять лет.
В этом году на далекой Смоленщине родился Потемкин.
Крепостная пушка пробуждала Ангальт-Цербстскую принцессу - крики де-
ревенских петухов будили русского мальчика.
Помсрання была еще наполнена грозой и славой русского оружия.
Петра I на эти скудные песчаные берега привело жестокое единоборство
со шведами и политические союзы, которые он торопливо закреплял брачными
связями, раздавая по герцогствам своих царевен и великих княжон. Фике
была поражена, когда мать сказала, что они дальние родственники дома Ро-
мановых:
- Ваш дед Голштинский был женат на Гедвиге, сестре шведского короля
Карла Двенадцатого, воевавшего с Петром Первым. Но зато дочь царя Анна
Петровна была выдана отцом за сына вашего деда, и кровь шведской динас-
тии смешалась с романовской. А муж Анны Петровны, герцог Карл Фридрих,
приходится мне двоюродным братом...
Померания еще хранила следы шведского владычества, но в языке горожан
Штеттина (Щецина) иногда звучала древнеславянская речь, не угасшая в
бурных событиях европейской истории. С малых лет Фике жила под очарова-
нием рассказов о русских людях (о России часто рассуждали родители, хотя
ни отец, ни мать там не бывали). В семье помнили принца Карла, влюблен-
ного в цесаревну Елизавету Петровну; приехав в Петербург, он умер в ка-
нун свадьбы.
