- Надо думать, как возместить эти расходы.
Финк фон Финкенштейн напоминал, что Мария-Терезия уже ввела свои
войска в польское Ципское графство.
- Это приятно, что наша соседка такая наглая. Следовательно, нам не
придется краснеть, если мы последуем ее примеру. Польша обречена, - ска-
зал король, - ее раздел близок, Финк спросил: стоит ли Пруссии тратить
деньги на поддержку барских конфедератов? У короля был готов ответ:
- Конфедератов Бара осыпает золотом герцог Шуазель, еще не догадыва-
ясь, что вода фонтанов Версаля вращает колеса прусских пороховых
мельниц. Екатерина отозвала из Варшавы князя Репнина, за что поляки ска-
жут ей спасибо, и заменила его ничтожным князем Волконским, за что поля-
ки вторично скажут "дзенкую". Я догадываюсь, как сложится война: турки
понятия не имеют о тактике, как не ведают ее и русские генералы. Европа
же вскоре будет хохотать до умопомрачения, наблюдая издали драку кривых
со слепыми.
- А если Россия поставит Турцию на колени?
- Тогда султан сплотится в союзе с Веною.
- А если Россия опередит турок в этом союзе?
- В таком случае мы обязаны опередить русских. Но сначала попробуем
соблазнить Петербург ампутацией польских земель...
Однако русский Кабинет (как докладывал граф Сольмс) решительно откло-
нял любую мысль о разделе Польши. Фридрих, подумав, вызвал к себе
австрийского посла Нугента и пылко обнял его:
- Вы потеряли Силсзию, но она попала в мои порядочные немецкие руки.
Какое нам дело до того, что в Канаде драка англичан с французами, а тур-
ки и русские вцепились друг другу в волосы? Давайте сообща думать о
кровных немецких нуждах.
На прусском берегу Вислы он выстроил таможни, которые перехватывали
польские баржи, плывущие к Данцигу, реквизируя часть товаров в пользу
прусского короля. Если же поляки прижимались к правому (польскому) бере-
гу, пруссаки хватали их крючьями за борта и насильно притягивали к себе
для налогообложения, а торговый оборот Польши от такого пиратского гра-
бежа стал приходить в упадок. В эту наглую аферу сразу вмешался Петер-
бург, и Фридрих был огорчен, что русские везде стригут ему когти.
- Что ж! - Король снова взял русскую ассигнацию и внимательно к ней
пригляделся. - Такую бумажку очень легко подделать. За время минувшей
войны мои банкиры наловчились делать любые деньги, и теперь им ничего не
стоит освоить производство русских ассигнаций... Заодно мы выправим наши
скудные финансы!
Ближе к весне, когда на террасах Сан-Суси уже подтаял снежный покров,
прибыл курьер от прусского посла в Турции.
- Как здоровье графа Цегелина? - спросил король. - Кстати, приятель,
ты прямо из Стамбула, так расскажи, что там творится.
Слухи о небывалом "бакшише", полученном татарами и ногаями с набега
на Русь, докатилась до Стамбула, и вся столица османов разом поднялась
на ноги, готовая моментально растерзать Россию и Польшу. Даже старики на
костылях собирались в поход до Петербурга; не имевшие оружия запасались
веревками, чтобы заарканить побольше русских... Улицы были наполнены го-
вором:
- Поберем всех, как цыплят из-под наседки! Только скажи, Махмуд,
сколько тебе надобно русских, и я приволоку их тебе...
Блистательная Порта давно уже не собирала такую гигантскую армию.
Стамбул задыхался от тесноты, а войска из провинций необъятной империи
все прибывали; новый визирь Эмин-паша выпустил из тюрем даже воров и
разбойников, желавших пополнить рать султана, и скоро в перенаселенном
городе начался голод, какого давно не бывало; янычары подали пример дру-
гим, как следует поступать в таких случаях, - все магазины и пекарни бы-
ли мигом разграблены, от складов остались дымные головешки... В таких
условиях Мустафа III поднял над Сералем зеленое Знамя Пророка (символ
войны с неверными), после чего открылось торжественное шествие улемов и
муфтиев, а все христиане, уже зная, чем такие демонстрации кончаются,
заранее попрятались. Только один посол Марии-Терезии, граф Броньяр, ре-
шил публично выразить солидарность Вены с политикой турецкого кабинета.
Принарядив трех дочерей, заодно с беременной женою, дипломат с утра по-
раньше занял место возле окна в богатой кофейне для созерцания духовной
процессии изуверов. Вот тут его и ущучили:
- Прахоподобный дерзает взирать на Знамя Пророка!
Янычары первым делом вырвали серьги из ушей супруги посла. После чего
семью Броньяра потащили на улицу, где фанатизированная толпа увечила их
палками, а беременную женщину, схватив за волосы, стали топить в помой-
ной канаве... Султан, желая загладить этот случай, допустил Броньяра до
света очей своих, а посол не стал скулить по поводу того, что ему слома-
ли четыре ребра. Мустафа III спросил его любезно:
- Какой у нас мир с вашею Веной?
- Непрерывный, - ответил Броньяр (весь в синяках).
- Я укажу Эмину переделать его из непрерывного в вечный. А сейчас
прими шубу из соболей Тобольска, и вот тебе тысяча пиастров: купи в лав-
ке новые серьги для жены. Смирение, с каким ты перенес наш гнев, вполне
достойно величия твоей мудрой императрицы. Напиши ей, что с русским пос-
лом мы обращаемся еще хуже!
Эмин-паша стронул армию в поход. За Обресковым и членами его по-
сольства был прислан янычарский наряд и лошади с живодерни. Обрескова
взгромоздили на костистый хребет изможденной клячи, связав ноги под жи-
вотом кобылы. В таком оскорбительном виде посла провезли через возбуж-
денную толпу, которая плевала на него, издевалась, требуя его смерти:
- Зачем увозят москов? Отдайте неверных на растерзание!..
Во время проливного дождя прибыли в ставку. Всех русских собрали воз-
ле лелека (шатра, в котором совершаются пытки и казни). Здесь в землю
были вбиты колья, острые концы которых палачи-цыгане заранее смазали ба-
раньим салом.
- Мужайтесь, - сказал Обресков. - Это для нас...
Отовсюду сбежались турки, чтобы посмотреть на адские мучения невер-
ных. Страшные ругательства и свирепые шуточки сыпались на головы русских
дипломатов. Среди чиновников Обресков заметил незнакомого парня и спро-
сил, откуда он взялся.
- Сержант лейб-гвардии Семеновской - Алексей Трегубов, был курьером к
тебе послан, да возле Ясс сшибли меня с лошади...
Ливень разогнал любопытных, а русские все мокли под дождем.
Наконец издалека показалась пышная кавалькада - это ехали на поклон
барские конфедераты во главе с графом Марианом Потоцким. Распахнулись
полы шатра, к ним вышел сам Эмин-паша в богатой лисьей шубе. Потоцкий
спрыгнул из седла и, опустившись в грязь на колено, облобызал края ви-
зирских одежд:
- Вся польская нация повергла себя под защиту лучезарного, непобеди-
мого и святейшего Магометова знамени, которому всемогущий Аллах да нис-
пошлет совершенную победу над русскими. За мной идет восемьдесят тысяч
войска! Мы согласны подарить султану все православное быдло со скотиною
и всем имуществом. Но взамен просим вас отдать нам два города - Смоленск
и Киев.
Эмин-паша с нехорошей улыбкой показал на Обрескова:
- Вон стоят русские! Скажи им об этом сам...
Алексей Михайлович плюнул под ноги магната:
- Честолюбие мерзкое, граф, помутило остатки разума твоего. Даже из
темницы Эди-Куля знаю, какую вы, конфедераты, беду на своих же сородичей
накликали. Или мало вам набега татар на Подолию? Так ступай на турецкий
майдан, граф: там янычары сестрами твоими торгуют... Прочь от меня! Уй-
ди...
Осрамленному графу визирь сказал, что Румели-паша уже назначен "се-
раскиром польской Подолии".
- Несчастная жертва раздоров! Тебе не кажется ли странным, что я не
гоню тебя палками? Не стыдно тебе утверждать, будто за тобою движутся
тысячи конфедератов? Где же они? Покажите их мне. Или вот эти полупьяные
молодые люди, что прискакали сюда ради праздного любопытства? - Визирь
отмахнулся от Потоцкого, сам подошел к русским. - Сейчас я распоряжусь,
- сказал он Обрескову, - чтобы поставили сухую палатку и дали вам посте-
ли. Не сердись на меня, посол: ты и твои чиновники будут казнены позже!
Я сам не хотел бы этого, но янычары не простят милосердия моего...
- Господи, помилуй, - взмолился Алешка Трегубов.
- Не переживай, - ободрил его Обресков. - Я хорошо изучил турок и
знаю их армию. Первый удар бывает потрясающей силы, такой силы, что все
вокруг трещит. Но ежели этот изначальный удар выдержать, тогда османов
трудно воодушевить к новым битвам.
Трегубов ежился под ободранным мундирчиком:
- Эвон, янычары-то уже и палатку нам ставят.
- Погоди - еще и вина поставят. Чем больше их ярость вначале, тем
больше их слабость конечная. Мы победим - верь!
- А в Питерсбурхе-то масленица, гуляют люди.
- Блины со сметаной от тебя не убегут... сыт будешь!
Бурный ливень смыл с кольев баранье сало. Не сумев устрашить русского
посла, турки вернули его в темницу Эди-Куля.
Крым-Гирей задержался в Каушянах, не распуская армию, и на вопрос до
Тотта, почему бы не навестить Бахчисарай, ответил:
- Я жду, когда дуралей Эмин-паша двинется со своей голытьбой к Днест-
ру, чтобы повесить его на воротах Хотина.
- Вы не боитесь, что здесь есть шпионы визиря?
- Если и так, пускай слушают...
Очень далекий от мусульманской ортодоксии, хан пригласил барона в
свой походный гарем. Перед этим врач его, грек Сирополи, дал его свет-
лости крепкую возбуждающую микстуру.
- Доверие Александра Македонского, - шепнул де Тотт, - к своему врачу
Филиппу закончилось...
- Я знаю, чем оно закончилось, - улыбнулся хан. - Но мой лекарь не от
визиря, мне его уступил Гика, господарь валашский.
Он провел француза на дачу; пять женщин с открытыми лицами и голыми
животами сидели на тахте, тихие и сосредоточенные. Хан разделся перед
ними на коврах и с интересом наблюдал за ужимками клоунов. Вдруг лицо
его стало серым.
- Кажется, я помру не в скучнейший момент своей жизни!
Де Тотт крикнул, чтобы сразу арестовали Сирополи:
- Этот подлый грек отравил великого хана!
- Нет, - с трудом поднялся Крым-Гирей на ноги. - Не он отравил меня,
это сделали другие... Сирополи только дал яд.
Разбежавшись, хан грудью распахнул двери гарема - прямо в зацветающий
сад - и громко позвал музыкантов, которые сбежались к нему с инструмен-
тами. Крым-Гирей умирал эпикурейцем - без жалоб и стонов. За минуту до
смерти он еще хохотал как безумный. А когда умер, скрипки еще пели над
ним, бубны еще громыхали и музыканты боялись остановиться... Посол Фран-
ции вышел.
- Что вы натворили? - сказал он Сирополи. - Ведь вы лишили империю
османов самого талантливого и умного полководца!
В ответ врач показал ему свой паспорт до Бухареста, подписанный вели-
ким визирем Эмином-пашой. Шесть лошадей в траурных попонах потащились
через тоску ногайских степей, отвозя хана в Бахчисарай, на кладбище его
предков. Ногаи вдруг ощутили трагическое одиночество. Барон де Тотт вые-
хал в едисанские раздолья, где разыскал сераскира ногайских орд - Ша-
гин-Гирея, племянника покойного хана. Это был молодой человек с тонким
лицом европейского склада. Годы, проведенные им в Венеции, насытили его
душу жаждою культуры, но в повадках Шагин-Гирей остался дик, как истин-
ное дитя восточных сатрапий. Он сказал, что не простит туркам:
- Они убили моего дядю, а престол ханов в Бахчисарае превратили в по-
роховую бочку, на которую страшно садиться. Пришло время поднять все оп-
рокинутое и обрушить все сооруженное. Вы спрашиваете о реальной силе? Но
миллионы моих любимых ногаев - вам этого мало? Бренные остатки Золотой
Орды, мы еще достаточно сильны, чтобы вести с Петербургом самостоя-
тельный политический диалог. Пусть русские, если хотят, идут к Черному
морю, лишь бы они не мешали нам кочевать в этих степях.
- То, что вы говорите, сераскир, это безумно.
- Безумно упрекать человека в безумии, если он говорит правду. Найди
