нет державы более могущественной, нежели опять-таки наша Россия...
Она заметила шушуканье средь послов иноземных. Резким жестом Екатери-
на выбросила скипетр вперед.
- Не желаю я дожить, - звонко выкрикнула она, - до такого дурного
несчастия, когда бы намерение законов наших исполняемо не было! Боже
всех нас сохрани, чтобы после окончания работ над законами оказалось бы,
что где-то в мире еще существует народ, который счастливее народа нашего
- великого народа русского!..
Заиграли на хорах трубы, стали избирать маршала. Больше всех голосов
получили братья Орловы, а менее всех князь Михаила Щербатов, депутат
ярославский, и, человек тщеславия непомерного, он уже разъярился, ходил
меж рядами депутатских и порыкивал:
- Нонеча, скажу я вам, породу древнюю не почитают. Всякие пьяные бур-
лаки вперед прут, а нас, бедных бояр, затискали.
- Эвон мужики-хлеборобы сидят, - указал ему Гришка Орлов, - у них по-
рода твоей, князь, древнее. Так почитай их!
- Как тебе не стыдно, граф, меня с ними равнять?
Между спорщиками круто вломился одноглазый Потемкин:
- Тиха, тиха... Ведь еще прения-то не начинались!
Орловы добровольно уступили жезл маршала комиссии генералу Александру
Ильичу Бибикову. Отмолившись, четыре дня подряд вслух зачитывали Наказ
императрицы, а в пятом заседании, уже соловея, стали проявлять ретивое
нетерпение:
- Чем возблагодарим матушку за мудрость ея?
- Арку триумфальную воздвигать надо!
- Чего там арку? Статуй отольем из чистого золота...
От арки и золотой статуи Екатерина отказалась:
- Нельзя ставить памятники при жизни человека. Пусть он помрет снача-
ла, никак не менее тридцати лет должно миновать, чтобы страсти поутихли,
чтобы свидетели дел повымерли, - лишь тогда истина обнаружится и поймут
люди, достойна ли я места в истории государственной... Тогда уж и
ставьте, черт с вами!
А князь Щербатов все ходил да порыкивал:
- Такового повреждения нравов на Руси, каковое с очами плачущими наб-
людаем в сие царствование, еще не бывало, и предки наши благородные в
гробах стонут от временщиков и куртизанов происхождения подлого. Деды
наши по Европам не шастали, виноградов разных не пробовали, оттого и жи-
ли по сто лет без болезней да в сытости доброй...
Бибиков предложил Екатерине титуловаться "Премудрой и Великой матерью
Отечества", но опять не угодил.
- Побрякушками не украшаюсь! - отвечала она. - Уж не такая я, Алек-
сандр Ильич, премудрая, как тебе кажусь, а мать отечества лишь по долгу
своему... Величие человека чаще всего есть не его собственное, а лишь
тех великих людей и событий, которыми он удосужился окружить себя... Вот
ежели удастся мне такого сочетания достичь, тогда-да, не спорю, стану и
я великой!
Она вышла на балкон дворца, под нею хороводил и галдел народ московс-
кий, и князь Вяземский не удержался от лести:
- Ах, матушка наша! Гляди сама, сколь много расплескалось на этих
стогнах радости и любви к тебе, великая государыня.
Екатерина хорошо знала цену любой лести:
- Если бы сейчас не я на балкон вышла, а ученый медведь стал бы "ба-
рыню" отплясывать, поверь, собралась бы толпа еще больше.
Братьям Паниным она присвоила титул графский.
- Пять лет прошло, - когда же война, Никита Иваныч?
- Сейчас и начнется, - ответил ей "визирь".
...Было очень жаркое лето 1767 года.
ЗАНАВЕС
Панин был прав: борьба возникла, едва депутаты перешли к обсуждению
своих наказов. Екатерина укрылась в древнем тайнике Грановитой палаты,
иногда на цыпочках проходила за ширмами, поставленными за спиной Бибико-
ва, откуда и слушала, что говорят. Ей давно казалось, что русская жизнь
уже вполне изучена ею, - и вдруг, в этой яростной брани сословий, она
ощутила свое полное неведение страны, а это был болезненный удар по ее
самодержавному самолюбию... Потемкину она честно призналась:
- Сама улей отворила, и потому некого винить, что пчелы жалят. Спаси-
бо камчадалам да самоединам, которые, в Блэкстоне и Монтескье не разоб-
равшись, рады, что в тепло попали, и об одном молят, чтобы не обижали их
зыряне. Нет у меня гнева и на мужиков, которых ярославский депутат князь
Щербатов публично "скотами ленивыми" обзывает... Об одном прошу: будьте
бдительны!
Потемкин старательно вникал в разноголосицу прений, чтобы соколом ри-
нуться на звучание любой оплеушины, следил, чтобы гражданская борьба не
обернулась мордобоем кабацким. Бибиков дерзновенных штрафовал - в пользу
сироток и подкидышей. А права сословий перемешались в спорах озлоблен-
ных. Дворяне требовали для себя владения фабриками, желая иметь доходы
купеческие; заводчики, подобно дворянам, хотели крепостными владеть, как
ими дворяне владеют, - Грановитая палата еще никогда за всю историю не
слышала таких истошных воплей: рабов, рабов, рабов нам!
Но раздавались и здравые голоса: нельзя же у крестьян брать, ничего
взамен не давая, и таким доброжелателям учинял отпор князь Михаила Щер-
батов, надменный трубадур чваннобоярской аристократии, столбовой глаша-
тай ее древне-исторических прав:
- О свободе рабов наших и толковать-то мне совестно, ибо всякий веда-
ет, что держать подлых на цепях надобно, яко псов смердящих, ослабь же
цепь - изгрызет он тебя!
Щербатов доказывал: управляя рабами, дворянин учится управлять госу-
дарством, а поместье его-это лишь образчик империи. Князя поддерживал
верейский депутат - Ипполит Степанов:
- Давно примечено, что помещики в ласковости живут с рабами, балуя их
всячески, как родители детишек своих.
- И детишки балованны режут по ночам родителей своих, а жилища их
поджигают в ласковости! - не выдержал Григорий Орлов, для которого не
прошли даром ни общение с великим Ломоносовым, ни гатчинские опыты с
крестьянами...
Потемкин вздрогнул от ругани Степанова:
- Гораций писал о себе, что столь беден был - всего трое рабов ему за
столом услужали... А сколь у тебя, граф, лакеев?
Глаза фаворита даже побелели от бешенства.
- А зачем тебе знать? Говори что хочешь, но Горация-то к чему прип-
лел? Лучше еще разочек Наказ матушки прочитай.
- Уже слыхал... дурь ее! - И верейский депутат под ноги себе Наказ
бросил, начал топтать его...
Екатерина указала Потемкину из-за ширмы:
- Взять его - в безумии он.
Потемкин с рейтарами повлек Степанова на двор. Депутата (неприкосно-
венного!) запихнули в кибитку, обшитую кожей, и отвезли не домой в Ве-
рею, как наивно полагал он, а чуть дальше - прямо на Камчатку. Но уже
раздались дерзкие голоса, чтобы впредь императрица самовольно указов не
предписывала, а прежде спрашивала одобрения депутатов комиссии, с чем
маршал Бибиков весьма неосмотрительно и согласился.
- Вестимо, - сказал он, важничая, - что, наших умных речей послушав,
государыня и сама не захочет дела без нас решать...
Александр Ильич и сам испугался своим резонам. За ширмою вдруг гро-
мыхнуло упавшее кресло, послышался хруст платья удаляющейся императрицы.
Наконец, в дебатах "порода" схлестнулась с "чином": старый, наболевший
вопрос! Щербатов и его присные стали призывать к уничтожению петровской
"Табели о рангах", чтобы дворянство было лишь обретенное от предков:
- А подлому люду гербов и карет не заводить!
Против него стенкою встали офицеры и чиновники, заслугами украшенные,
но предков славных - увы! - не имевшие:
- Что значит породой Ведь если твоих предков копнуть глубже, так на-
верняка был кто-то первый из Щербатовых, который до княжения своего зем-
лю пахал, как и наши родители ее пахали...
Екатерина, послушав эту брань, сказала Вяземскому:
- Они правы! Если отнять у людей надежду на возвышение, то руки у
всех на Руси отсохнут и никто ничего делать не станет. А держава одной
аристократией сильна не будет...
В спорах быстро миновало лето, потекли дожди, похолодало. Неожиданно
в комиссии раздался голос Григория Коробьина, депутата козловского, ко-
торый осудил жестокий произвол крепостников, призывая ограничить власть
дворянскую над душами порабощенными. А когда сличили козловский наказ с
его словами, то выяснилось, что, посылая Коробьина в комиссию, дворяне
просили его совсем о другом - об усилении власти дворян над крепостными!
Началась драка. Потемкин подоспел, когда несчастного депутата крепостни-
ки уже топтали ногами... Рейтары вырвали избитого из кромешной свалки,
Потемкин оттащил его на двор, присыпанный первым снегом.
- Умойтесь, сударь, - сказал он ему.
Коробьин снегом вытер лицо от крови:
- Меня вот не слушают, а я ведь прав: придет время, не за горами оно,
когда поднимется Русь мужичья, и как я сейчас плачу, так будут рыдать
те, кто меня не слушает. Но мои-то слезы еще натуральные, а вот ихние
будут кровавыми...
Екатерина после этого решила покончить с комиссией, но прежде созвала
сенаторов, вытряхнув на стол перед ними целый ворох челобитных, что были
поданы на ее имя.
- Шестьсот слезниц! - сказала она. - И все от крестьян, удрученных
поборами, зверствами дворянскими.
Граф Петр Иванович Панин решил отвечать за всех.
- Надобно рабам нашим, - заявил генералище, - крепко и наижесточайше,
под страхом истязания мучительного, запретить на своих господ жалиться,
тогда и челобитных пустых не станет.
Екатерина подписала указ - со слов панинских. Генерал-прокурор князь
Вяземский справедливо (!) заметил, что она поступает крайне нелогично.
- В таком случае, - сказал князь, - нет смысла осуждать и зверства
Салтычихины, ибо судебный процесс над нею не с бухты-барахты, а именно с
жалобы крестьян начался...
- За логикой, - раздраженно ответила Екатерина, - вы в Ферней поез-
жайте, а сидя на бочке с порохом, о логике не думают! Как бы поскорее с
бочки-то спрыгнуть да убежать подалее...
Она спешно укатила в Петербург, чтобы бежать от собственных фантазий,
чтобы не запятнать себя кровью Салтычихи!
"Милостивый государь мой, донесу только вам, что у нас в прошедшую
субботу соделалось. Воздвижен был на Красной площади ашефот, возвышенный
многими ступенями, посреди коего поставлен был столб, а в столб вбиты
три цепи; и того дня сделана публикация, а по знатным домам повестка,
что будет представлено позорище... везена была на роспусках Дарья Нико-
лаевна вдова Салтыкова... по сторонам которой сидели со шпагами гронаде-
ры. И как привезена к ашефоту, то, сняв с роспусков, привязали (ее)
цепьми к столбу, где стояла она около часу. Лотом, посадя паки на рос-
пуски, отвезли в Ивановский девичий монастырь в сделанную для ней... по-
каянную (камеру), коя вся в земле аршина в три (глубиной), и ни откуда
света ей нет. Когда есть должно будет, и то при свече, и как отъест,
огонь ведено гасить, и во тьме ее оставить. И быть ей так до самой смер-
ти...[15] Что ж принадлежит до народу, то не можно поверить, сколь было
при казни онаго: на всех лавочках, даже на крышах домовых - несказанное
множество, так что многих передавили, а карет переломали довольно-та-
ки... Еще донесу: у нас уже зима, на саночках ездить стали".
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
Напряжение
Необходимая судьба
Во всех народах положила,
Дабы военная труба
Унылых к бодрости будила.
Михаила Ломоносов
1. ЗАВЯЗКА ВОЙНЫ
Сначала были: Бар-Умань-Балта.
Но завязка всему находилась в Варшаве..
Король Станислав Август Понятовский проснулся, на его груди покоилась
голова прекрасной княгини Изабеллы Чарторыжской, женщина открыла ослепи-
тельные глаза:
- Думай о Польше, круль, спаси ее.
- О, как бы я хотел этого, сладчайшая из женщин...
Въезд раше Коспапки Радзивилла в Вильно свершился при набате колоко-
лов, за каретой катились пушки, шагали солдаты, а полковник Василий Кар
не давал воеводе напиться до потери сознания. В разгар прений Варшавско-
го сейма появился князь Репнин:
