сытный "янки-хаш" (картофель, перетертый с мясом).
После долгих странствий увидел он белых овечек на зеленой траве, из-
дали помахали ему крылья лесопильных мельниц. Дядя Хрисанф сидел в кон-
торе, привычно подсчитывал лесины на складах, а кот нежился на лавке,
лениво жмуря янтарные глаза.
- А-а, вот и ты! Нагулялся, племяшек...
Прошка поклонился дяде в пояс - нижайше - и рубль дареный вернул,
сказав, что сберег его как память.
- Порадую вас, дядечка, успехами: голландский постиг, погишпански то-
же могу... Иной раз дух от чудес захватывало, а я все вас и вашего кота
вспоминал с ласкою... мяу-у!
- Пшшшш, - ответил кот, быстро его оцарапав.
Дядя посмотрел на босые ноги племянника:
- Обувкой, гляжу, не обзавелся. А на шее - отметина.
- Это ножом... Ладно. Бог миловал.
- А ногу-то чего волочишь, как бабка старая?
- Избили и в люк кинули. Пройдет и это...
Прошка сел и спросил, какие новости в России:
- Помнится, императрица Лисавета болеть у чала?
- На том свете ее черти подлечат. Поздравляю тебя с новою государыней
на Руси - с Екатериной по счету второй, ныне она на Москве зажилась, ко-
рону примеряет! Это дело не наше, не поморское - пущай цари балуются, а
нам работать надо...
Целую неделю его не трогали. Потом заточил топор, пошел трудиться на
верфи. Возле молодых кораблей хорошо пахло. А где-то страшно далеко от
Соломбалы гремели московские колокола...
2. ОБОСТРЕНИЕ
На смену спившемуся Кейту послом в Россию назначили лорда Букингэма,
и мрачный алкоголик Питт Старший, провожая его в дорогу, сказал, что
Екатерина - верная раба английского кабинета, а приехав в Россию, можно
сразу браться за ножик, чтобы отрезать вкуснейший кусок от громадного
русского пудинга: "Мы выиграли у французов Канаду на полях битв в Европе
руками прусского короля. Ваша цель - возобновить истекший союз с Росси-
ей, а банки Сити не простят вам, если их купцы не получат транзита в
Персию... Нам нужна русская Волга, чтобы через нее завоевать персидские
рынки шелка!" Чего тут не понять? Букингэм все понял. Петербург был пус-
тынен. Панин отсутствовал, при Коллегии иностранных дел скучал ви-
це-канцлер князь Александр Михайлович Голицын, который словно и ждал яв-
ления милорда:
- Наконец-то и вы! Я предъявляю Англии первый счет. Ваши каперы снова
разграбили русские корабли с товарами. Спрашиваю - доколе это варварское
пиратство будет продолжаться?
- Среди товаров пропали и ваши вещи?
- Да. Я выписал из Франции: мебель... посуду...
- Назовите сумму, и Сити немедля возвратит стоимость.
- Ах, оставьте! - отвечал Голицын с явным раздражением. - Стоимость
унижения нашего флага не окупается деньгами... Предупреждаю, посол: если
вам вздумается вести перед императрицей речь по-английски, она ответит
вам на языке русском, а протокол перевода будет вручен вам сразу же...
Из Москвы посол отправил в Лондон первое донесение: "После ужина сле-
дуют менуэты, кадрили, мазурки. Всякий русский, кому не стукнуло еще де-
вяносто, водит полонез. Дамы замучены танцами до полусмерти, из 14 фрей-
лин 13 стали хромыми". Дельцам Сити подобная информация не сулила ника-
кой прибыли... В Успенском соборе, где Екатерина прикладывалась к мощам
святых угодников, Букингэм нашептал французскому послу Луи Бретейлю:
- Я вчера спрашивал императрицу, чем она озабочена, она ответила, что
это лишь обычная усталость, но дела империи идут блестяще. Говорят, она
неутомима, как молодая лошадь.
- Вы, - отвечал Бретейль, - не слишком-то доверяйте ее словам и пос-
тупкам. Видите, как усердно лобызает она старые кости? Но в этот момент,
смею вас заверить, императрица думает не о Боге, а лишь о том, как она
выглядит со стороны.
- Выглядит прекрасно!
- Согласен. Но озабоченность императрицы не от усталости: недавно в
Петербурге три ночи подряд шла дикая кровавая бойня в гвардейских казар-
мах. Солдаты бились с оружием в руках. Все это строго засекречено. Нико-
го не судили, но множество гвардейцев раскассировали по дальним степным
гарнизонам...
В окружении ассистентов, несущих концы ее горностаевой мантии, Екате-
рина проследовала в собор Архангельский, и два ливня шумели над ее голо-
вой - дождь из монет серебряных, дождь из золотых жетонов. Букингэм
спрятал один из жетонов в кошелек.
- Я слышал, - продолжал он, следуя в сонме посланников, - что старый
канцлер Бестужев-Рюмин собирает подписи сановников, желающих видеть им-
ператрицу женою Григория Орлова.
- Екатерина не согласится на такой марьяж. Лучше помолчим, - оглядел-
ся Бретейль, - а то к нам уже стали прислушиваться...
Вечером был ужин в Грановитой палате, а "функцию" при столе Екатери-
ны, следя за сменою блюд, исполнял Григорий Орлов, ставший графом. Ека-
терина поманила пальчиком Бретейля:
- У меня к вам просьба, посол. Найдите способ переубедить Вольтера,
дабы он исправил историческую ошибку, возникшую по вине Ивана Шувало-
ва... Не знаю, с чего он взял, будто в моем восшествии на престол повин-
на Дашкова!
Букингэм в толпе придворных отыскал Бретейля:
- Я хотел бы видеть русскую княгиню Дашкову.
- Вот она, - показал француз, - с раздутыми щеками капризного ребен-
ка, который умудрился заснуть с кашей во рту.
- Говорят, эта дурнушка - большой философ?
Государственная казна пустовала, а казна церковная была переполнена.
Людей в стране не хватало, а 900 000 душ (почти миллион мужиков) были
закрепощены церковью, плоды их трудов пожинал конклав наместников божи-
их. Екатерина не побоялась выступить в Синоде с речью. "Я, - сказала она
иерархам, - отдаю вам справедливость: вы люди просвещенные. Но от чего
происходит, что вы равнодушно взираете на бесчисленные богатства, кото-
рыми обладаете и которые дают вам способы жить в преизбыточестве благ
земных? Ведь царство апостолов было не от мира сего... вы меня понимае-
те? - намекнула она. - Как же вы, не терзаясь совестью, дерзаете обла-
дать бесчисленными богатствами, а владения ваши беспредельны, и они де-
лают вас равными с царями в могуществе. У вас очень много подвластных...
Вы не можете не видеть, что все ваши имения похищены у народа... Если вы
повинуетесь законам совести, то не умедлите возвратить государству все
то, чем вы неправильно обладаете".
Дважды в неделю заседая в Сенате, терпеливая и выносливая, Екатерина
решила расправиться и с монополистами. Обратясь к Александру Шувалову,
она протянула через стол руку:
- Если копеечки с лесов архангельских не дал, так хоть плюнь мне в
ладонь, граф! Ты два миллиона пограбил, а Гом триста пятьдесят тыщ от
казны взял. Что вернули стране? Молчишь? - спросила в ярости. - Молчи,
молчи... Гома твоего мне уже не поймать. Зато ты, граф, всегда под рукой
у меня! За все ответишь...
Она отняла у него Уральские заводы, вернув их в казенное ведомство.
Сенаторам было заявлено, что отныне ни таможенные сборы, ни главные про-
дукты питания не будут поступать в монопольное право частных лиц:
- Растащить все можно. Даже из такой бочки бездонной, какова Россия
наша! Ведайте, господа высокие сенаторы: из кормушек казенных впредь не
персоны, а едино государство сыто будет.
Предстояло еще разобраться с генерал-прокурором. Глебову она напомни-
ла, что при Елизавете из-под австрийского угнетения бежали на Русь сла-
вяне, которых и расселили в южных степях, где образовался целый край -
Новая Сербия. Но многих славян Глебов закрепостил в свое личное рабство,
а деньги, отпущенные от казны для устройства Сербии, в карман себе поло-
жил.
- Поправь, если не так, Александр Иваныч!
- Да нет. Все так, - не стал увиливать Глебов.
Екатерина нюхнула табачку. Правда, что генерал-прокурор не раз выру-
чал ее, еще великую княгиню, давал взаймы, обратно долгов не требуя.
Екатерина крепко защелкнула табакерку:
- Все говорят, что живешь ты взятками.
Глебов не стал падать перед ней на колени:
- А вы спросите - с кем акциденциями я делился?
- С кем? - спросила Екатерина.
- Да с вами же...
Далее Глебов заявил: "Более нежели известно вашему величеству, что
деньги, некогда вам мною подносимые, были приобретены мною непозволи-
тельными средствами". Глебов теперь сам атаковал ее.
- Ас чего бы это я долги ваши покрывал? С каких таких шишей вы в кар-
ты тыщами проигрывали?
Екатерина пинком ноги распахнула двери:
- Прочь! И больше на глаза не являйся... По горло сыта я уже тем
ядом, коим от Шуваловых ты напитался! Вон...
Успокоившись, велела звать князя Вяземского, слывшего в обществе за
человека недалекого, зато честного. Явился он - чистенький толстячок,
внимательный, часто мигающий, готовый принять на веру все-все, что она
ему скажет.
- Александр Алексеевич, на самой высокой ступени государственных ран-
гов укоренились лихоимство и взяткобрательство.
Правды нет! Ты сам ведаешь, что в Сенате даже писцов порядочных не
завели: бумаги марают, как хотят, истину искажая. Дела судебные возами
по Руси возят, жгут на кострах и пудами в реках топят.
Арестанты же под следствием годами по тюрьмам маются. Глебова отдам
под суд. Он мне тут разливался, что доход России всего миллионов шест-
надцать, и просил сей цифре верить. Но я, безверная, на чужую веру не
полагаюсь. Не может быть, чтобы страна, столь великая и богатая, всего
шестнадцать жалких миллионов имела в доходе... Тут что-то не так! - Ека-
терина велела Вяземскому провести строгую ревизию. Потом намекнула, что-
бы князь был готов принять должность генерал-прокурора империи. - А та-
кое положение всегда бывает сопряжено с враждебным отношением двора,
друзей, близких... Не страшно ли тебе?
- За вашей спиной - как у Христа за пазухой.
Екатерина пошла на предельную откровенность:
- А ведь беда будет. Ныне любая малость, князь Александр, может при-
весть крестьян наших в отчаяние всеобщее.
У нее была уже готова инструкция для Вяземского: "Прошу быть весьма
осторожну... если мы не согласимся сейчас на уменьшение жестокости и
уморение человеческому роду нестерпимого положения, то против нашей воли
оную возьмут силою рано или поздно". Екатерина стояла перед ним, прямая
и строгая, оголенные руки ее покрылись красными пупырышками. Нагнувшись,
она раскрыла кабинетный сундук, в котором хранились 930 челобитных на ее
имя, выбрала из них прошение конюха Ермолая Ильина:
- Салтычиху гадкую следует наказать публично, дабы простой народ ви-
дел, как я пекусь о положении предела злодействам помещичьим. Сама жен-
щина, сама детей имела, и оттого не могу признать Салтычиху особой женс-
кого роду: прошу тебя, князь Александр, выделить ее-как изверга и урода
мужского полу...
Оставшись потом одна, Екатерина нервно потерла руки:
- Ах, как меня здесь не любят... кругом... все! Ну, ничего: лет через
десять привыкнут, через двадцать прославят, а после смерти проклянут...
Исторически все идет правильно!
Ночью ее почти сдернул с постели Гришка Орлов:
- Вставай! Опять заваруха началась.
Алехан втащил страшно избитого ротмистра Ями некого:
- Выкладывай все, как на духу, иначе затрясу!
Тот и рассказал, что было пьянство в гвардии, государыню излаяли гру-
бо: мол, обещала Панину регентшей стать при сыночке Павлике, а сама под
корону подлезла. Петр Хрущев пил и порыкивал: "Нажаловала чести, а нече-
го ести". Его поддерживали: "Орловых всех переберем, особливо надобно
искоренить Алехана, плута главного!" Говорено было за винопитием, что
Орловы графами уже стали, "но с постели-то Катькиной на престол переска-
чут". И решили дружно - не бывать Екатерине, а быть Павлу или несчастно-
му Иванушке, которого в тюрьмах морят всячески. Братья же Гурьевы пуще
всех ярились на императрицу: "Еще разок переменим! Сколько ж можно баб
на престол сажать - пора и поумнеть..."
