тогда от притягательности земли в прямой зависимости от силы, с
которой земное притяжение действует на его тело. В такие
мгновения перегородка между мыслями и миром становится
пористой, она пропускает человеческие мысли на свободу подобно
тройным ситам. В этот краткий миг, когда холод так легко
проникает в человеческое тело, мысли человека, бурля,
вырываются из него, и их можно прочитать без большого труда.
Тот, кто обратит внимание на засыпающего, сможет и без
специальных упражнений понять, что он думает в этот момент и к
кому его мысли обращены. А если вы упорными упражнениями
овладеете искусством наблюдения за человеческой душой в тот
момент, когда она открыта, вы сможете продлевать время
наблюдения все дольше и проникать все глубже, в сам сон, вы
сможете охотиться в нем, как под водой с открытыми глазами. Так
становятся ловцами снов.
Эти исповедники спящих, как называли их хазары, аккуратно
записывали свои наблюдения, так же как делают это астрономы или
астрологи, читающие судьбу по Солнцу и звездам. По приказу
принцессы Атех, покровительницы ловцов снов, все, что связано с
этим искусством, вместе с жизнеописаниями наиболее выдающихся
ловцов и житиями пойманной добычи, было собрано и сведено в
одно целое, своего рода хазарскую энциклопедию, или словарь.
Этот хазарский словарь ловцы снов передавали из поколения в
поколение, и каждый должен был его дополнять. С этой целью
много веков назад в Басре была основана специальная школа,
"братство чистых", или же "друзей верности", - секта, которая
сохранила в тайне имена своих членов, но издала "Календарь
философов" и "Хазарскую энциклопедию", однако эти книги были
сожжены по приказу халифа Мостанджи вместе с книгами исламского
отделения этой школы и сочинениями Авиценны. Таким образом,
первоначальная версия хазарского словаря, созданная при
принцессе Атех, не сохранилась, тот текст словаря, который есть
у меня, это лишь арабский перевод, и это единственное, что я
могу тебе дать. Так что возьми его, но знай, что ты должен
хорошо выучить все его статьи, потому что, если ты не будешь
как следует знать словарь своего искусства, может случиться
так, что ты упустишь свою самую главную добычу. Итак, знай: при
охоте на сны слова хазарского словаря - это то же, что следы
льва на песке перед обычным охотником.
Так говорил старик, и вместе со словарем он дал Масуди под
конец и один совет:
- Бренчать на струнах может каждый, а ловцом снов может
стать только избранник, тот, кому это даровало небо. Оставьте
свой инструмент! Ведь лютню выдумал еврей по имени Ламко.
Бросьте ее и отправляйтесь охотиться! Если ваша добыча не умрет
в чужом сне, как это случилось с моей, она приведет вас к цели!
- А какова цель охоты на сны? - спросил Масуди.
- Цель ловца снов понять, что любое пробуждение - это лишь
ступень в процессе освобождения от сна. Тот, кто поймет, что
его день - это всего лишь чужая ночь, что два его глаза - это
то же самое, что чей-то один, тот будет стремиться к настоящему
дню, дню, который принесет истинное пробуждение из собственной
яви, когда все становится гораздо более явственным, чем наяву.
И тогда человек наконец увидит, что он одноглаз по сравнению с
теми, у кого два глаза, и что он слеп по сравнению с теми, у
кого открыты глаза...
А когда наступил месяц раби-аль-ахир и третья джума в нем,
Масуди впервые заглянул в чужие сны. Он заночевал на постоялом
дворе рядом с человеком, лица которого не было видно, но слышно
было, как он напевает какую-то мелодию. Масуди в первый момент
не понял, в чем дело, но слух его был быстрее мыслей. Имелся
женский ключ с отверстием вдоль оси, полый внутри, который
искал мужскую замочную скважину с осью внутри. И он нашел ее.
Лежавший с ним рядом в темноте человек вообще-то не пел, пел
кто-то в этом человеке, кто-то, кого этот человек видел во
сне... Стояла тишина, так что было слышно, как у певца,
лежащего рядом с Масуди в темноте, цветут волосы. И тогда
легко, как в зеркало, Масуди вошел в огромный сон, засыпанный
песком, не защищенный от дождя и ветра, населенный дикими
собаками и мечтающими о воде верблюдами. Он сразу почувствовал,
что ему грозит опасность остаться калекой, и грозила она ему со
спины. Все же он зашагал по песку, который поднимался и
опускался в ритме дыхания спящего, В одном из углов сна сидел
человек и мастерил лютню из дерева, которое до этого лежало в
ручье, корнями к устью. Сейчас оно было сухим, и Масуди понял,
что человек делает инструмент тем способом, который был
известен 300 лет назад. Значит, сон был старее того, кто его
видел. Время от времени человек из сна прерывал работу и брал в
рот горсть плова, каждый раз удаляясь от Масуди по меньшей мере
на сотню шагов. Благодаря этому Масуди увидел сон до самого его
дна, там было мало света, испускавшего неописуемый смрад. В
глубине виднелось какое-то кладбище, где два человека хоронили
коня. Одним из них был тот, кто пел. Но сейчас Масуди не только
слышал песню, но и увидел вдруг певца. Во сне спящего рядом
человека возник какой-то юноша, один его ус был седым. Масуди
знал, что сербские псы сначала кусают, потом лают, валахские
кусают молча, а турецкие сначала гавкают, а потом кусают. Этот,
из сна, не относился ни к одной из этих пород. Масуди запомнил
его песню, и завтра ему надо было поймать следующего, кого во
сне навещает тот же самый юноша с седым усом. Масуди сразу
придумал, как это сделать. Он собрал несколько лютнистов и
певцов - компанию охотников для облавы - и научил их петь и
играть под своим управлением. У него на пальцах были перстни
разных цветов, и каждый цвет соответствовал десятиступенчатой
лестнице звуков, которой он пользовался. Масуди показывал
певцам тот или другой палец и по цвету перстня, который
требовал своего тона, так же как каждый род зверей выбирает
только свой род пищи, они знали, какой тон брать, и никогда не
ошибались, хотя мелодия была им незнакома. Они пели в местах,
где собирался народ-перед мечетями, на площадях, возле
колодцев, - и мелодия становилась живой приманкой для прохожих,
которые по ночам обладали той добычей, которую искал Масуди.
Такие застывали на месте, будто увидели лунный свет, льющийся с
Солнца, и слушали как зачарованные.
Выслеживая свою добычу, Масуди шел из города в город вдоль
берега Черного моря. Он начал подмечать особенности тех, кто
видит сон, ставший его целью. Там, где число людей, которых во
сне навещает седоусый юноша, увеличивалось, он отмечал
удивительные вещи: глаголы в речи приобретали более важную
роль, чем существительные, которые вообще выбрасывались при
малейшей возможности. Иногда юноша появлялся во снах целых
групп людей. Армянские купцы видели его под виселицей,
установленной на повозке, запряженной волами. Он ехал так через
прекрасный каменный город, и палач выщипывал ему бороду. Видели
его потом и солдаты, он хоронил коней на хорошо ухоженном
кладбище над морем, видели его с женщиной, лицо которой
невозможно было разглядеть во сне, виднелись только те места,
величиной с зерно, где седоусый оставил следы поцелуя на ее
щеке... А потом вдруг добыча исчезла из виду, и Масуди потерял
всякий след. Единственное, что он мог сделать,- это внести в
свой "Хазарский словарь" все, замеченное им во время этого
путешествия, и его записи, и старые, и новые, распределенные по
алфавиту, путешествовали вместе с ним в зеленом мешке, который
становился все тяжелее и тяжелее. У Масуди, однако, было
чувство, что от него ускользают сны, которые снятся кому-то,
кто был совсем рядом, что он не успевает их схватить и
определить, чьи они. Число снов было большим, чем число спящих.
Тогда Масуди обратил наконец внимание на своего верблюда.
Окунувшись в сон животного, он увидел юношу с шишковатым лбом и
с необычными разноцветными усами, которые, казалось, были даны
ему в наказание. Над ним светило созвездие, которое никогда не
отражалось в море. Он стоял у окна и читал книгу, брошенную на
пол к его ногам. Называлась книга "Liber Cosri", и Масуди не
знал, что значат эти слова, пока с закрытыми глазами смотрел
сон верблюда. К тому времени погоня привела его к бывшей
хазарской границе. В полях росла черная трава.
Масуди встречалось все больше людей, которые впускали на
ночлег в свои сны юношу с книгой "Liber Cosri". Он понял, что
иногда целые поколения или даже слои общества видят одни и те
же сны и в них одних и тех же лиц. Но понял он и то, что такие
сны постепенно вырождаются и исчезают и что они чаще
встречались в прошлом. От этих снов люди старели. Здесь, на
границе, однако, в своей погоне он столкнулся с чем-то
совершенно новым, А именно - Масуди давно заметил, что юноша с
седым усом каждому, к кому приходит в сон, дает в долг по одной
мелкой серебряной монете. Причем на очень выгодных условиях,
всего под один процент в год. И эти одолженные во сне суммы
зачастую воспринимались здесь, на задворках Малой Азии, как
гарантийные письма, потому что считалось, что видящие
сновидения не могут обмануть один другого, пока в их жизни
присутствует тот, кого они видят во снах и кто держит в своих
руках все долговые книги и счета. Таким образом, существовало
что-то вроде хорошо поставленной двойной бухгалтерии, которая
охватывала и объединяла капитал яви и сна и которая
основывалась на общем молчаливом согласии участников сделки...
И вот наступил месяц джумада-аль-авваль и вторая джума в
нем. Под покровом речного тумана на берегу лежал в песке новый
город, голый и теплый. Его не было видно из-за тумана над
водой, но в воде под туманом отражался каждый его минарет,
вонзенный в быстрину. А за туманом, на суше, лежала тишина,
глубокая, трехдневная, и Масуди почувствовал, что от этой
тишины, от этого города и от жаждущей воды в нем зарождается
мужское желание. В тот день он желал женского хлеба. Один из
загонщиков, которых он послал в город петь, вернулся и сообщил
ему, что они кое-что нашли. На этот раз - женщину.
- Иди по главной улице до тех пор, пока не почувствуешь
запах имбиря. По этому запаху ты узнаешь, где ее дом, потому
что она кладет имбирь в любую еду.
Масуди шел по городу и остановился, лишь почувствовал
запах имбиря. Женщина сидела перед костром, на котором стоял
чугунок, на поверхности супа лопались пузыри. Дети с посудой и
собаки выстроились в очередь и ждали. Из чугунка она половником
разливала суп детям и собакам, и Масуди понял, что она
разливает сны. Ее губы меняли цвет... и когда Масуди
приблизился, она и ему предложила налить в миску, но он с
улыбкой отказался. - Я не могу больше видеть сны,- сказал он, и
она отставила чугунок.
Она была похожа на цаплю, которая во сне видит себя
женщиной. Масуди с ногтями изгнившими и изглоданными, с
угасшими глазами лег на землю возле нее. Они были одни, было
слышно, как дикие осы точат свои жала о сухую кору деревьев. Он
хотел поцеловать женщину, но ее лицо вдруг совершенно
изменилось. Его поцелуй приняла совсем другая щека. Он спросил,
что случилось, она сказала:
- Ах, это дни. Не обращай внимания, на моем лице они
сменяются в десятки раз быстрее, чем на твоем или на морде
твоего верблюда. Но ты напрасно хлопочешь под моим плащом, там
нет того, что ты ищешь, У меня нет черной галки. Существуют
души без тела, евреи их называют дибуки, а христиане - кабалы,
но существуют и тела без пола. У душ нет пола, но тела должны
