В тот же год к византийскому императору Михаилу III прибыло по-
сольство от хазарского кагана ?, который просил направить к нему из
Царьграда человека, способного объяснить основы христианского учения.
Император обратился за советом к Фотию, которого звал "хазарским лицом".
Этот шаг был двусмысленным, однако Фотий к просьбе отнесся серьезно и
порекомендовал своего подопечного и ученика Константина Философа, кото-
рый, как и его брат Мефодий, отправился со второй дипломатической мисси-
ей, названной хазарской. По пути они остановились в Херсонесе, в Крыму,
где Константин изучил хазарский и еврейский языки, готовясь выполнить ту
дипломатическую задачу, которая перед ним стояла. Он думал: "Каждый -
это крест своей жертвы, а гвозди пробивают и крест". Прибыв ко двору ха-
зарского кагана, он встретил там миссионеров исламской и еврейской веры,
которых тоже призвал каган. Константин вступил с ними в полемику, изла-
гая свои "Хазарские проповеди", которые Мефодий позже перевел на сла-
вянский язык. Опровергнув все аргументы раввина и дервиша, которые
представляли иудаизм и ислам, Константин Философ убедил хазарского кага-
на принять христианство, научил его тому, что не следует поклоняться из-
ломанному кресту, и заметил на своем лице вторую, хазарскую, морщину.
Шел к концу 863 год. Константин был теперь сверстником Филона Алек-
сандрийского, философа, умершего в тридцать семь лет, сколько было сей-
час и ему самому. Он закончил славянскую азбуку и вместе с братом отпра-
вился в Моравию, к славянам, которых знал еще по своему родному городу.
Он переводил церковные книги с греческого на славянский, а вокруг не-
го собиралась толпа. Глаза они носили на том месте, где когда-то росли
рога, и это еще было заметно, подпоясывались змеями, спали головой на
юг, выпавшие зубы забрасывали на другую сторону дома, через крышу. Конс-
тантин видел, как они, шепча молитвы, ели то, что выковыривали из носа.
Ноги они мыли не разуваясь, плевали в свою тарелку перед обедом, а в
"Отче наш" вставляли через каждое слово свои варварские мужские и женс-
кие имена, так что молитва разрасталась, как тесто на дрожжах, при этом
одновременно исчезая, так что каждые три дня ее нужно было пропалывать,
потому что иначе она была не видна и не слышна из-за тех диких слов, ко-
торые ее проглатывали. Их с непреодолимой силой притягивал запах падали,
мысли их были быстры, и пели они прекрасно, так что он плакал, слушая их
и глядя на свою третью, славянскую морщину, которая наискось сползала по
его лбу наподобие капли дождя... После Моравии он в 867 году прибыл к
паннонскому князю Коцелю, а от него направился в Венецию, где принял
участие в спорах с триязычниками, утверждавшими, что лишь греческий, ев-
рейский и латинский языки достойны того, чтобы совершать на них богослу-
жение. Венецианцы спросили его: Христа убил весь Иуда или не совсем
весь? А Константин чувствовал, как на его щеке появляется четвертая, ве-
нецианская морщина и как она вместе со старыми, сарацинской, хазарской и
славянской, пересекает лицо и перекрещивается с ними наподобие четырех
сетей, наброшенных на одну рыбу. Он дал один золотой из своего кошелька
трубачу и попросил его протрубить, а сам спросил триязычников, отзовется
ли войско на сигнал, если не понимает знака трубы? Шел 869 год, и Конс-
тантин думал о Боэции из Равенны, который умер на сорок третьем году
жизни. Сейчас он был его сверстником. По приглашению Папы Константин
прибыл в Рим, где ему удалось отстоять правильность своих взглядов и
службы на славянском языке. С ним были Мефодий и ученики, крещенные в
Риме.
Вспоминая свою жизнь и слушая пение в церкви, он думал: "Так же как
человек, одаренный призванием к какому-то делу, во время болезни делает
это дело с трудом и неловко, так и без всякой болезни, но с таким же
трудом и неловкостью делает его тот, кто не имеет к нему призвания..."
В это время в Риме пели славянскую литургию, и Константин дал второй
золотой певчим. Свой третий золотой он положил по древнему обычаю себе
под язык, поступил в Риме в один из греческих монастырей и, приняв новое
монашеское имя Кирилл, умер там в 869 году.
Важнейшая литература. Очень большая библиография работ о Кирилле и Мефодий собрана в работе Г. А. Ильинского ("Опыт систематической кирилло-мефодиевской библиографии"), а также в многочисленных дополнениях более позднего времени (Попруженко, Романски, Иванка Петрович и др.). Обзор новейших исследований дан в новом издании монографии Ф. Дворника "Les Legendes de Constantin et Methode vue de Byzance" (1969). Некоторые данные в связи с хазарами и хазарской полемикой приводились в изданном Даубманнусом "Хазарском словаре", Lexicon Cosri, Regiemonti Borrusiae, excudebat loannes Daubmannus 1691, но это издание было уничтожено.
ЛОВЦЫ СНОВ - секта хазарских священнослужителей, покровителем которых
была принцесса Атех ?. Они умели читать чужие сны, жить в них как в
собственном доме и, проносясь сквозь них, отлавливать в них ту добычу,
которая им заказана, - человека, вещь или животное. Сохранились записки
одного из самых старых ловцов снов, в которых говорится: "Во сне мы
чувствуем себя как рыба в воде. Время от времени мы выныриваем из сна,
окидываем взглядом собравшихся на берегу и опять погружаемся, торопливо
и жадно, потому что нам хорошо только на глубине. Во время этих коротких
появлений на поверхности мы замечаем на суше странное создание, более
вялое, чем мы, привыкшее к другому, чем у нас, способу дыхания и связан-
ное с сушей всей своей тяжестью, но при этом лишенное сласти, в которой
мы живем как в собственном теле. Потому что здесь, внизу, сласть и тело
неразлучны, они суть одно целое. Это создание там, наверху, тоже мы, но
это мы спустя миллион лет, и между нами и ним лежат не только годы, но и
страшная катастрофа, которая обрушилась на того, наверху, после того как
он отделил тело от сласти..."
Одного из самых известных толкователей снов, как говорит предание,
звали Мокадаса аль Сафер ?. Он сумел глубже всех приблизиться к проник-
новению в тайну, умел укрощать рыб в чужих снах, открывать в них двери,
заныривать в сны глубже всех других, до самого Бога, потому что на дне
каждого сна лежит Бог. А потом с ним случилось что-то такое, что он
больше никогда не смог читать сны. Долго думал он, что достиг совер-
шенства и что дальше в этом мистическом искусстве продвинуться нельзя.
Тому, кто приходит к концу пути, путь больше не нужен, поэтому он ему и
не дается. Но те, кто его окружал, думали иначе. Они однажды рассказали
об этом принцессе Атех, и она объяснила им, что случилось с Мокадасой
аль Сафером:
- Один раз в месяц, в праздник соли, в пригородах всех наших столиц
приверженцы хазарского кагана бьются не на жизнь, а на смерть с вами,
кто меня поддерживает и кого я опекаю. Как только падает мрак, в тот
час, когда погибших за кагана хоронят на еврейских, арабских или гречес-
ких кладбищах, а отдавших жизнь за меня погребают в хазарских захороне-
ниях, каган тихо открывает медную дверь моей спальни, в руке он держит
свечу, пламя которой благоухает и дрожит от его страсти. Я не смотрю на
него в этот миг, потому что он похож на всех остальных любовников в ми-
ре, которых счастье будто ударило по лицу. Мы проводим ночь вместе, но
на заре, перед его уходом, я рассматриваю его лицо, когда он стоит перед
отполированной медью моей двери, и читаю в его усталости, каковы его на-
мерения, откуда он идет и кто он таков.
Так же и с вашим ловцом снов. Нет сомнений, что он достиг одной из
вершин своего искусства, что он молился в храмах чужих снов и что его
бесчисленное число раз убивали в сознании видящих сны. Он все это делал
с таким успехом, что ему начала покоряться прекраснейшая из существующих
материй - материя сна. Но даже если он не сделал ни одной ошибки, подни-
маясь наверх, к Богу, за что ему и было позволено видеть Его на дне чи-
таемого сна, он, конечно же, сделал ошибку на обратном пути, спускаясь в
этот мир с той высоты, на которую вознесся. И за эту ошибку он заплатил.
Будьте внимательны при возвращении - закончила принцесса Атех. - Плохой
спуск может свести на нет счастливое восхождение.
МЕФОДИЙ СОЛУНСКИЙ (около 815-885) - греческий хронист хазарской поле-
мики ?, один из славянских апостолов и святителей восточного христи-
анства, старший брат Константина Солунского - Кирилла ?. Происходит из
семьи солунского военачальника, друнгара Льва. Мефодий испробовал свои
способности сначала как управляющий одной славянской провинции, в районе
реки Струмицы (Стримона). Он знал язык своих славянских подданных с бо-
родатыми душами, которые зимой для тепла носили под рубашками птиц.
Вскоре, а точнее в 840 году, он уехал в Витинию на Мраморном море, одна-
ко всю жизнь катил перед собой, как мяч, память о славянских подданных.
Книги, которые приводит Даубманнус ?, свидетельствуют, что там он учился
у одного монаха, и тот ему однажды сказал: "Когда мы читаем, нам не дано
воспринять все, что написано. Наша мысль ревнива по отношению к чужой
мысли, она постоянно затуманивает ее, и внутри нас нет места для двух
запахов сразу. Те, кто живет под знаком Святой Троицы, мужским знаком,
воспринимают при чтении нечетные, а мы, находящиеся под знаком числа че-
тыре, женского числа, только четные предложения из наших книг. Ты и твой
брат в одной и той же книге не сможете прочесть одни и те же предложе-
ния, так как наши книги существуют лишь в соединении мужского и женского
знака..." Правда, Мефодий учился и еще у одного человека - у своего
младшего брата Константина. Иногда он замечал, что его младший брат муд-
рее автора книги, которую он читал в этот момент... Тогда Мефодий пони-
мал, что попусту теряет время, захлопывал книгу и заводил разговор с
братом. В обители постников, которая называлась Олимп и располагалась в
Малой Азии, Мефодий принял монашество, позже здесь к нему присоединился
и его брат. Они наблюдали, как каждую Пасху в пустыне праздничный ветер
развеивал песок и обнажал всякий раз на новом месте древний храм, но так
ненадолго, что едва они успевали перекреститься и прочитать "Отче наш",
как его опять засыпало песком, уже навсегда. Тогда он начал видеть од-
новременно два сна, и с тех пор возникла легенда, что у не т две могилы.
В 861 году он вместе с братом направился к хазарам. Для братьев из Солу-
на это был новый опыт. От своего учителя и друга Фотия, который поддер-
живал связи с хазарами, они слышали об этом сильном народе и знали, что
те на собственном языке исповедуют собственную веру. По распоряжению из
столицы Мефодий должен был как свидетель и помощник Константина участво-
вать в полемике при хазарском дворе. "Хазарский словарь" 1691 года пи-
шет, что при этом хазарский кaraн ? объяснил своим гостям, что представ-
ляет собой секта ловцов снов. Каган их презирал, эта секта принадлежала
к партии сторонников принцессы Атех ?. Бесплодную работу ловцов снов он
сравнил с греческой притчей о тощем мышонке, который без труда пролез
сквозь маленькую дырку в корзину с зерном, но, наевшись, не смог вылезти
обратно из-за раздувшегося живота: "Сытым не выберешься из корзины. Вы-
берешься только голодным, таким же, каким туда залез. Так же и тот, кто
читает сны, - голодным он с легкостью пройдет через тесный промежуток
между сном и явью, но его добыча и плоды, собранные там, сны, которыми
он насытился, помешают ему вернуться назад, потому что это можно сделать
только таким, каким туда вошел. Поэтому ему приходится или бросить свою
добычу, или остаться там с ней навсегда. Ни в том, ни в другом случае от
этого нет никакой пользы..."
После хазарского путешествия Мефодий снова вернулся на Олимп в Малую
Азию, и когда опять увидел там те же иконы, что видел раньше, они пока-
