так что он невольно чувствует под платьем ее грудь, похожую на груши из
компота.
В то время когда профессор Сук стоял на пороге третьего десятилетия
своих исследований, когда глаза его стали быстрыми, а губы медленнее уш-
ных раковин, когда его книгами начали все чаще пользоваться в археологии
и ориенталистике, у него появилась еще одна причина наведываться в сто-
лицу. Однажды утром здесь, в большом здании, пышном, как слоеный торт, в
шляпу, из которой позже вытаскивают записки, было опущено и имя д-ра
Исайло Сука. Правда, ни в тот раз, ни позже оно не было вытащено, однако
д-р Сук регулярно получает приглашения на заседания в этом здании. Он
приезжает на них со вчерашней улыбкой, растянутой на губах, как паутина,
и теряется в коридорах, в круговых коридорах, идя по которым, однако,
никогда нельзя прийти на место, с которого ты начал движение. Ему каза-
лось, что это здание похоже на книгу, написанную на незнакомом языке,
которым он еще не овладел, коридоры - на фразы чужого языка, а комнаты -
на иностранные слова, которых он никогда не слышал. И он нисколько не
удивился, когда ему однажды сообщили, что он должен быть подвергнут обя-
зательному здесь экзамену в одной из комнат на первом этаже, где пахнет
раскаленными замочными скважинами. На втором этаже, где вытаскивались
свернутые трубочкой бумажки, авторитет его книг был бесспорным, однако
этажом ниже в том же самом здании он почувствовал себя коротконогим,
будто штанины его брюк постоянно удлиняются. Здесь болтался народ, под-
чиненный тем, что были этажом выше, но здесь его книги не принимались
всерьез, и его ежегодно подвергали экзамену, причем предварительно тща-
тельно проверялось, кто он такой. После экзамена, однако, д-ру Суку не
сообщили опенку, которая, конечно же, была где-то зафиксирована, правда
председатель экзаменационной комиссии весьма похвально отозвался о про-
фессиональных данных кандидата. В тот день д-р Сук с большим облегчением
отправился после экзамена к матери. Она, как и обычно, отвела его в сто-
ловую и здесь, закрыв глаза, показала ему прижатую к груди новейшую ра-
боту д-ра Сука с авторским посвящением. Из учтивости он в
на книгу, украшенную собственным автографом, а потом мать, как всег-
да, усадила его на табуретку в углу комнаты, с обычной присказкой, кото-
рую доктор Сук помнит еще с детства, - "Присядь тут на минутку!" - и
растолковала ему сущность научного вывода, который подтверждает эта ра-
бота. Пока она говорила, ее радость походила не столько на грусть коме-
дианта, сколько на веселость персонажа трагедии. С завидной точностью
она пересказала сыну, что профессор Сук установил: ключи, найденные в
одном глиняном сосуде в Крыму, вместо головок имели серебряные, медные
или золотые имитации монет, встречавшихся у варваров. Всего нашли сто
тридцать пять ключей (д-р Сук считал, что их было до десяти тысяч в од-
ном сосуде), и на каждом он обнаружил по одному маленькому значку или
букве. Сначала он подумал, что это знак мастера или что-то в этом роде,
но потом заметил, что на монетах большей стоимости оттиснута другая бук-
ва. На серебряных монетах была третья буква, а на золотых, как он пред-
полагал, четвертая, хотя ни одного ключа с золотой головкой пока найдено
не было. И тут он пришел к гениальному выводу (на этом важном месте мать
попросила его не вертеться и не прерывать ее вопросами): он распределил
монеты по стоимости и прочитал зашифрованную запись или послание, кото-
рое возникнет, если буквы на монетах сложить в одно целое. Это надпись
была "ATE", и недоставало только одной буквы (той самой, с золотой моне-
ты, которую еще не нашли). Д-р Сук предположил, что эта недостающая бук-
ва могла быть одной из священных букв еврейского алфавита, - возможно,
это была буква "Хе", четвертая буква божественного имени... А ключ, ко-
торый ее носит, предвещает смерть.
- Представляешь, какая проницательность! - воскликнула она в этом
месте и, увидев, что его стакан пуст добавила: - Один стакан хватит, два
- мало!
Тем временем каждую вторую весну имя д-ра Сука опять оказывалось в
той самой шляпе за дверями, пахнущими раскаленными замочными скважинами.
Его не оповещали ни об этом, ни об итогах голосования.
В это время он кашлял с таким чувством, будто пытался с корнем выр-
вать какой-то пучок жил, который так глубоко и крепко врос ему в лопатки
и шею, что вытащить его почти невозможно. Экзамены теперь проводились
все чаще, и на председательском месте всегда сидел кто-то новый. У д-ра
Сука была одна студентка, которая очень рано облысела, но по ночам соба-
ка лизала ей темя, отчего на голове ее выросла густая пестрая шерсть.
Она была такой толстой, что не могла снять с пальцев свои перстни, и но-
сила брови в форме маленьких рыбьих скелетов, а вместо шапки - шерстяной
чулок. Спала она на своих зеркалах и гребнях и, разыскивая в снах своего
маленького сына, свистела, отчего он, лежа рядом с ней, не мог спать.
Сейчас она экзаменовала д-ра Сука, а ребенок сидел рядом, невыспавшийся
и лысый. Чтобы как можно скорее разделаться с экзаменом, по ходу дела он
отвечал и на вопросы ребенка. Когда все кончилось, он пришел обедать к
своей матери и выглядел настолько разбитым, что мать посмотрела на него
с тревогой и сказала: "Смотри, Саша, твое будущее разрушает прошлое! Ты
плохо выглядишь. Нужно найти какого-нибудь ребенка, чтобы как следует
потоптался у тебя по спине".
Действительно, в последнее время в нем прорастали и расцветали до сих
пор неведомые ему разновидности голода и быстро, как плод, созревала
липкая, необоснованная надежда, которая умирала вместе с голодом после
первого проглоченного куска.
- Знаешь ли ты, сколько ротовых отверстий у евреев? - спросила его
мать в тот день, пока он ел. - Наверное, не знаешь... Об этом писал
кто-то, кого я недавно читала, кажется д-р Сук. Это было в то время,
когда он занимался диффузией библейских понятий в степях Евразии, Осно-
вываясь на исследованиях, которые он проводил еще в 1959 году на месте
раскопок в Челареве, на Дунае, он установил, что там находилось поселе-
ние совершенно незнакомой нам популяции, гораздо более примитивной и в
антропологическом отношении более старой, чем авары. Он считает, что это
захоронение хазар, которые пришли с Черного моря сюда, на Дунай, еще в
VIII веке. Теперь уже поздно, но ты мне напомни завтра, когда придешь на
день рождения Джельсомины, я тебе прочитаю потрясающие страницы, где он
об этом пишет. Исключительно интересно...
С этим обещанием д-р Сук проснулся и нашел во рту ключ.
Когда он вышел на улицу, полдень уже разболелся вовсю, какая-то све-
товая чума разъедала солнечное сияние, оспы и нарывы из воздуха расп-
ространялись по небу и лопались в настоящей эпидемии, которая охватила и
облака, так что они гнили и разлагались, все медленнее двигаясь в выши-
не.
У недели начались месячные, а ее воскресенье воняло уже заранее и
пускало ветры, как выздоравливающий калека. А там, на дне чесоточного
горизонта, голубели растраченные дни Сука, маленькие и здоровехонькие
издали, лишенные календарных имен, они столпились в одно стадо, которое
весело удалялось, свободное от него и его забот, оставляя за собой обла-
ко пыли...
Один из мальчиков, игравших на улице - а игра их заключалась в том,
что они менялись штанами,- остановился у киоска, где д-р Сук покупал га-
зеты, и обмочил одну его штанину. Д-р Сук обернулся с видом человека,
который вечером заметил, что целый день у него была расстегнута ширинка,
но тут совершенно незнакомый мужчина со всей силы влепил ему пощечину.
Было холодно, и д-р Сук через пощечину ощутил, что рука ударившего была
теплой, и это показалось ему, несмотря на боль, даже немного приятным.
Он повернулся к дерзкому типу, готовый объясниться, но в этот момент по-
чувствовал, что его штанина, совершенно мокрая, прилипла к ноге. Тут его
ударил второй человек, который ждал сдачу за газеты. Тогда д-р Сук, ров-
ным счетом ничего не поняв в происходящем, кроме того, что вторая поще-
чина пахла чесноком, решил, что лучше ему удалиться. Да, нельзя было те-
рять времени, так как вокруг него уже собрались прохожие, удары сыпались
градом, как что-то само собой разумеющееся, и д-р Сук чувствовал, что у
некоторых из окружавших руки были холодными, что теперь было даже прият-
но, потому что ему стало жарко. Во всей этой неразберихе он отметил одно
утешающее обстоятельство, хотя времени для осмысления у него не было,
ведь между двумя ударами много не подумаешь. Он успел заметить, что ту-
маки (от некоторых из них несло потом) гнали его в направлении от церкви
Святого Марка к площади, то есть туда, куда он и сам намеревался идти, а
именно прямо к лавке, где он имел в виду сделать покупку. И он отдался
во власть ударов, приближавших его к цели.
Тут он оказался возле одной ограды, за которой никогда ничего не было
видно или слышно. Оттого, что сейчас он был вынужден бежать под градом
неослабевающих ударов, зазоры между прутьями ограды слились в его гла-
зах, и он впервые увидел (хотя много раз проходил здесь и раньше), что
за оградой стоит дом, а в окне этого дома юноша играет на скрипке. Он
заметил даже пюпитр с нотами и в то же мгновение узнал концерт Бруха для
скрипки с оркестром, хотя не слышал ни звука, несмотря на то что окно
было открыто, а юноша усердно играл. Изумленный, шатаясь под градом уда-
ров, д-р Сук влетел наконец в лавку (собственно, ради этого он и вышел
утром из дома) и с облегчением захлопнул за собой дверь. Было тихо, как
в банке с огурцами, и только воняло кукурузой. В лавке было пусто, а в
одном углу, в шапке, как в гнезде, сидела курица. Она посмотрела на д-ра
Сука одним глазом, оценивая, нельзя ли получить от него какой-нибудь
еды. Потом повернулась другим глазом и рассмотрела все, что нельзя пере-
варить. Задумалась на мгновение, и наконец д-р Сук возник в ее сознании
полностью, вновь составленный из перевариваемых и неперевариваемых час-
тей, так что в конце концов ей стало ясно, с кем она имеет дело. О том,
как события развивались дальше, пусть расскажет он сам.
Рассказ про яйцо и смычок
Стоя в приятной прохладе, я чувствовал легкость, говорил он. Скрипки
перекликались, и из их тихих вздохов можно было сложить целый полонез,
так же как составляют шахматную партию. Только немного изменить звуки и
их последовательность. Наконец вышел венгр, хозяин музыкальной лавки.
Глаза у него цвета сыворотки. Весь красный, как будто вот-вот яйцо сне-
сет, выпяченный подбородок похож на маленький живот с пупком посредине.
Он вынул карманную пепельницу, стряхнул пепел, аккуратно защелкнул ее и
спросил, не ошибся ли я дверью. Меховщик рядом. Все время заходят сюда
по ошибке. Я спросил, нет ли у него маленькой скрипки для маленькой гос-
пожи или, может быть, небольшой виолончели, если они не очень дороги.
Венгр повернулся и хотел вернуться туда, откуда пришел и откуда доно-
сился запах паприкаша. В этот момент курица в шапке приподнялась и ку-
дахтаньем обратила его внимание на только что снесенное яйцо. Венгр ос-
торожно взял яйцо и положил в ящик, предварительно что-то написав на
нем. Это дата - 2 октября 1982 года, причем я с удивлением понял, что
наступит она только через несколько месяцев.
- Зачем вам скрипка или виолончель? - спросил он, оглядываясь на меня
в дверях, ведущих из лавки в его комнату: - Есть пластинки, радио, теле-
видение. А скрипка... Вы знаете, что это такое - скрипка? Отсюда и до
Субботицы все вспахать, засеять и сжать, и так каждый год, - вот что
значит приручить маленькую скрипку вот этим, господин! - И он показал
смычок, который висел у него на поясе, подобно сабле. Он вытащил его и
натянул волос пальцами, охваченными вокруг ногтей перстнями, как бы для
