крайне нежелательно взывать к глубинным силам мироздания.
Собственное подсознание могло сыграть со мной злую шутку, а я не
хотел рисковать жизнью моих родных.
Брендон понял это.
- Хорошо, - сказал он. - Подойдите ближе.
Пенелопа встрепенулась и подступила к Брендону вплотную. Я
сделал то же самое. Брат обнял нас за плечи и произнёс:
- Внимание!..
Нас окутала фиолетовая мгла. Пропала сила тяжести, и мы
оказались в невесомости, вне всех измерений, вне времени и
пространства...
И тут нас понесло! В такой бешеной скачке по Тоннелю я ещё
никогда не участвовал. Картины разных миров сменяли одна другую,
прежде чем глаз успевал фиксировать их. При такой скорости было
физически невозможно управлять нашими перемещениями; любая
попытка с нашей стороны взять на себя инициативу неизбежно
привела бы к катастрофе, но, к счастью, необходимости в этом не
было, так как в противоположном конце Тоннеля стояла Бренда.
Наше движение немного замедлилось, мы мельком увидели огромное
красное солнце Сумерек над оранжевыми лесами, а в следующий
момент вывалились из Тоннеля в холл на первом этаже дома моей
дочери.
Отпустив меня, Брендон сумел удержаться на ногах и пассивно
помог устоять Пенелопе, которая мёртвой хваткой вцепилась в его
плечо. Меня бросило вперёд, я столкнулся с Брендой и машинально
подхватил её на руки.
- Как это мило, братик, - сказала она, целуя меня в щеку. - Я,
конечно, прошу прощения, если причинила вам неудобства. Но
учтите разницу во времени.
- Всё было просто великолепно, сестричка, - ответил я. -
Здорово! - Я усадил её на диван, сам присел рядом и устало
откинулся на спинку. - Мы долго отсутствовали?
- Чуть более восьми циклов.
Я быстро прикинул в уме. Восемь циклов в Сумерках, это почти
шестнадцать стандартных суток Основного Потока, а значит, на
Земле Артура прошло около двенадцати дней. Я уже отсутствую
свыше двух недель против обещанных мною восьми-десяти дней.
Дейрдра и Морган, наверное, беспокоятся.
- Тётя Юнона здесь? - спросила Пенелопа, усаживаясь в соседнее
кресло. Брендон устроился на подлокотнике дивана возле сестры.
- Нет, на Марсе, - ответила Бренда. - Но регулярно связывается
со мной.
- Сильно обижена на нас?
- Злилась ужасно. Однако последовать за вами не пыталась.
- Кто-нибудь ещё здесь появлялся? - спросил я.
- Помона и Дионис. Они вычислили тебя.
- И что ты им сказала?
- Признала, что ты был здесь, но потом отбыл в неизвестном
направлении. Они очень хотели видеть тебя, особенно Дионис.
Просто затерроризировали меня расспросами.
- Ты много им рассказала?
- Почти ничего. Только о своих личных впечатлениях о тебе - и ни
слова из твоей истории.
- Молодчина, - похвалил я.
Бренда взяла меня за руку и заглянула мне в глаза. Её красивые
светлые брови сдвинулись к переносице.
- Артур, почему ты не спрашиваешь меня о результатах вычислений?
Я промолчал.
- А каков результат? - отозвался Брендон, прерывая гнетущую
паузу.
- Тачка... Компьютер ещё считает, - ответила Бренда. - Но в
конечном результате уже нет никаких сомнений: избранный Дианой
путь привёл её прямиком в сердцевину Потока Формирующих. От
комментариев я воздержусь; вы сами понимаете, что это значит.
В холле воцарилось гробовое молчание. Затем Пенелопа несколько
раз всхлипнула и вдруг разразилась громкими рыданиями. Брендон и
Бренда принялись утешать её.
Судорожно сжав челюсти и проглотив комок, застрявший у меня в
горле, я поднялся с дивана. Из встроенного в стену шкафа я
достал нечто похожее на шерстяное одеяло, перекинул его через
плечо и молча вышел из дома. Пенелопа продолжала плакать. У неё,
видимо, началась истерика.
А мне нужны были время и одиночество, чтобы смириться с мыслью,
что Диана, женщина, которую я любил больше всего на свете, мать
моей единственной дочери, умерла такой страшной смертью...
ГЛАВА 7
Я лежал в густой оранжевой траве, подложив под голову одеяло, и
глядел в безоблачное небо Сумерек Дианы. Мои глаза были сухи. Я
уже выплакал все слёзы, отпущенные мне для одного человека, и в
дальнейшем, вспоминая Диану, буду скорбеть о ней молча.
Спи спокойно, родная. Моё сердце полно печали, мне больно думать
о том, что тебя больше нет, но я должен смириться с этим фактом
и научиться жить без тебя. Это вовсе не значит, что я хочу
забыть о тебе; твой светлый образ навсегда запечатлелся в моей
памяти, дни, проведённые с тобой, всегда будут самыми радостными
днями в моей жизни, а ночи - самыми нежными ночами. Наша любовь
была чиста и прекрасна, хоть и не безгрешна. Мы были счастливы,
любя друг друга, и наша любовь дала жизнь нашей дочери,
Пенелопе. Ты родила мне прелестную дочь, а затем ушла вслед за
мной, и мрачная бесконечность поглотила тебя. Когда-нибудь, если
я доживу до того дня, когда сам захочу умереть, я последую за
тобой, и тогда мы снова будем вместе... Но всё это - дело
далёкого будущего; а пока я соберу большой букет твоих любимых
сумеречных роз и пошлю их тебе в неизвестность. Пускай
разлетятся они во все стороны, подхваченные ветрами бушующих
стихий, пускай они мчатся на крыльях случая, и, может быть,
знакомый с детства запах донесётся до тебя, где бы ты ни была,
вручив тебе весточку от меня. Прими мою нежность и скорбь,
любимая...
Прошло уже много времени с тех пор, как я покинул дом, но никто
меня не беспокоил. И Брендон, и Бренда уважали моё горе, а
Пенелопа сама горевала. И хотя оплакивала она не женщину из
плоти и крови, а скорее идеал нежной и любящей матери, тем не
менее её боль была так же реальна, как и моя. Мы были равны в
нашей общей беде - я потерял последнюю, призрачную надежду, а
моя дочь в одночасье лишилась всех своих иллюзий, - и ещё
неизвестно, для кого из нас удар оказался сильнее. Ведь, в конце
концов, я взрослый мужчина, много повидавший в жизни и привыкший
смотреть смерти в глаза, чего нельзя сказать о Пенелопе - совсем
юной, по меркам Властелинов, девушке, почти ребёнку....
В траве справа от меня послышался какой-то шорох. Я повернул
голову и увидел рядом двух златошёрстых зверушек, которые
выжидающе смотрели на меня своими блестящими глазами-бусинками.
Первым моим порывом было спугнуть их, но потом я передумал,
немного помедитировал в поисках ближайшего скопления лесных
орехов, нашёл их, по микро-Тоннелю переправил пригоршню в свои
ладони и высыпал перед попрошайками. Зверушки без опаски приняли
приглашение и живо защёлкали, луща орешки. Когда-то меня
раздражали эти звуки, но Диана очень любила своих питомцев, и
постепенно я к ним привык, они стали как бы неотъемлемой частью
нашей идиллии. Живя на Земле Артура и ничего не помня о своей
прежней жизни, я тем не менее часто кормил белок орешками; сам
этот процесс вызывал у меня ощущение теплоты и уюта, а щелканье
разгрызаемой скорлупы звучало для меня райской музыкой. Вот и
сейчас я будто наяву увидел шатёр из красного и голубого шёлка,
нас с Дианой в шатре, я вспомнил наши объятия и ласки,
почувствовал на губах сладкий вкус её губ... О боги, нет! Лучше
не думать об этом.
Я подумал о Дейрдре, и боль моя притупилась. Теперь я находил
оправдание своей новой любви. Я страстно убеждал себя в том, что
если бы Диана была жива, я никогда не смог бы изменить ей. Пусть
даже я забыл, кто я такой, чувства мои не умерли, дремали где-то
в глубине меня, и только подсознательная уверенность в том, что
сердце моё свободно, а совесть чиста, позволила мне влюбиться в
Дейрдру. Ведь ещё до того, как Юнона сообщила мне эту печальную
весть, я уже предчувствовал неладное. Я давно это знал... Не
думаю, что я верил сам себе, но совесть свою я действительно
очистил.
Я достал из кармана маленькое зеркальце, которое прихватил с
собой, когда одевался перед посещением Хаоса, и попытался
вступить в контакт с Морганом. По удачному стечению
обстоятельств, то, другое зеркальце, специально заколдованное
мной, как раз находилось у Дейрдры, и она ответила на мой вызов.
В Авалоне была поздняя ночь, Морган спал (или же ошивался у
девок - по его собственному выражению), а Дейрдра, оказывается,
дежурила. Она очень переживала за меня, так как Моргану уже
восьмой день никак не удавалось связаться со мной, и они не
знали даже, что и думать, а тем более - что предпринять.
Я успокоил Дейрдру и твёрдо пообещал, что через неделю, в
крайнем случае, через десять дней, вернусь обязательно. Потом мы
наговорили друг другу много нежных слов, всё не могли
остановиться, и прошло не менее получаса, прежде чем мне удалось
заставить себя прервать контакт.
Спрятав зеркальце в карман, я снова растянулся на траве. После
разговора с Дейрдрой на душе у меня полегчало, и я принялся
мечтать о том дне, когда вернусь в Авалон, в королевский дворец,
и смогу обнять и поцеловать её по-настоящему, а не только
мысленно. В её объятиях я найду желанное утешение и, надеюсь,
быстро излечусь от боли по тяжёлой утрате. Прости, Диана.
Прощай...
Итак, я принял окончательное решение. Я возвращаюсь на Землю
Артура, в мир, названный мною в честь моего легендарного предка,
а может быть, и в мою собственную честь - я не исключал и такого
подсознательного порыва. Теперь это мой мир, там мой будущий
Дом, и именно там моё место - у Истоков Формирующих, на третьем
полюсе существования. Я не собирался претендовать на корону
Света и господство в Экваторе, и не только из соображений
нравственного порядка, не только потому, что мне нравился Амадис
как человек и я не хотел враждовать с ним. Сама идея
концентрации такой огромной, неограниченной власти в одних руках
казалась мне глубоко порочной, вызывала во мне протест; что-то в
картине мира, представленной Хранителем Хаоса, было не так. По
моему убеждению, человеческий разум слишком слаб и несовершенен,
чтобы править вселенной... но, с другой стороны, кому же ещё
поддерживать в ней порядок, если не людям?
В мирах с высокоразвитой технологической цивилизацией бытует
мнение, отражённое в частности и в фантастической литературе,
что над ними властвуют невидимые сверхразумные существа, некие
суперлюди, интеллектуальная мощь которых недоступна
человеческому разумению. К сожалению или к счастью, это не
соответствует действительности. Сверхразумные существа изредка
таки попадаются на необъятных просторах вселенной, но все они
без исключения замкнуты целиком на себя, страдают от различных
депрессивных маний и многочисленных параноидальных комплексов.
Законченные психопаты и шизофреники, сверхразумы настроены
крайне враждебно по отношению к внешнему миру, благо подавляющее
большинство их по натуре своей философы и обычно с самого
рождения и до смерти предаются самосозерцанию, стремясь отыскать
смысл жизни в глубинах собственного "я". Однако встречаются
среди них и очень агрессивные особи, которые от пассивного
созерцания переходят к активным действиям и наделывают много
бед, прежде чем удаётся их усмирить или попросту уничтожить. Как
показывает практика, интеллект, превосходящий человеческий на
порядок и выше, неустойчив и стопроцентно подвержен психозам,
поэтому в обитаемой части вселенной, вернее, в той её части,
которая называется Экватором, заправляют Властелины - обладающие
большим могуществом и неподвластные старости, но всё же люди, -
а бог (если он есть), видимо, предпочитает не вмешиваться в дела
мирские.
Одновременно слабые и сильные, могущественные и беспомощные,
мудрые и невежественные, наделённые множеством достоинств и
пороков, люди оказались единственными существами, способными
подпрыгнуть выше собственной головы и стать хозяевами
вселенной... ну, если не хозяевами, то управляющими уж точно.
Обряд Причастия (то ли открытый кем-то ещё в незапамятные
времена, то ли дарованный свыше - тут мнения расходились) дал
избранным доступ к Силам Формирующим Мироздание, а вместе с этим
причащённые получили ключ к власти над бесчисленными мирами и
всем сущим в них. Я всегда считал, что мы, то есть Властелины
