же, был прощен. С тех пор он старался не думать о будущем и жил только
текущим днем.
Когда граф Бискайский без предупреждения ворвался в спальню жены,
любовники, утомленные длительными утехами, едва лишь погрузились в легкую
дрему. Бланка вскрикнула от неожиданности и подхватилась с подушки; в лицо
ей бросилась краска негодования.
- Вы?! - гневно произнесла она. - Вы осмелились нарушить мой запрет?!
Александр остановился возле кровати, держа в руке зажженную свечу. За
дверью слышалось встревоженное кудахтанье сонной горничной.
- Погодите, сударыня, не кипятитесь. Я пришел совсем не для того,
чтобы проситься к вам в постель. Тем более, что место в ней, похоже,
занято всерьез и надолго.
- Ах, какое великодушие, граф! Какой широкий жест! Я, право,
польщена... Гм... Так чему же я обязана честью вашего визита, позвольте
спросить?
Граф вставил свечу в пустой подсвечник на туалетном столике,
пододвинул ближе к кровати низенький табурет с обитым красной бархатной
тканью мягким сидением и осторожно опустился на него.
- Чему, спрашиваете? Скорее, кому, - и он вперился взглядом в
оробевшего Монтини.
- Даже так! - Вдруг Бланка сообразила, что она совершенно голая, и
торопливо натянула на плечи одеяло; Этьену и вовсе захотелось укрыться с
головой, чтобы спрятаться от пронзительного взгляда графа, который не
сводил с него глаз. - Ну и ну! Это уже интересно.
- Очень интересно, сударыня, - с готовностью согласился Александр. -
Даже интригующе: принцесса Кастилии, старшая дочь короля, в постели с
нищим попрошайкой. Да-а, порой жизнь преподносит нам такие курьезы, что и
не снились жалким сочинялам романов и баллад с их убогой фантазией.
- Если вы намерены и дальше разговаривать со мной в таком тоне, -
предупредила Бланка, бледнея от гнева, - можете не утруждать себя. Лучше
уж сразу убирайтесь к чертовой матери.
- Ай, ай, ай! - удрученно покачал головой граф. - Как быстро вы
учитесь у Маргариты всем ее порокам - и разврату, и сквернословию! Куда и
девалась ваша была застенчивость, изысканность в речах... - Он умолк, так
как Бланка уже готова была взорваться. - Впрочем, ладно. Прошу прощения за
грубость и предлагаю в дальнейшем обходиться без взаимных упреков и
оскорблений. Скажем так: лежащий подле вас молодой господин, несмотря на
все свои бесспорные достоинства, будем откровенны, все же недостаточно
знатен и богат... мм... для такой высокой должности, как любовник
принцессы.
Монтини не знал, куда ему деться от стыда и унижения. В словах графа
он почувствовал кислый привкус правды - тот самый привкус, который уже
давно набил ему оскомину.
- Это не ваше дело, сударь! - зло ответила Бланка. - Вас это не
должно касаться.
- Однако касается. Так касается, что даже кусается. Ведь вы,
сударыня, хотите того или нет, в глазах всего мира являетесь моей женой, а
потому мне вовсе не безразлично, с кем вы делите постель, так как об этом
судачат все, кому не лень. И, добавлю, исподтишка насмехаются надо мной.
Вы выставляете меня на всеобщее посмешище.
- Скажите еще спасибо, что не на позорище, - с издевкой ответила
Бланка. - А это я могу сделать, вы знаете. И тогда плакали все ваши
честолюбивые планы.
Александр тяжело вздохнул.
- Да уж, знаю. Крепко вы держите меня в узде, нечего сказать... Итак,
сударыня, после этой словесной разминки, нам, пожалуй, пора переходить к
делу.
- К какому такому делу? У меня, к счастью, нет с вами никаких общих
дел.
- Речь идет об одном милом молодом человеке, который...
- Об этом милом молодом человеке я как-нибудь позабочусь сама, -
оборвала его Бланка. - Не смейте вмешиваться в мою личную жизнь, господин
граф. Вы потеряли на это право.
- Но я хочу предложить вам полюбовную сделку, - настаивал Александр.
- Надеюсь, она удовлетворит нас обоих... всех троих.
Однако Бланка была непреклонна:
- Ничего у вас не выйдет, милостивый государь. Я не собираюсь ронять
свое достоинство, заключая с вами какую бы то ни было сделку. Довольно с
меня и нашего брака - самого прискорбного события всей моей жизни...
Коломба! - громко позвала она.
Тотчас дверь отворилась, и в спальню прошмыгнула молоденькая
смуглолицая горничная Бланки.
- Что вам угодно, моя госпожа?
- Граф покидает нас. Проводи его к выходу, чтобы, случайно, не
заблудился.
- Но, сударыня... - начал было Александр.
- Аудиенция закончена, сударь, - кротко произнесла Бланка. - Еще одно
слово, и я велю страже вышвырнуть вас вон. Уразумели?
Граф все уразумел. Ему был хорошо знаком этот тон - ровный,
сдержанный, чуть ли не ласковый. Таким вот тоном покойный дон Фернандо в
былые времена объявлял смертные приговоры провинившимся дворянам и
чиновникам. Таким же тоном в тот памятный февральский день Бланка
запретила ему под страхом разоблачения впредь переступать порог ее покоев.
В состоянии крайнего раздражения она производила еще более жуткое
впечатление, чем даже ее отец, ибо произносила свои угрозы не только
ласково, но и нараспев. Александр вновь вздохнул, поднялся с табурета и
молча направился к двери.
- Ах, да! - в последний момент вспомнил он, вернулся к столику, вынул
из подсвечника свою свечу, пояснив с мрачной улыбкой: - Чего доброго, еще
швырнете мне в спину, - и лишь затем вышел.
- Интересно, о какой это сделке он говорил? - первым отозвался
Монтини, когда горничная затворила за собой дверь. - Что он хотел
предложить?
- Наверняка собирался дать тебе денег, - сказала Бланка, положив
голову ему на грудь. - Полагаю, тысяч десять, не меньше. Вот негодяй-то!
- Но зачем? - удивился Этьен. - Чтобы откупиться от меня? Бланка,
родная, неужели ты подумала, что я соглашусь? Да ни за что! Никогда! Ни в
коем случае! Ты мне дороже всех сокровищ мира.
- Знаю, милый. Но он не то имел в виду. По-видимому, он хотел, чтобы
ты прикупил себе земель и стал зажиточным сеньором. Чтобы он, видишь ли,
не стыдился тебя как моего любовника.
- О! - только и сказал Монтини.
- Какая низость! - гневно продолжала Бланка. - Предлагать свои
грязные деньги! Ну, нет! Пусть лучше я опустошу нарбоннскую казну, но
сама, без его помощи, соберу нужную тебе сумму.
- Дорогая! - с горечью произнес Этьен. - Опять за свое? Пожалуйста,
не надо. Мне и так досадно, что я вынужден брать у тебя на текущие
расходы, а ты... Да пойми же, наконец, как это унизительно - быть на
содержании у любовницы. Ты, конечно, прости за откровенность, но факт
остается фактом: моей дружбы ищут лишь всякие лизоблюды, а те, с кем бы я
сам хотел дружить, относятся ко мне свысока, пренебрежительно. Еще бы -
выскочка, содержанец. Вот если бы я смог как-то отличиться, завоевать себе
положение...
Тут Бланка спохватилась и села в постели. Глаза ее радостно засияли.
- Ах, да, совсем забыла! Кажется я нашла тебе достойную службу.
- Правда? - оживился Этьен. - И какую же? Надеюсь, военную?
- Да, военную.
- Где?
- И ни где-нибудь, а в королевской гвардии.
- О-о...
- Несколько дней назад подал в отставку один из лейтенантов, -
объяснила Бланка. - Маргарита пообещала выхлопотать его патент для тебя -
отец ей не откажет. Так что ты уже, считай, лейтенант гвардии.
- Лейтенант?! - изумленно воскликнул Монтини. - Да это же курам на
смех. Я - лейтенант! Ни единого дня в армии - а уже лейтенант!
- Эка беда! Пусть и курам на смех, зато при дворе ты будешь важной
персоной.
- И опять же выскочкой.
- Ошибаешься, милый. Патент-то вручу тебе не я, а король - причем по
просьбе Маргариты. Ты понимаешь, что это значит?
- Ну и что?
- Вот глупенький! Всем известно, что Маргарита не раздает милости
направо и налево, она благоволит лишь к тем, кого уважает, это непреложный
факт.
- Ты хочешь сказать...
- Сообразил, наконец? Когда при дворе узнают, что ты назначен
лейтенантом по ее личной просьбе, то сразу поймут, что она не просто
терпит тебя из-за Матильды и ради нашей с ней дружбы, как это утверждают
злые языки, - ведь никакая дружба не заставит ее сделать услугу
несимпатичному ей человеку. Этим Маргарита покажет, что ты у нее в фаворе,
что она уважает тебя; а раз так, то и отношение двора к тебе в корне
изменится. Я здесь чужая, - в голосе Бланки явственно проступила грусть. -
Для сторонников короля я, прежде всего, жена графа Бискайского, для
сторонников графа важно то, что я с ним не в ладах, и моя благосклонность
ни тем, ни другим не указ. А Маргариту обожают все - и друзья, и враги; и
ее любимцы здесь в почете хотя бы потому, что они ее любимцы. Вот, к
примеру, твоя сестра. Около Матильды увиваются не только льстецы; ее
дружбы добиваются также и порядочные девушки из богатых и знатных семей, а
многие весьма достойные молодые люди не прочь жениться на ней. Так и ты,
как только станет известно о твоем назначении...
- Постой-ка! - вдруг всполошился Монтини. - Ведь я даже не рыцарь.
Какой же из меня лейтенант?
Бланка улыбнулась.
- Будь покоен, за этим дело не станет. Хоть завтра я могу посвятить
тебя в рыцари.
- Ты?!
- Ну да. А что тут такого? В конце концов, я графиня Нарбоннская,
один из пэров Галлии, и мне уже шестнадцать лет.
- Это что, шутка? - спросил Этьен.
- Конечно, шутка, - сказала Бланка. - Я же не хочу, чтобы придворные
насмешники измывались над тобой: дескать, заслужил рыцарские шпоры в
постели. А если без шуток, то я попрошу кузена Аквитанского. Мы с ним
добрые друзья, и он не откажет мне в этой услуге.
Монтини пристально посмотрел ей в глаза.
- А знаешь, дорогая, такой очаровательной женщине как ты опасно
обращаться к Красавчику за услугой. Глядишь, он потребует благодарности -
на свой манер.
И они весело расхохотались.
9. ПОРУГАННАЯ
После ухода Габриеля Матильда долго лежала на кровати, тупо
уставившись невидящим взглядом в потолок. Ее охватило какое-то жуткое
оцепенение. Ей отчаянно хотелось заплакать, но, несмотря на все старания,
глаза ее оставались сухими, она не могла выдавить из себя ни единой
слезинки. Тугой комок, что подступил было к горлу, так и застрял там
намертво, не желая ни возвращаться обратно, ни вырываться наружу, и от
этого на сердце ей становилось еще горче, еще тяжелее.
Прошло довольно много времени, прежде чем Матильде удалось стряхнуть
оцепенение. Она села в постели и медленно, будто в трансе, принялась
сбрасывать с себя измятую, местами разорванную одежду. Раздевшись донага,
Матильда тщательно вытерла кровь - и лишь тогда комок в ее горле, наконец,
подался, слезы брызнули из ее глаз, и она безудержно зарыдала, горько
оплакивая свою поруганную невинность, свои разрушенные иллюзии, свои
безжалостно растоптанные мечты...
Когда начал заниматься рассвет, Матильда, выплакав все слезы и оттого
немного успокоившись, встала с постели, надела на себя чистую нижнюю
рубаху и длинный пеньюар, вступила босыми ногами в тапочки и торопливо
покинула комнату. Она больше не могла оставаться там, где над ней так
жестоко наглумились, ей было страшно наедине со своими мыслями, и она
решила пойти к Маргарите. Матильда знала, что накануне принцесса
рассорилась с Рикардом, и посему надеялась застать ее в спальне одну или,
в худшем случае, с Констанцей де Арагон. В последние два года Маргарита
плохо засыпала сама и обычно, когда у нее не было мужчин, брала к себе в
