Бланка была занята. Вот уже третий час кряду она, пуская в ход все
свои чары и доводы здравого смысла, тщетно пыталась убедить Габриеля в
пагубности его брака с Матильдой. Как с самодовольной ухмылкой поведал
Этьен, подслушивавший их разговор, дело явно шло к поражению Бланки.
Раздосадованный Филипп еле сдержался, чтобы не врезать Монтини по его
ухмыляющейся физиономии (Вот сукин сын! Лишь о себе печется!), и
отправился на розыски Эрнана, но вместо него нашел только его камердинера
Жакомо, который сообщил, что Шатофьер, прихватив с собой Симона, поехал
осмотреть ристалище и там немного поразмяться.
Тогда-то Филипп и вспомнил, что должен установить возле отведенного
ему шатра на ристалище свой щит с гербом и собственноручно поднять свое
знамя, тем самым засвидетельствовав, что он, как рыцарь-зачинщик, уже
прибыл на турнир и готов сразиться с любым посвященным рыцарем. Недолго
думая, Филипп решил воспользоваться удобным случаем, чтобы совместить
полезное с приятным - выполнить необходимые формальности и увидеться с
друзьями.
По пути к ристалищу он отпустил поводья лошади, предоставив ей не
спеша следовать за слугами, а сам, мерно покачиваясь в седле, приступил к
чтению только что полученной копии регламента состязаний, из коего
следовало, что праздничный турнир по случаю восемнадцатилетия наследной
принцессы Наварры начнется утром 5 сентября "на ристалище в ложбине, близ
славного города Памплоны" и продолжится четыре дня. Филипп бегло
просмотрел перечень предполагаемых ратных забав, особо отметив про себя
весьма экзотическую охоту за сарацинами (Альфонсо Кастильский обещал
привезти с собой два десятка плененных мавританских воинов), и вернулся к
первому дню состязаний, когда в единоборствах с копьями и в тяжелых
доспехах будет разыгрываться корона короля турнира. В этом виде Филипп в
числе рыцарей-зачинщиков. Кроме него зачинщиками были также граф Александр
Бискайский, граф Тибальд Шампанский, граф Педро Оска, принц Эрик, младший
сын датского короля, барон Ричард Гамильтон и рыцарь Гуго фон Клипенштейн,
по прозвищу Гроза Сарацинов (слово "бакалавр" после имени Клипенштейна
было зачеркнуто, а рядом, другим почерком, была сделана приписка:
"командор; прецептор Аквитанский достославного ордена Храма Сионского").
Вечером накануне турнира среди рыцарей, изъявивших желание сразиться
с зачинщиками, должна состояться жеребьевка, призванная определить, в
каком порядке они будут вызывать зачинщиков на поединок. А если желающих
окажется больше тридцати пяти, то жребий отсеет лишних - так, чтобы каждый
зачинщик сразился с пятью противниками, после чего маршалы турнира
определят четверку сильнейших рыцарей, которые затем разыграют между собой
венец победителя.
У Филиппа был добавочный стимул стремиться к победе, и не столько из
тщеславия, сколько потому, что королю турнира предоставлялось право
выбрать королеву любви и красоты - а он не хотел, чтобы Маргариту выбрал
кто-нибудь другой, тем более после того, как она согласилась выйти за него
замуж. Кстати сказать, с выбором королевы любви и красоты наваррский
король попал в весьма затруднительное положение. Согласно традиции, этот
почетный титул принадлежал самой знатной из присутствовавших на турнире
дам и девиц, обычно жене устроителя, либо старшей его дочери, либо жене
старшего его сына. Так, в бытность Филиппа в Кастилии на королевских
турнирах место в украшенной гирляндами цветов ложе занимали поочередно
Констанца Орсини, жена Альфонсо, и Бланка. По логике вещей, королевой на
предстоящем турнире должна была стать Маргарита (ведь и турнир-то
устраивался в ее честь). Но, с другой стороны, на празднествах ожидалось
присутствие двух королев - Галлии и Кастилии, и пяти принцесс -
королевских дочерей - Бланки Кастильской, Элеоноры Кастильской, Изабеллы
Арагонской, жены наследного принца Франции, Марии Арагонской, жены
Фернандо Уэльвы, младшего брата кастильского короля, и Анны Юлии Римской,
дочери императора. При этих обстоятельствах дон Александр со свойственной
ему деликатностью не отважился назначить свою дочь королевой, с самого
начала поставив ее как бы выше других дам и девиц, не менее знатных и
могущественных, чем она, и решил поступить в лучших традициях рыцарских
романов - переложить бремя выбора на будущего короля турнира. Он был
уверен, что кто бы не вышел победителем (а что победит зачинщик, он не
сомневался), королевой будет избрана Маргарита: Ричард Гамильтон и Гуго
фон Клипенштейн, как истые рыцари, поступят так из уважения к хозяину
празднеств, Филипп, Тибальд Шампанский, Педро Оска и Эрик Датский
претендуют на ее руку; а графу Бискайскому лавры сильнейшего не угрожали -
он был хорошим полководцем, но никудышным бойцом, и король принуждал его к
участию в турнирах лишь в тайной надежде, что когда-нибудь он серьезно
покалечится.
На месте предстоящих баталий лихорадочно кипела подготовительная
работа. Плотники сооружали помост для почетных гостей и сколачивали на
близлежащих холмах временные трибуны для мелкопоместного дворянства и
плебса, на самом ристалище косари скашивали высокую траву, а землекопы
разравнивали бугры и затаптывали землей рытвины.
Роскошные шатры зачинщиков уже были возведены; возле каждого из них
был установлен деревянный навес с яслями для коней. Подъезжая к своему
шатру, Филипп внимательно оглядывался по сторонам в надежде увидеть
друзей, но на ристалище не было ни единого всадника - лишь только рабочие
да гурьба ребятишек из окрестных сел.
- Вот черт! - раздосадовано произнес он, слезая с лошади. -
Разминулись все-таки.
Оруженосец развернул знамя Гаскони - золотые оковы на лазоревом поле
- и при помощи двух слуг поднял его над шатром. Филипп ничего не делал,
лишь наблюдал за их работой, но его присутствие при сием действе было
обязательно - на турнирном жаргоне это называлось поднимать
собственноручно. Затем на специальной жерди справа от входа в шатер был
укреплен щит с гербом, касаясь которого концом своего копья противники
должны вызывать Филиппа на поединок.
Когда все формальности были выполнены и Филипп уже собирался
трогаться в обратный путь, из небольшой рощицы, что начиналась шагах в
трехстах позади шатров, показались два всадника. Они во весь опор неслись
к нему, размахивая руками и что-то выкрикивая на ходу. Один из них,
могучего телосложения великан на громадном коне, был, несомненно, Эрнан.
Вторым всадником, чья лошадь, в сравнении с Шатофьеровым Байярдом, больше
походила на пони, оказался, как и следовало ожидать, Симон.
Друзья подъехали к Филиппу и спешились.
- Привет, соня! - загрохотал Эрнан. - Проспался, наконец?
- Говорят, ночью ты был у принцессы, - вставил свое словечко Симон. -
Ну и как, здорово развлекся?
Филипп содрогнулся.
- Ой! Не напоминай!
- Что, объелся?
- Да вроде того, - уклончиво ответил Филипп и решил переменить тему
разговора: - Так вы уже размялись?
- Да вроде того, - передразнил его Эрнан. - И даже чуток отдохнули в
той рощице. Этак самую малость... - Он сухо прокашлялся. - Черт! Жажда
замучила. Пожалуй, пора возвращаться.
Филипп это предвидел.
- Может быть, сначала перекусим? - с улыбкой спросил он.
- А? - оживился Эрнан. - У тебя есть еда?
- Естественно... Гоше, - велел он слуге, - занеси котомку в шатер...
Давайте войдем, ребята, укроемся от солнца. Вот жара-то адская, не правда
ли? Если такое будет твориться и во время турнира, дело дрянь.
- Гораздо хуже будет, если зарядит дождь, - заметил Эрнан, следом за
Симоном входя в шатер. - К жаре я привык в Палестине. А вот дождь...
Терпеть не могу, когда чавкает грязь под ногами лошадей.
- Кому как, - пожал плечами Филипп.
Внутри шатра они устроились на мягкой подстилке из соломы, накрытой
сверху плотной тканью, и принялись за еду. Филипп маленькими глотками
потягивал из бутылки вино и, добродушно усмехаясь, наблюдал, как его
друзья с громким чавканьем уписывали за обе щеки внушительные куски хорошо
прожаренного и обильно сдобренного пряностями мяса.
Наконец Эрнан удовлетворенно похлопал себя по животу и сыто отрыгнул.
- Очень даже неплохо, - проворчал он, отбросив в сторону пустую
бутылку и извлекая из котомки следующую. - Это, как я понимаю, наваррское.
Великолепное вино, нечего сказать.
- Гасконское лучше! - хором возразили Филипп и Симон, затем
недоуменно переглянулись и громко рассмеялись.
Эрнан тоже захохотал.
- Экие мне патриоты! У дураков, говорят, мысли сходятся.
Симон мигом унял свой смех.
- Ты меня обижаешь, Эрнан, - с оскорбленным видом произнес он.
- Это насчет чего?
- Насчет дураков, разумеется.
- А-а, понятно! - Шатофьер уже привык, что зачастую Симон принимает
шутки за чистую монету, и давно перестал этому удивляться. - Ты уж прости,
дружок, что я лишний раз напомнил тебе о твоем несчастье... Да, кстати,
Филипп, об обиде.
- О какой еще обиде?
- Твой будущий тесть, оказывается, пригласил в числе зачинщиков
Гамильтона.
- Ну и что? Судя по рассказам, Ричард Гамильтон - добрый рыцарь.
Эрнан состроил презрительную гримасу.
- Да уж, добрый! - негодующе фыркнул он. - Много хуже меня.
- Не спорю. Но это еще не значит...
- Значит!!! Почему он, почему не я?! Ведь я лучше, я сильнее! Какого
черта, спрашивается, король пригласил зачинщиком его, а не меня?
- Думаю, потому что он издалека...
- Шотландский выскочка!
- Выскочка, не выскочка, однако прославленный воин. - (Филипп решил
не бередить рану друга и умолчал о том, что поначалу король собирался
пригласить седьмым зачинщиком Шатофьера, но, получив письмо от Ричарда
Гамильтона, в котором тот изъявлял желание принять участие в турнире,
отдал предпочтение шотландцу). - Надеюсь, ты не упустишь случая доказать
свое превосходство над ним?
- Непременно! Я покажу этому сукину сыну, где раки зимуют.
- Между прочим, - Филипп извлек из-за отворота камзола копию
регламента. - Ты можешь записаться еще до жеребьевки - но только начиная с
третьего круга.
- Я уже записался, - ответил Эрнан. - Пятнадцатым.
- Не хочешь рисковать?
- Ха! Разве это риск? Это называется полагаться на случай. Когда
придет время бросать жребий, незабитыми останутся лишь четырнадцать первых
и, возможно, еще несколько последних мест - и на них будут претендовать не
менее полусотни рыцарей. А я не хочу, чтобы глупая случайность помешала
мне сразиться с Гамильтоном.
- Понятненько, - сказал Филипп. - Ну а ты, Симон, тоже записался?
- Да какой из меня рыцарь! - небрежно отмахнулся тот. - Впрочем, если
кто-то из вас возглавит одну из партий в общем турнире, я, конечно,
присоединюсь к нему... Ну, и еще попытаю счастья в охоте за сарацинами.
Эрнан усмехнулся и вновь запустил руку в котомку.
- Ай-ай-ай! - сокрушенно произнес он, вынимая последнюю бутылку. -
Осталась единственная и неповторимая.
- Не грусти, - утешил его Филипп и протянул ему свою, полную на две
трети. - На, возьми. С меня достаточно.
- И мою можешь взять, - добавил Симон. - Там осталась почти половина.
Шатофьер одобрительно хмыкнул.
- Вот и ладушки. Вы, ребята, настоящие друзья... Ну что ж, коль скоро
у меня есть что пить, я, пожалуй, побуду здесь до приезда императора.
Передайте Жакомо...
- Это излишне. Август Юлий изменил свои планы. Он прибывает завтра
утром.
- Ах, так! Тем лучше. Тогда я чуток сосну в твоем шатре, не
