благопристойности и чистоте помыслов, оскверняет все, к чему ни
прикоснется его зловонное дыхание. Именно ханжество является виновником
многих извращений. Человеку, убежденному в низменности всего плотского,
иной раз бывает легче переступить грань, разделяющую естественное и
противоествественное, хотя бы потому, что он не всегда замечает ее.
- Полностью согласен с вами, кузина, - кивнул Филипп. - Я всецело
разделяю ваше мнение о ханжестве - однако речь сейчас не о том. Кроме
ханжеских правил приличия, существуют еще вполне разумные, обоснованные
нормы человеческого поведения и общения; если хотите, можете назвать их
правилами хорошего вкуса, так как они скорее из области эстетики, нежели
этики. Иногда бывает полезно умолчать кое о чем - и не ради некой
абстрактной благопристойности, а из соображений... как бы это назвать?..
изящества, что ли. Есть вещи, о которых не стоит говорить напрямик, о них
следует предполагать и строить догадки. Порой даже самые приятные, самые
изумительные мысли, чувства, переживания, облеченные в слова, выглядят до
крайности пошло и банально.
- Понятно. А я уже испугалась, что вы станете читать мне мораль.
- Упаси бог, дорогая кузина! Я еще в своем уме. Кому-кому, но не мне
наставлять вас на путь истинный. Тем более, что у меня нет уверенности,
свернули ли вы вообще с этого пути.
- Гм... Наш господин епископ, пожалуй, не согласится с вами.
- А я, пожалуй, не соглашусь с вашим господином епископом. К счастью,
не ему решать, кто заслуживает Спасения, а кто - нет.
- Но Богу, - удрученно вздохнула Маргарита; ясный взгляд ее вмиг
потускнел.
Филипп в изумлении уставился на нее.
- Вот те на! Что это с вами? Вы боитесь гнева Господня?
Маргарита снова вздохнула.
- Иногда боюсь, - откровенно призналась она. - Главным образом по
вечерам, если ложусь спать одна. Подолгу думаю о своей бессмертной душе,
об адских муках, о чертях рогатых... Глупости, конечно... но страшно.
Филипп прищелкнул языком.
"Ну и ну! Кто бы мог подумать..."
- Не переживайте, кузина, - успокоил он ее. - Вам уготовлено место в
раю, поверьте мне на слово.
- А вам?
- Не знаю. Но если я и лишусь вечного блаженства, то уж никак не за
свое беспутство. Найдутся грехи посерьезнее.
- Стало быть, вы отрицаете существование греха сладострастия?
- Я убежден в НЕ СМЕРТНОСТИ этого ПРЕГРЕШЕНИЯ. И вообще: грех
плотский, грех первородный - все это чушь собачья.
Маргарита удивленно подняла брови.
- Вот как! Вы отвергаете Учение?
- Вовсе нет. Я лишь отвергаю некоторые его абсурдные постулаты. На
мой взгляд, авторы Священного Писания превратно истолковали истинное Слово
Божье. Не может Господь считать саму первопричину жизни в основе своей
греховной, не верю я в это. Говоря о плотском грехе, Он, безусловно,
подразумевал разного рода извращения.
- А что вы относите к извращениям?
- Всех извращений не счесть. Однако самое распространенное из них -
содомия.
Маргарита явно смутилась.
- Да? - несколько обескуражено произнесла она.
"Ах ты шалапутка!" - про себя усмехнулся Филипп.
- Я имею в виду мужеложцев, - уточнил он. - Насчет женщин я не так
уверен. Многие девчонки просто обожают нежничать друг с дружкой,
целоваться, ласкаться, спать в одной постельке - но в подавляющем
большинстве случаев это всего лишь невинные шалости... Гм, простите за
нескромный вопрос - вам что нравятся девочки?
- Да нет, что вы! Мне всегда нравились мальчики, похожие на девочек.
Вроде вас, дорогой мой кузен. Тут я полностью солидарна с незадачливым
доном Педро де Харой. Бедный, бедный дон Педро! Как жестоко он поплатился
за то, что осмелился поднять на вас влюбленный взгляд. Объект его
безответной страсти стал виновником его смерти - какая роскошная тема для
трагедии?
Филипп покраснел.
"Ну, Бланка, погоди! Если это ты разболтала..."
"Вот, получай!" - злорадствовала Маргарита.
- Так значит, кузен, вы отвергаете тезис об изначальной греховности
плоти?
- Начисто отвергаю. А утверждения, вроде "плоть от дьявола, душа от
Бога", я и вовсе расцениваю как богохульство. Ведь именно Господь сотворил
человеческую плоть и вдохнул в нее душу. Ерунда какая-то получается: по
образу и подобию Божьему - и вдруг от дьявола. Нет, и плоть, и душа даны
нам от Бога и, следовательно, изначально безгрешны.
- Но в таком случае, - заметила Маргарита, - непорочное зачатие Сына
Божьего теряет свой сакраментальный смысл.
- А я не уверен, что непорочное зачатие в самом деле имело место.
- Как?! Вы не верите в Сына Божьего?!
- Нет, почему же, верю.
- Однако вы отвергаете непорочность его зачатия.
- Не отвергаю, но подвергаю сомнению.
- И на каком основании?
- Мне думается, - шутя ответил Филипп, - что Господь Бог тоже
неравнодушен к плотским утехам.
Его слова возымели на Маргариту совершенно неожиданное действие.
Вместо того чтобы рассмеяться этой, как считал Филипп, весьма остроумной
шутке, она помрачнела, синева ее глаз приобрела свинцовый оттенок, словно
перед грозой. Затем, так же неожиданно, щеки ее вспыхнули алым румянцем, а
глаза возбужденно заблестели. Точно подброшенная пружиной, она проворно
соскочила с кровати на устланный коврами пол и крепко схватила Филиппа за
плечи.
- Вы что, издеваетесь надо мной?!
Он поднялся, не сводя с Маргариты озадаченного взгляда.
- Помилуйте, кузина! Как я могу...
- И тем не менее вы издеваетесь. Притом жестоко, безжалостно.
- Разве?
- Ведь вы хотите меня? Признавайтесь!
- О, милая Маргарита, - пылко прошептал Филипп, привлекая ее к себе.
- Если сам Всевышний не устоял перед Девой Марией, то где уж мне,
грешному. Ты так изумительна, что я...
Она запечатала его губы долгим и нежным поцелуем.
- Змея-искусительница! - сказал он, переведя дыхание. - Твоя рубашка
сводит меня с ума.
- Так ты не отрицаешь существование змея-искусителя?
- Теперь я убедился, что ОНА есть.
- Значит, ты любишь меня? - проворковала Маргарита.
- Да, люблю.
- Сильно любишь?
- Безумно люблю.
- Меня одну любишь?
- Ну, нет! - возмутился Филипп. - Это уж слишком.
В ответ Маргарита влепила ему пощечину.
- Да ты просто негодяй! Тупое, самодовольное ничтожество!
Филипп был немало удивлен таким взрывом искреннего негодования.
- Это почему?
- Да потому что Я люблю тебя, неблагодарный! - не выдержав, яростно
вскричала Маргарита. - Только тебя! Одного тебя!
"А ведь это похоже на правду!" - в упоении подумал Филипп и вместо
ответа сорвал с нее рубашку.
- Но она же сводит тебя с ума, - заметила Маргарита. Они были одного
роста и ее быстрое дыхание обжигало его лицо.
- От твоего восхитительного тела я дурею еще больше, милочка. - Он
склонил голову и игриво схватил зубами ее плечо. - Сладкая ты моя! Сейчас
я тебя съем.
- Съешь? - томно улыбнулась она.
- Ну, если не съем, то уж наверняка зацелую.
- Давай, давай! Целуй меня, милый, целуй поскорее... побольше! Я так
люблю тебя, я так хочу тебя. О, как я хочу тебя! Я дурная, Господи, я
влюбилась! - С этими словами Маргарита повалилась на кровать, увлекая за
собой Филиппа.
"Вот ты даешь, Господи! - подумал он. - Она влюбилась..."
Это была последняя более или менее трезвая мысль Филиппа, после чего
страсть поглотила его целиком.
6. В ТИХОМ ОМУТЕ
Лишь через полчаса после ухода Филиппа Габриель, наконец, решился
продолжить свой путь. За это время он ничуть не успокоился, напротив - еще
больше возбудился и порядком растрепал свои волосы и одежду, когда
исступленно метался по галерее, обуреваемый самыми противоречивыми
чувствами.
На этаже было темно, хоть глаз выколи, поэтому Габриель извлек из
кармана огарок свечи и зажег ее от огнива. Затем, следуя указаниям
д'Обиака, подслушавшего их из разговора Филиппа с Матильдой, он пересек из
конца в конец длинный коридор и очутился в начале другого, по обе стороны
которого через каждый семь-восемь шагов выстроили в два ровных ряда двери,
ведущие в комнаты фрейлин.
Габриель отсчитал пятую дверь слева. К ее ручке была привязана
бантиком красная лента для волос - условный знак на тот случай, если
Филипп что-то напутает. Эта трогательная подробность лишь усилила
раздражение несчастного влюбленного.
- Вот бесстыжая! - зло пробормотал он. - Вот развратница!..
Повинуясь внезапному порыву, Габриель поставил на пол свечу,
дрожащими пальцами отвязал ленту и принялся покрывать ее жаркими
поцелуями.
"Боже, да я спятил! - в отчаянии думал юноша, прижимаясь губами к
тонкой полоске шелка, единственным достоинством которой было то, что она
помнила запах кожи и волос его любимой девушки. - В самом деле спятил...
Филипп был прав: не стоило мне сюда приходить. Зачем я здесь? На что я
надеюсь?.."
Горестные размышления Габриеля прервали приглушенные голоса за дверью
напротив. Он быстро сунул ленту в карман и пинком ноги погасил стоявший на
полу огарок, однако скрыться не успел. В следующее мгновение дверь
приоткрылась и в коридор выскользнул Симон де Бигор с зажженной свечой в
руке.
- Габриель! - изумленно воскликнул он. - Ты? Вот так сюрприз!
- Ради Бога, потише! - сквозь зубы прошипел Габриель. - Зачем
кричать? Пойдем, скорее!
Он схватил растерянного Симона за локоть и силой увлек его за собой.
- Что случилось, друг. Почему...
- Да помолчи ты, дубина!
Свернув за угол, Габриель остановился и лишь тогда отпустил руку
Симона.
- Что это с тобой? - в недоумении спросил тот. - Какого черта...
- А ты какого черта? Разорался, как на площади. Неровен час, девчонки
всполошатся и вызовут стражу.
Симон хмыкнул.
- Пожалуй, ты прав. Это я сглупил - незачем было кричать. Но
представь мое удивление, когда я увидел тебя... - Вдруг глаза его
округлились. - Батюшки! Так ты был у Матильды?
Краска бросилась Габриелю в лицо.
- Нет, не был, - сипло ответил он. - Ни у кого я не был.
- А почему же ты здесь?
- Ну... Собственно... Я только иду к ней.
- Да? - с сомнением произнес Симон. - Только идешь? В эту-то пору?
Брось дурить, друг. Придумай что-нибудь поубедительнее.
- А я не дурю. Я говорю то, что есть на самом деле, и не собираюсь
ничего придумывать.
- Так уж я тебе и поверил... Однако постой! - Он поднес свечу ближе к
Габриелю и смерил его изучающим взглядом. - Ну и ну! Всклоченные волосы,
раскрасневшееся лицо, потрепанная одежда - видать, одевался наскоро...
Ага, и вот еще что! - Прежде чем Габриель успел что-либо сообразить, Симон
вытянул из его кармана ленту, кончик которой неосмотрительно выглядывал
наружу. - Какая милая вещица! Подарок любви, верно? Только ее следует
носить на рукаве, а не в кармане. Или, еще лучше, связать бантиком и
приколоть к груди. Хочешь покажу?.. Нет, это потрясающе: ты отбил у
Филиппа девчонку! Вот здорово! Да он просто лопнет со злости!
Сконфуженный Габриель отобрал у Симона ленту, запихнул ее поглубже в
карман и растерянно пробормотал:
- Что за вздор ты несешь! Ничего такого не было...
- Так-таки и не было? - ухмыльнулся Симон. - Хватит заливать, друг,
меня не проведешь. Я вовсе не глупый, я все замечаю... Ну, и как она в
постели, хороша?.. Ах да, я же забыл, что это у тебя впервые. Тебе
понравилось?
- Прекрати! - даже не воскликнул, а скорее прорычал Габриель.
Симон озадаченно взглянул на него и пожал плечами.
