- Мне осточертела ваша лавочка, продолжал Дюруа - Сегодня я впервые
выступил на поприще журналистики, мне дали прекрасное место. Честь имею
кланяться.
С этими словами он удалился. Он отомстил.
Он вернулся в канцелярию, как обещал, и пожал руку бывшим своим сос-
луживцам, но они, боясь скомпрометировать себя, не сказали с ним и двух
слов, - через отворенную дверь им слышен был его разговор с начальником.
С жалованьем в кармане Дюруа вышел на улицу. Плотно и вкусно позавт-
ракав в уже знакомом ему хорошем и недорогом ресторане, купив еще один
номер "Французской жизни" и оставив его на столике, он обошел несколько
магазинов и накупил всякой всячины; безделушки эти были ему совсем не
нужны, но он испытывал особое удовольствие, приказывая доставить их к
себе на квартиру и называя свое имя: "Жорж Дюруа". При этом он добавлял:
"Сотрудник "Французской жизни".
Однако, указав улицу и номер дома, он не забывал предупредить:
- Покупки оставьте у швейцара.
Время у него еще оставалось, и, зайдя в моментальную литографию, где
в присутствии клиента изготовлялись визитные карточки, он заказал себе
сотню, велев обозначить под фамилией свое новое звание.
Затем отправился в редакцию.
Форестье встретил его высокомерно, как встречают подчиненных.
- А, ты уже пришел? Отлично. У меня как раз есть для тебя несколько
поручений. Подожди минут десять. Мне надо кончить свои дела.
И он стал дописывать письмо.
На другом конце большого стола сидел маленький человечек, бледный,
рыхлый, одутловатый, с совершенно лысым, белым, лоснящимся черепом, и
что-то писал, по причине крайней близорукости уткнув нос в бумагу.
- Скажи, Сен-Потен, - спросил его Форестье, - в котором часу ты пой-
дешь брать интервью?
- В четыре.
- Возьми с собой Дюруа, вот этого молодого человека, что стоит перед
тобой, и открой ему тайну своего ремесла.
- Будет сделано.
- Принес продолжение статьи об Алжире? - обратился к своему приятелю
Форестье. - Начало имело большой успех.
- Нет, - сконфуженно пробормотал Дюруа, - я думал засесть за нее пос-
ле завтрака... но у меня было столько дел, что я никак не мог...
Форестье недовольно пожал плечами.
- Неаккуратностью ты можешь испортить себе карьеру. Старик Вальтер
рассчитывал на твой материал. Я ему скажу, что он будет готов завтра.
Если ты воображаешь, что можно ничего не делать и получать деньги, то ты
ошибаешься.
Помолчав, он прибавил:
- Надо ковать железо, пока горячо, черт возьми!
Сен-Потен встал.
- Я готов, - сказал он.
Форестье, прежде чем дать распоряжения, откинулся на спинку кресла и
принял почти торжественную позу.
- Так вот, - начал он, устремив взгляд на Дюруа - Два дня тому назад
к нам в Париж прибыли китайский генерал Ли Чэн фу и раджа Тапосахиб Ра-
мадерао Пали, - генерал остановился в "Континентале", раджа - в отеле
"Бристоль". Вам следует взять у них интервью, он повернулся лицом к
Сен-Потену:
- Не забудь главных пунктов, на которые я тебе указывал. Спроси у ге-
нерала и у раджи, что они думают о происках Англии на Дальнем Востоке, о
ее методах колонизации, об установленном ею образе правления, и питают
ли они надежду на вмешательство Европы и, в частности, Франции.
- Наших читателей крайне интересует отношение Индии и Китая к тем
вопросам, которые так волнуют в настоящее время общественное мнение, -
после некоторого молчания проговорил он, не обращаясь ни к кому в от-
дельности. - И, снова уставившись на Дюруа, добавил: - Понаблюдай за
тем, как будет действовать СенПотен, - это великолепный репортер, он те-
бе в пять минут выпотрошит кого угодно.
Затем он опять с важным видом взялся за перо, - он явно хотел поста-
вить своего бывшего однополчанина и нынешнего сослуживца в известные
рамки, указать ему надлежащее место.
Как только они вышли за порог, Сен-Потен со смехом сказал Дюруа:
- Вот кривляка! Ломается даже перед нами. Можно подумать, что он при-
нимает нас за своих читателей.
Они пошли по бульвару.
- Выпьем чего-нибудь? - предложил репортер.
- С удовольствием. Такая жара!
Они зашли в кафе и спросили прохладительного. И тут Сен-Потен разго-
ворился. Толкуя о редакционных делах и обо всем на свете, он выказывал
поразительную осведомленность:
- Патрон? Типичный еврей! А еврея, знаете, не переделаешь. Уж и на-
род!
Сен-Потен привел несколько ярких примеров скупости Вальтера, столь
характерной для сынов Израиля, грошовой экономии, мелкого торгашества,
унизительного выклянчивания скидок, описал все его ростовщические ухват-
ки.
- И при всем том славный малый, который ни во что не верит и всех во-
дит за нос. Его газета, официозная, католическая, либеральная, республи-
канская, орлеанистская, этот слоеный пирог, эта мелочная лавчонка нужна
ему только как вспомогательное средство для биржевых операций и всякого
рода иных предприятий. По этой части он не промах: зарабатывает миллионы
на акционерных обществах, у которых ни гроша за душой...
Сен-Потен болтал без умолку, величая Дюруа "дорогим другом".
- Между прочим, у этого сквалыги подчас срываются с языка чисто
бальзаковские словечки. На днях был такой случай: я, старая песочница
Норбер и новоявленный Дон Кихот - Риваль сидим, понимаете ли, у него в
кабинете, и вдруг входит наш управляющий Монтлен с известным всему Пари-
жу сафьяновым портфелем под мышкой. Вальтер воззрился на него и спраши-
вает: "Что нового? ", Монтлен простодушно отвечает: "Я только что упла-
тил долг за бумагу" - шестнадцать тысяч франков". Патрон подскочил на
месте от ужаса. "Что вы сказали?" - "Я уплатил господину Прива". - "Вы с
ума сошли!" - "Почему?" - "Почему... почему... почему..." Вальтер снял
очки, протер стекла, улыбнулся той плутоватой улыбкой, которая раздвига-
ет его толстые щеки, когда он собирается сказать что-нибудь ядовитое или
остроумное, и насмешливым, не допускающим возражений тоном сказал: "По-
чему? Потому что на этом деле мы могли получить скидку в четыре, а то и
в пять тысяч франков". Монтлен удивился: "Да как же, господин Вальтер,
ведь счета были в порядке, я их проверял, а вы принимали..." Тут патрон,
на этот раз уже серьезно, заметил: "Нельзя быть таким простаком. Запом-
ните, господин Монтлен, что сперва надо накапливать долги, а потом зак-
лючать полюбовные сделки". - Вскинув голову, Сен-Потен с видом знатока
добавил: - Ну что? Разве это не Бальзак?
Дюруа хотя и не читал Бальзака, тем не менее уверенно подтвердил:
- Да, черт возьми!
Госпожу Вальтер репортер назвал жирной индюшкой, Норбера де Варена -
старым неудачником, Риваля - бледной копией Фервака. Затем снова загово-
рил о Форестье.
- Этому просто повезло с женитьбой - только и всего.
- А что, в сущности, представляет собой его жена?
- О, это бестия, тонкая штучка! - потирая руки, ответил Сен-Поте, -
Любовница мышиного жеребчика Водрека, графа де Водрека, - это он дал ей
приданое и выдал замуж...
Дюруа вдруг ощутил озноб, какую-то нервную дрожь, ему хотелось выру-
гать этого болтуна, закатить ему пощечину. Но он лишь остановил его воп-
росом:
- Сен-Потен-это ваша настоящая фамилия?
- Нет, меня зовут Тома, - с наивным видом ответил тот. - Сен-Потеном
[1] меня окрестили в редакции.
- Сейчас, наверно, уже много времени, - заплатив за напитки, сказал
Дюруа, - а ведь нам еще предстоит посетить двух важных особ.
Сен-Потен расхохотался.
- Сразу видно, что вы человек неискушенный! Значит, вы полагаете, что
я в самом деле пойду спрашивать у индуса и китайца, что они думают об
Англии? Да я лучше их знаю, что они должны думать, чтобы угодить читате-
лям "Французской жизни". Я проинтервьюировал на своем веку пятьсот таких
китайцев, персов, индусов, чилийцев, японцев. По-моему, все они говорят
одно и то же. Следовательно, я должен взять свою статью о последнем из
наших гостей и переписать ее слово в слово. Придется только изменить за-
головок, имя, титул, возраст, состав свиты. Вот тут надо держать ухо
востро, не то "Фигаро" и "Голуа" живо уличат во вранье. Но у швейцаров
"Бристоля" и "Континенталя" я в пять минут получу об этом самые точные
сведения. Мы пройдем туда пешком и дорогой выкурим по сигаре. А с редак-
ции стребуем пять франков разъездных. Вот, дорогой мой, как поступают
люди практичные.
1. Сен-Потен-буквально: "святой сплетник" (франц.).
- При таких условиях быть репортером как будто бы выгодно? - спросил
Дюруа.
- Да, но выгоднее всего хроника, это - замаскированная реклама, - с
загадочным видом ответил СенПотен.
Они встали и пошли бульваром по направлению к церкви Мадлен.
- Знаете что, - вдруг сказал Сен-Потен, - если у вас есть какие-ни-
будь дела, то я вас не держу.
Пожав ему руку, Дюруа удалился.
Статья, которую он должен был написать вечером, не давала ему покою,
и он тут же, дорогой, принялся обдумывать ее. Он попытался припомнить
несколько анекдотов, привести в порядок свои наблюдения, мысли, сделать
некоторые выводы - и так незаметно дошел до конца Елисейских полей, где
ему лишь изредка попадались навстречу гуляющие, ибо в жаркие дни Париж
становится безлюдным.
Пообедав в винном погребке на площади Этуаль, возле Триумфальной ар-
ки, он медленным шагом двинулся по кольцу внешних бульваров и, придя до-
мой, сел за работу.
Но едва он увидел перед собой большой лист белой бумаги, как все, что
он успел накопить, улетучилось, самый мозг его словно испарился. Он ло-
вил обрывки воспоминаний, силился их удержать, но стоило ему ухватиться
за них, и они ускользали или же мелькали перед ним с головокружительной
быстротой, и он не знал, как их подать, что с ними делать, с чего на-
чать.
Просидев битый час и заполнив пять страниц вариантами первой фразы,
он сказал себе: "Я еще не наловчился. Придется взять еще один урок". И
при одной мысли о совместной работе с г-жой Форестье, о продолжительной
задушевной, интимной, столь приятной беседе с нею наедине его охватила
дрожь нетерпения. Боясь, что если он вновь примется за статью, то дело
неожиданно может пойти на лад, Дюруа поспешил лечь.
Утром он долго лежал в постели, предвкушая сладость предстоящего сви-
дания с г-жой Форестье и намеренно отдаляя его.
Был уже одиннадцатый час, когда он, подойдя к знакомой двери, нажал
кнопку звонка.
- Господин Форестье занят, - объявил слуга.
Дюруа упустил из виду, что супруг может оказаться дома. Тем не менее
он продолжал настаивать:
- Скажите, что я к нему по срочному делу.
Через пять минут он вошел в тот самый кабинет, где провел накануне
такое чудесное утро.
Журналист, в халате, в туфлях, в маленькой английской шапочке, что-то
писал, сидя в кресле, в котором вчера сидел Дюруа, а г-жа Форестье, в
том же белом пеньюаре, стояла, облокотившись на камин, и, с папиросой в
зубах, диктовала.
Дюруа остановился на пороге.
- Прошу прощения, я помешал вам?
Форестье злобно уставился на него.
- Что еще? - проворчал он. - Говори скорей, нам некогда.
- Нет, ничего, извини, - сконфуженно мямлил Дюруа.
Форестье рассвирепел.
- Да ну же, черт побери! Что ты тянешь? Ведь ты, надо полагать, вло-
мился ко мне не для того, чтобы иметь удовольствие сказать нам: "С доб-
рым утром"?
- Да нет... - преодолевая смущение, заговорил Дюруа. - Видишь ли, де-
ло в том, что у меня опять ничего не вышло со статьей... а ты... вы оба
были так добры прошлый раз... что я надеялся... я осмелился прийти...
- Ты просто издеваешься над людьми! - перебил его Форестье. - Ты,
очевидно, вообразил, что я буду за тебя работать, а ты будешь каждый ме-
сяц получать денежки. Ловко придумано, что и говорить!
Госпожа Форестье продолжала молча курить и все улыбалась загадочной
улыбкой, похожей на маску любезности, за которой таится ирония.
