- Представьте, я была еще в постели, - сказала она. - Как это мило с
вашей стороны, что вы пришли меня навестить! Я была уверена, что вы обо
мне забыли.
С сияющим лицом она протянула ему обе руки, и Дюруа, сразу почувство-
вав себя легко в этой скромной обстановке, взял их в свои и поцеловал
одну, как это сделал однажды при нем Норбер де Варен.
Госпожа де Марель усадила его.
- Как вы изменились! - оглядев его с ног до головы, воскликнула она.
- Вы явно похорошели. Париж идет вам на пользу. Ну, рассказывайте новос-
ти.
И они принялись болтать, точно старые знакомые, наслаждаясь этой вне-
запно возникшей простотой отношений, чувствуя, как идут от одного к дру-
гому токи интимности, приязни, доверия, благодаря которым два близких по
духу и по рождению существа в пять минут становятся друзьями.
Неожиданно г-жа де Марель прервала разговор.
- Как странно, что я так просто чувствую себя с вами, - с удивлением
заметила она. - Мне кажется, я знаю вас лет десять. Я убеждена, что мы
будем друзьями. Хотите?
- Разумеется, - ответил он.
Но его улыбка намекала на нечто большее.
Он находил, что она обольстительна в этом ярком и легком пеньюаре,
менее изящна, чем та, другая, в белом, менее женственна, не так нежна,
но зато более соблазнительна, более пикантна.
Госпожа Форестье с застывшей на ее лице благосклонной улыбкой, как бы
говорившей: "Вы мне нравитесь", и в то же время: "Берегитесь! ", притя-
гивавшей и вместе с тем отстранявшей его, - улыбкой, истинный смысл ко-
торой невозможно было понять, - вызывала желание броситься к ее ногам,
целовать тонкое кружево ее корсажа, упиваясь благоуханным теплом, исхо-
дившим от ее груди. Г-жа де Марель вызывала более грубое, более опреде-
ленное желание, от которого у него дрожали руки, когда под легким шелком
обрисовывалось ее тело.
Она болтала без умолку, по обыкновению приправляя свою речь непринуж-
денными остротами, - так мастеровой, применив особый прием, к удивлению
присутствующих, добивается успеха в работе, которая представлялась непо-
сильной другим Он слушал ее и думал: "Хорошо бы все это запомнить. Из ее
болтовни о событиях дня можно было бы составить потом великолепную па-
рижскую хронику".
Кто-то тихо, чуть слышно постучал в дверь.
- Войди, крошка! - крикнула г-жа де Марель.
Девочка, войдя, направилась прямо к Дюруа и протянула ему руку.
- Это настоящая победа, - прошептала изумленная мать. - Я не узнаю
Лорину.
Дюруа, поцеловав девочку и усадив рядом с собой, ласково и в то же
время серьезно начал расспрашивать ее, что она поделывала это время. Она
отвечала ему с важностью взрослой, нежным, как флейта, голоском.
На часах пробило три. Дюруа встал.
- Приходите почаще, - сказала г-жа де Марель, - будем с вами болтать,
как сегодня, я всегда вам рада. А почему вас больше не видно у Форестье?
- Да так, - ответил он. - Я был очень занят. Надеюсь, как-нибудь на
днях мы там встретимся.
И он вышел от нее, полный неясных, надежд.
Форестье он ни словом не обмолвился о своем визите.
Но он долго хранил воспоминание о нем, больше чем воспоминание, -
ощущение нереального, хотя и постоянного присутствия этой женщины. Ему
казалось, что он унес с собой частицу ее существа - внешний ее облик
стоял у него перед глазами, внутренний же, во всей пленительности, запе-
чатлелся у него в душе. Он жил под обаянием этого образа, как это бывает
порой, когда проведешь с любимым человеком несколько светлых мгновений.
Это некая странная одержимость - смутная, сокровенная, волнующая, восхи-
тительная в своей таинственности.
Вскоре он сделал ей второй визит.
Как только горничная провела его в гостиную, явилась Лорина. На этот
раз она уже не протянула ему руки, а подставила для поцелуя лобик.
- Мама просит вас подождать, - сказала Лорина. - Она выйдет через
четверть часа, она еще не одета. Я посижу с вами.
Церемонное обхождение Лорины забавляло Дюруа, и он сказал ей:
- Отлично, мадемуазель, я с большим удовольствием проведу с вами эти
четверть часа. Но только вы, пожалуйста, не думайте, что я человек
серьезный, - я играю по целым дням. А потому предлагаю вам поиграть в
кошку и мышку.
Девочка была поражена; она улыбнулась так, как улыбаются взрослые
женщины, когда они несколько шокированы и удивлены, и тихо сказала:
- В комнатах не играют.
- Это ко мне не относится, - возразил он. - Я играю везде. Ну, ловите
меня!
И он стал бегать вокруг стола, поддразнивая и подзадоривая Лорину, а
она шла за ним, не переставая улыбаться снисходительно учтивой улыбкой,
время от времени протягивала руку и дотрагивалась до него, но все еще не
решалась за ним бежать.
Он останавливался, присаживался на корточки, но стоило ей нереши-
тельными шажками подойти к нему, - и он, подпрыгнув, как чертик, выско-
чивший из коробочки, перелетал в противоположный конец гостиной. Это ее
смешило, в конце концов она не могла удержаться от смеха и, оживившись,
засеменила вдогонку, боязливо и радостно вскрикивая, когда ей казалось,
что он у нее в руках. Преграждая ей дорогу, он подставлял стул, она нес-
колько раз обегала его кругом, потом он бросал его и хватал другой Те-
перь Лорина, разрумянившаяся, увлеченная новой игрой, без устали носи-
лась по комнате и, следя за всеми его шалостями, хитростями и уловками,
по-детски бурно выражала свой восторг.
Вдруг, в ту самую минуту, когда она уже была уверена, что он от нее
не уйдет, Дюруа схватил ее на руки и, подняв до потолка, крикнул:
- Попалась!
Пытаясь вырваться, она болтала ногами и заливалась счастливым смехом.
Вошла г-жа де Марель и в полном изумлении остановилась.
- Боже мой, Лорина!.. Лорина играет... Да вы чародей, сударь...
Он опустил девочку на пол, поцеловал руку матери, и они сели, усадив
Лорину посередине Им хотелось поговорить, но Лорина, обычно такая молча-
ливая, была очень возбуждена и болтала не переставая, - в конце концов
пришлось выпроводить ее в детскую.
Она покорилась безропотно, но со слезами на глазах.
Когда они остались вдвоем, г-жа де Марель, понизив голос, сказала:
- Знаете что, у меня есть один грандиозный план, и я подумала о вас.
Дело вот в чем, я каждую неделю обедаю у Форестье и время от времени, в
свою очередь, приглашаю их в ресторан Я не люблю принимать у себя гос-
тей, я для этого не приспособлена, да и потом я ничего не смыслю ни в
стряпне, ни в домашнем хозяйстве, - ровным счетом ничего Я веду богемный
образ жизни. Так вот, время от времени я приглашаю их в ресторан, но
втроем - это не так весело, а мои знакомые им не компания. Все это я го-
ворю для того, чтобы объяснить свое не совсем обычное предложение Вы,
конечно, догадываетесь, что я прошу вас пообедать с нами, - мы соберемся
в кафе "Риш" в субботу в половине восьмого Вы знаете, где это?
Он с радостью согласился.
- Нас будет четверо, как раз две пары, - продолжала она. Эти пирушки
- большое развлечение для нас, женщин: ведь нам все это еще в диковинку.
На ней было темно-коричневое платье, оно кокетливо и вызывающе обтя-
гивало ее талию, бедра, плечи и грудь, и это несоответствие между утон-
ченной, изысканной элегантностью ее костюма и тем неприглядным зрелищем,
какое являла собой гостиная, почему-то приводило Дюруа в изумление, вы-
зывало в нем даже некоторое, непонятное ему самому, чувство неловкости.
Все, что было на ней надето, все, что облегало ее тело вплотную или
только прикасалось к нему, носило на себе отпечаток изящества и тонкого
вкуса, а до всего остального ей, по-видимому, не было никакого дела.
Он расстался с ней, сохранив, как и в прошлый раз, ощущение ее незри-
мого присутствия, порой доходившее до галлюцинаций. С возрастающим не-
терпением ожидал он назначенного дня.
Он опять взял напрокат фрак, - приобрести парадный костюм ему не поз-
воляли финансы, - и первый явился в ресторан за несколько минут до ус-
ловленного часа.
Его провели на третий этаж, в маленький, обитый красной материей ка-
бинет с единственным окном, выходившим на бульвар. На квадратном столи-
ке, накрытом на четыре прибора, белая скатерть блестела, как лакирован-
ная. Бокалы, серебро, грелки-все это весело сверкало, озаренное пламенем
двенадцати свечей, горевших в двух высоких канделябрах.
Перед окном росло дерево, и его листва в полосе яркого света, падав-
шего из отдельных кабинетов, казалась сплошным светло-зеленым пятном.
Дюруа сел на низкий диван, обитый, как и стены, красной материей, ос-
лабевшие пружины тотчас ушли внутрь, и ему почудилось, что он падает в
яму.
Неясный шум наполнял весь этот огромный дом, - тот слитный гул
больших ресторанов, который образуют быстрые, заглушенные коврами шаги
лакеев, снующих по коридору, звон серебра и посуды, скрип отворяемых на
мгновенье дверей и доносящиеся вслед за тем голоса посетителей, закупо-
ренных в тесных отдельных кабинетах.
Вошел Форестье и пожал ему руку с дружеской фамильярностью, какой он
никогда не проявлял по отношению к нему в редакции "Французской жизни".
- Дамы придут вместе, - сообщил он. - Люблю я эти обеды в ресторане!
Он осмотрел стол, погасил тускло мерцавший газовый рожок, закрыл одну
створку окна, чтобы оттуда не дуло, и, выбрав место, защищенное от
сквозняка, сказал:
- Мне надо очень беречься. Весь месяц я чувствовал себя сносно, а те-
перь опять стало хуже. Простудился я, вернее всего, во вторник, когда
выходил из театра.
Дверь отворилась, и в сопровождении метрдотеля вошли обе молодые жен-
щины в шляпках с опущенной вуалью, тихие, скромные, с тем очаровательным
в своей таинственности видом, какой всегда принимают дамы в подобных
местах, где каждое соседство и - каждая встреча внушают опасения.
Дюруа подошел к г-же Форестье, - она начала пенять ему за то, что он
у них не бывает.
- Да, да, я знаю, вы предпочитаете госпожу де Марель, - с улыбкой
взглянув на свою подругу, сказала она, - для нее у вас находится время.
Как только все уселись, метрдотель подал Форестье карту вин.
- Мужчины как хотят, - возбужденно заговорила г-жа де Марель, - а нам
принесите замороженного шампанского, самого лучшего сладкого шампанско-
го, - понимаете? - и больше ничего.
Когда метрдотель ушел, она заявила с нервным смешком:
- Сегодня я напьюсь. Мы устроим кутеж, настоящий кутеж.
Форестье, по-видимому, не слыхал, что она сказала.
- Ничего, если я закрою окно? - спросил он. - У меня уже несколько
дней болит грудь.
- Сделайте одолжение.
Он подошел к окну, захлопнул вторую створку и с прояснившимся, пове-
селевшим лицом сел за стол.
Жена его хранила молчание, - казалось, она была занята своими мыслями
Опустив глаза, она с загадочной и какой-то дразнящей улыбкой рассматри-
вала бокалы.
Подали остендские устрицы, крошечные жирные устрицы, похожие на ма-
ленькие уши, - они таяли во рту. точно соленые конфетки.
Затем подали суп, потом форель, розовую, как тело девушки, и началась
беседа.
Речь шла об одной скандальной истории, наделавшей много шуму: о про-
исшествии с некоей светской дамой, которую друг ее мужа застал в от-
дельном кабинете, где она ужинала с каким-то иностранным принцем.
Форестье от души смеялся над этим приключением, но дамы назвали пос-
тупок нескромного болтуна гнусным и подлым. Дюруа принял их сторону и
решительно заявил, что мужчина, кем бы он ни являлся в подобной истории
- главным действующим лицом, наперсником или случайным свидетелем, -
должен быть нем, как могила:
- Как чудесно было бы жить на свете, если б мы могли вполне доверять
друг другу, - воскликнул он - Часто, очень часто, почти всегда, женщину
останавливает только боязнь огласки. В самом деле, разве это не так? -
продолжал он с улыбкой - Какая женщина не поддалась бы мимолетному увле-
